— Замшевую жилетку забыл, — подсказал я.
— Жилетку? Не пойдет, — ответил Сашка и стал перед зеркалом одеваться.
С Шурупом творится что-то непонятное: похудел, стал серьезным. Почти не улыбается. И что самое удивительное, у него аппетит пропал! Бывало, за ужином съедал банку шпрот и целый батон, а теперь, случалось, ложился спать вообще не поужинав. И долго не мог заснуть: ворочался и тяжко вздыхал. Эти перемены произошли с ним после поездки в Москву. Главную роль в будущем фильме Сашке не дали: нашелся другой артист — студент ВГИКа. Но я думаю, не из-за этого расстроился Шуруп. Каждый день он пишет письма Семеновой Л. Н., и даже телеграммы посылал, а она не очень-то балует Сашку письмами. Мне он ничего не рассказывает, а я не лезу к нему с расспросами.
— А ты чего сидишь? — спросил он.
— Я на банкет не приглашен, — сказал я.
— Такси ведь ждет! Быстро переодевайся…
— Может быть, ты сначала скажешь… — начал было я, но Сашка с трагическим выражением лица всплеснул руками.
— Сейчас все узнаешь… Надевай новый костюм. И ради бога, быстрее!
Пришлось слезть с подоконника и переодеться.
Мы сели в такси и поехали на вокзал. Это было совсем глупо: вокзал виден из нашего окна. Перейти дорогу, подняться на виадук — и мы на вокзале. А так придется объезжать вкруговую.
— Странная эта штука, жизнь… — сказал Шуруп. — Еще вчера я был…
И замолчал.
— Это точно, — осторожно заметил я, надеясь, что сейчас Шуруп приподнимет завесу таинственности.
— У каждого человека есть свои убеждения… — все в том же возвышенном тоне философствовал Сашка. — Но с годами убеждения меняются. И потом, они бывают ошибочны… Отсюда вывод: не будь твердокаменным. Твердокаменность — дорога к тупости.
— Что верно, то верно, — поддакнул я. Но Сашка не клюнул на мою удочку. Не расчувствовался. Только поглядел, который час.
На перроне обычная суета. Носильщики в белых фартуках катят тележки с чемоданами и узлами. И в этой суетливой и орущей толпе обращает на себя внимание невозмутимая и олимпийски спокойная фигура милиционера. Он не спеша шагает по перрону, и пассажиры обтекают его, как скалу в море. Углубленный в себя, он не смотрит на толпу. Возможно, он и не замечает ее. Он привык к этому шуму, как и голуби привыкли к паровозным гудкам и не пугаются, когда во всю мощь своей чугунной глотки заревет паровоз.
Я смотрю на милиционера и думаю: уж не потому ли он такой равнодушный, что ему обидно? Ведь он никого не встречает, не провожает. И никуда не поедет. Поезда приходят и уходят… А он все так же будет ходить по перрону, пока не кончится смена.
Сашка стоит у седьмого вагона и смотрит в тамбур. Когда мы повернули к вокзалу, я наконец сообразил, что мы едем встречать Семенову Л. Н. Из тамбура один за другим спускаются пассажиры. Что-то дрогнуло в Сашкином лице, и я с любопытством воззрился на тамбур. На ступеньке с округлым рябым чемоданом появилась девушка. Высокая, ростом, наверное, с Сашку. Это первое, что бросилось в глаза.
— Ну, где же ты? — сказала она, протягивая Шурупу чемодан. Потом обернулась: бравый капитан подал ей из тамбура большую картонную коробку, перевязанную шпагатом.
— Спасибо, — сказала она.
Капитан улыбался и с любопытством рассматривал нарядного Шурупа, который, впрочем, не обращал на него внимания. Сашка во все глаза смотрел на свою Семенову Л. Н.
— Это Андрей… — наконец догадался он представить меня.
— Мила, — сказала она и протянула руку.
Сашка взглянул на часы:
— Мы можем опоздать.
Я взял картонку, она была довольно увесистой, Сашка — чемодан, у Милы осталась белая сумочка. Весь этот багаж мы погрузили в такси. Мила уселась рядом с Шурупом, я впереди.
— Мне нравится ваш город, — сказала она, глядя в окно. — Я думала, это настоящая дыра… Какая милая аллейка! Я никогда не видела таких толстых лип.
Сашка улыбался, а я вежливо молчал.
— У вас речка есть? — продолжала она. — И пляж? Как жаль, что уже нельзя купаться. Я так люблю плавать…
— Вы надолго к нам? — спросил я.
Она с улыбкой посмотрела на Сашку. Мой приятель потерся щекой об ее плечо.
— Я думаю, что надолго, — вместо нее ответил он, глядя на дорогу.
Мы проскочили под железнодорожным мостом и выехали на главную улицу. Я думал, повернем к общежитию, но шофер поехал в город.
