— Конечно, это не «Волга», — сказал Бобка. — И даже не «Москвич»…
— Ты очень наблюдательный, — сказал Игорь. — Это типичный «Запорожец».
— Позови Олю, черт бы тебя побрал! — заорал я.
— Олю? — сказал Бобка. — Так ее нет. Она уехала… На «Москвиче», между прочим…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
И снова мы мчимся по шоссе. Мои приятели мрачно помалкивают. Лопнул ночлег на душистом сеновале и вечерняя зорька.
Вот что рассказал Бобка.
Неделю назад в Бабино завернул пыльный «Москвич-408» с москвичами. Три инженера-химика от кого-то прослышали, что на озере Добром хорошо берет лещ, и, сделав большой крюк, заехали. А вообще они путешествуют на машине по своему собственному маршруту. Один из них — владелец «Москвича» — изобретатель. Он подарил Бобке кусок вещества, легкого как пенопласт и крепкого как кость. Это он вместе с кем-то изобрел. Из этого материала, возможно, будут делать кузова автомобилей и даже корпуса речных судов.
Это все, конечно, замечательно, но с какой стати Оля поехала с этими инженерами в Печорский монастырь?
Шоссе плавится в косых лучах заходящего солнца. Остроконечные тени елей и сосен опрокидываются под машину. Стволы деревьев, высокие и ровные, объяты пламенем. Даже на иголках красноватый отблеск.
Над кромкой леса остановилось пухлое облако, как будто ему захотелось с высоты обозреть всю эту российскую благодать: широко и просторно раскинувшиеся на холмах сосновые леса, тихие и неподвижные озера в низинах, желтые, зеленые и красноватые, волнующиеся квадраты полей, медоносные поляны с клевером и ромашками, разбежавшееся под уклон накатанное шоссе и многое-многое другое, что только может увидеть ясное облако, приостановив на мгновение свое плавное движение.
В Печоры мы приехали в сумерках. У гостиницы и в переулках стояли разноцветные автобусы. Сверкал огнями единственный ресторан. Внизу, в глубоком овраге, неподвижным пластом дремал сизоватый туман. Окруженные старыми деревьями, из тумана торчали купола и маковки монастырских церквушек и часовен. Мощная крепостная стена с башнями огибала тихий заснувший монастырь.
Новенький «Москвич» цвета слоновой кости стоял недалеко от ресторана. Я почти впритык поставил разгоряченного «Запорожца». Рядом с красавцем «Москвичом» он выглядел жалко.
В ресторане почти все столики были заняты. Их я увидел сразу. Три молодых инженера и Оля. На столе много закусок, графин с водкой и бутылка шампанского.
Лица инженеров показались мне невыразительными, чем-то похожими одно на другое. И одеты они были одинаково: белые рубашки и пуловеры с вырезами на груди. Столичный стандарт.
Мы заняли только что освободившийся стол неподалеку от них. Игорь листал меню, а Уткин вертел головой, разглядывая присутствующих. Он увидел Олю и, заулыбавшись, вскочил было со стула, но я посадил его на место. Игорь удивленно посмотрел на нас.
— Теперь я понимаю, почему мы мчались сюда как угорелые, — сказал Аркадий.
Игорь тоже завертел головой во все стороны, и в конце концов взгляд его остановился на том столике, у самого окна, за которым сидела Оля.
— М-да, — протянул он.
— Ты что-то сказал? — спросил я.
— У меня нет слов, — сказал Игорь.
Я не успел ответить, потому что Оля увидела нас. В глазах удивление и радость. Она встала и, бросив своих кавалеров, подошла к нам.
— Вы здесь?! Невероятно!
— Мы были… — начал было Уткин, но я толкнул его в бок.
— Мы каждый год приезжаем сюда, — сказал я.
— Андрей собирается постричься в монахи, — прибавил Уткин. Игорь молчал. Он весь углубился в меню. Игорь в своем репертуаре. Теперь рта не раскроет.
Инженеры с беспокойством смотрели на наш столик. Я предложил Оле стул. Она села. Инженеры переглянулись и, сдвинув свои ученые головы, стали о чем-то совещаться.
— Мы были в монастыре, — затараторила Оля. — В пещерах, где жили монахи. А теперь они живут в кельях… Один седой совсем старичок строгал себе гроб…
— Там скучают… — кивнул я на соседний стол.
— Мальчики? Это Сева и два Володи… Вы надолго приехали?
— Как моим друзьям понравится, — лицемерно сказал я. — Это их идея.
Уткин наградил меня свирепым взглядом. Игорь лишь покачал головой.
— Вот что, — сказала Оля, — вас здесь долго не обслужат, пойдемте за наш стол.
— А почему бы и нет? — сказал Аркадий и первым поднялся. В его светлых глазах насмешка.
— Это мои друзья, — представила нас Оля.
Никто из нас не проявил инициативу пожать друг другу руки. Ограничившись сухими кивками, назвали свои имена. Оба Володи были немного похожи друг на друга, и я мысленно прозвал их Володя Первый и Володя Второй. Волосы у них были светлые, а у Всеволода — густые черные, с глянцевым блеском. Он старший в этой тройке. Ему и принадлежала машина. Это я почувствовал с первой минуты.
Мы раздобыли стулья и приставили к их столу. Не скажу, что наше появление доставило радость инженерам. Но, будучи людьми интеллигентными, они, подавив справедливую досаду, стали проявлять знаки внимания и улыбаться. Первый и Второй Володи улыбались одновременно, Всеволод позже. Он хотел быть самостоятельным. Наверное, они были хорошими ребятами, но по вполне понятной причине я был настроен против них. Немного позже, когда обстановка прояснилась, все мое внимание сосредоточилось на Всеволоде, потому что он был здесь главным действующим лицом и изо всех сил старался понравиться Оле. Обоим Володям Оля тоже была не безразлична, но они, видно, во всем привыкли уступать пальму первенства Всеволоду.
Мы мирно сидели за столом и беседовали.
В с е в о л о д. Сейчас что, вот шесть лет назад отрезок пути от Пскова до Ленинграда был непроходимым… У меня тогда была «Победа». Я не хочу сказать, что «Победа» плохая машина, напротив… Вы знаете, новый «Москвич» я покупал с опаской. Очень уж хрупкий кузов… А вы на какой машине приехали?
Он посмотрел на меня, нутром водителя угадав во мне шофера.
Я. Ну и как новый «Москвич»?
В с е в о л о д. Пока не жалуюсь.
О л я. Вы, наверное, голодные?
В о л о д я В т о р о й. Вот в Таллине обслуживают, я вам скажу…
У т к и н. А вы в Торонто были?
В с е в о л о д. Где?
У т к и н. А я был.
В о л о д я П е р в ы й. В Польше тоже прекрасно обслуживают.
У т к и н. А вы в Торонто были?
В с е в о л о д (сухо). Нет.
У т к и н. А я был. Прекрасный город.
В о л о д я В т о р о й. Вы уже говорили…
У т к и н. Я там был два раза.
Оля как-то странно смотрит на меня. Глаза у нее задумчивые и немножко отчаянные.
Не прошло и месяца, как мы расстались, но мне показалось, что она стала взрослее и еще красивее… Я вижу, какие пламенные взгляды бросает на нее Всеволод.
— Не пейте, — сказала ему Оля.
Всеволод налил рюмку и заверил, что это последняя.
— Я пошутила, — сказала Оля. — Мне безразлично, сколько вы пьете… Только не ругайтесь, не деритесь и не пойте песен.
— Я когда выпью, лезу целоваться, — сказал Уткин. — Учтите.
— А вы? — спросила Оля Овчинникова.
Игорь поспешно поставил рюмку, которую уже было поднес ко рту, и поднял глаза на Олю.
— Я громко храплю по ночам, — сказал он.
— Вы бы послушали, как храпит Сева…
Всеволод бросил на Володю Первого, который произнес эти слова, уничтожающий взгляд, и тот замолчал. Володя Второй — он в этот момент разрезал ножом семгу и ничего не видел — подхватил:
— Мы в него ночью тяжелыми предметами бросаем…
— Расскажи лучше, как ты креветками объелся… — перебил его Всеволод.
Оля смотрела на меня все тем же странным взглядом. Всеволод вдруг помрачнел.
Оля достала из сумки ручку и что-то нацарапала на бумажной салфетке. Положив свое послание на хлеб и прикрыв сверху сыром, она попросила Всеволода передать мне этот конспиративный бутерброд. Тот молча передал. Оля с улыбкой взглянула на него и сказала.
— Вы, Сева, не расстраивайтесь по пустякам… Не один вы на свете храпите. Игорь ведь не переживает?
— Это очень удобно — громко храпеть, — сказал Игорь. — В доме отдыха дают отдельную комнату… Не так ли, Сева?
— Я в дома отдыха не езжу, — мрачно ответил Сева.
В записке, которую я незаметно прочитал, было написано: «Андрей, милый, давай от них убежим!»
Когда за столом начали спорить о кинофильме «Война и мир», мы поднялись и ушли. Всеволод встрепенулся, посмотрел нам вслед и сказал:
— Сейчас кофе принесут…
— Нет, ты мне скажи, — говорил Уткин, — почему тебе Пьер Безухов не нравится?..
Мы молча идем по сумрачной улице. Сквозь листву виднеется бревенчатая крепостная стена. Оля держит меня за руку. Она идет быстро, почти бежит. Я тоже прибавляю шаг. А вокруг нас ворочается, колышется теплая ночь. Огромные деревья облиты лунным светом. Кажется, подуй ветер — и над селом поплывет серебристый звон. Это листья будут звенеть. Большие молчаливые автобусы стоят в переулках, как корабли в гавани. В кабине одного из них сидят парень и девушка. Доносится негромкая музыка.