Такси остановилось у загса. Я понял, что затевается серьезное дело, но пока в моей голове еще не укладывалось, что Сашка вот сейчас, на моих глазах женится.
Шуруп и Мила впереди, а я, ошарашенный, сзади, вошли в светлую комнату. Молодой человек в черном костюме с треугольным кончиком безукоризненного носового платка подошел ко мне и, наклонив голову набок, сказал:
— Мы рады приветствовать вас в этих стенах.
Я что-то промямлил в ответ. Молодой человек улыбнулся и осторожно взял меня под руку.
— В этот ответственный для вас день…
— Почему для меня? — попятился я. — Для него… — кивнул я на Сашку.
Молодой человек шарахнулся к Шурупу, пробормотав: «Вот черт, обознался!»
— Бывает, приятель, — сказал я. С какой стати он принял меня за жениха?
Пока Мила прихорашивалась, я потянул Шурупа за рукав в угол.
— Ты что, спятил? — спросил я шепотом.
— Когда-нибудь надо, — сказал он.
— Я тебе задам наивный вопрос: ты ее любишь?
— А как же? — удивился Сашка. — Неужели не заметно?
— А она тебя?
— Раз приехала — любит… Еще вопросы будут?
— Вопросов нет, — сказал я. — Есть совет.
В этот момент раздался бархатный голос заведующей:
— Молодые, подойдите, пожалуйста, ко мне.
В руке у женщины авторучка, перед ней — заполненные на гербовой бумаге бланки. Молодой человек в строгом костюме держал в руках букет оранжевых цветов. Он радостно улыбался и старался не смотреть в мою сторону.
— Какой совет? — шепотом спросил Шуруп.
— Вот сейчас, не сходя с этого места, заори петухом…
— Что?
— Тебя примут за сумасшедшего и не зарегистрируют брак.
— Ну, знаешь… — сказал Сашка и поспешно зашагал к письменному столу, где его ждали будущая жена, толстая улыбающаяся женщина и молодой человек с оранжевыми цветами.
Я принимать участие в этой церемонии не пожелал. Впрочем, меня и не пригласили. Это был современный загс. Товарищи из горсовета учли критические замечания прессы и создали для желающих вступить в брак приличные условия.
Все это хорошо, но скоропалительная женитьба Сашки не внушала мне доверия. Ничего не скажешь, Мила смазливая и держится хорошо. Но ведь им обоим и сорока лет не будет. Нет, эта женитьба мне совсем не нравилась.
Когда мы вышли из загса, сияющая Мила, прижимая к груди цветы, сказала:
— Андрей, вы нас не поздравили?
— Поздравляю, — сказал я.
Через десять дней Мила должна возвратиться в Москву. Она учится в финансово-экономическом институте. Пятнадцатого октября у нее начало занятий. Молодым предстоит жить в разлуке три года. Ничего себе, веселенькая будет жизнь у Шурупа! А он, дурень, идет и радуется…
Они шли впереди, я на шаг сзади. Мне хотелось поскорее смыться.
— Когда же ты меня познакомишь со своим дедом? — спросила Мила.
— Дед будет в восторге, — сказал Сашка.
Я знал его деда и не разделял Сашкиного оптимизма.
— А вдруг я ему не понравлюсь? — кокетливо спросила Мила.
— Сегодняшний день будет самым радостным для деда, — сказал Сашка. — Автобус отправляется через два часа…
Значит, Сашка решил первую свадебную ночь провести в доме деда.
Я подумал, что сейчас самый подходящий момент оставить их вдвоем. Шуруп предложил пойти в ресторан, пообедать. Мила особенно не уговаривала. Мы решили отметить это торжество послезавтра, когда они вернутся в город, а сегодня, сказал я, у меня важные дела.
Когда молодожены, взявшись за руки, затерялись в толпе прохожих, я стал думать, как убить сегодняшний вечер.
Я проснулся от стука. Кто-то негромко, но настойчиво барабанил в окно. Луна заглядывала в комнату. Квадратный стол голубовато мерцал, блестела новенькая пепельница. Я взял с тумбочки часы и взглянул на циферблат: что-то около трех ночи. Кого это принесло в такое время?
Я подошел к окну и отодвинул занавеску. К своему удивлению, за стеклом я увидел бледное лицо Шурупа. Под деревом маячила еще одна фигура. Я бросился открывать и только в коридоре вспомнил, что на мне одни трусы. Отворил дверь и, увидев за Сашкиной спиной расстроенное лицо Милы, припустил по длинному коридору.
Когда они вошли, я был наспех одет. Даже успел на койку натянуть одеяло.
— Ты уже спишь? — спросил Сашка.
— Я уже не сплю, — ответил я, все еще не понимая, почему они здесь.
— Я замерзла, — сказала Мила. Она села на стул, вид у нее был несчастный.
