270. МАЯКОВСКИЙ
(Последняя ночь государства Российского)
Как смертникам жить им до утренних звезд,И тонет подвал, словно клипер.Из мраморных столиков сдвинут помост,И всех угощает гибель.Вертинский ломался, как арлекин,В ноздри вобрав кокаина,Офицеры, припудрясь, брали Б-Е-Р-Л-И-Н,Подбирая по буквам вина.Первое — пили борщи Бордо,Багрового, как революция,В бокалах бокастей, чем женщин бедро,Виноградки щипая с блюдца.Потом шли: эль, и ром, и ликер —Под маузером всё есть в буфете.Записывал переплативший сеньорЦифры полков на манжете.Офицеры знали — что продают.Россию. И нет России.Полки. И в полках на штыках разорвут.Честь. (Вы не смейтесь, Мессия.)Пустые до самого дна глазаЗнали, что ночи — остаток.И каждую рюмку — об шпоры, как залпВ осколки имперских статуй.Вошел человек огромный, как Петр,Петроградскую ночь стряхнувши,Пелена дождя ворвалась с ним.ПотОтрезвил капитанские туши.Вертинский кричал, как лунатик во сне:«Мой дом — это звезды и ветер…О черный, проклятый России снег —Я самый последний на свете…»Маяковский шагнул. Он мог быть убит.Но так, как берут бронепоезд,Воздвигнулся он на мраморе плитКак памятник и как повесть.Он так этой банде рявкнул: «Молчать!» —Что слышно стало: пуст город.И вдруг, словно эхо, в дале-е-еких ночахЕго поддержала «Аврора».
12 декабря 1939
271. БУДНИ
Мы стоим с тобою у окна,Смотрим мы на город предрассветный.Улица в снегу, как сон, мутна,Но в снегу мы видим взгляд ответный.
Этот взгляд немеркнущих огнейГорода, лежащего под нами,Он живет и ночью, как ручей,Что течет, невидимый, под льдами.
Думаю о дне, что к нам плыветОт востока, по маршруту станций.Принесет на крыльях самолетНовый день, как снег на крыльев глянце.
Наши будни не возьмет пыльца.Наши будни — это только дневка,Чтоб в бою похолодеть сердцам,Чтоб в бою нагрелися винтовки.
Чтоб десант повис орлом степей,Чтоб героем стал товарищ каждый,Чтобы мир стал больше и синей,Чтоб была на песни больше жажда.
1939?
272. ХЛЕБНИКОВ В 1921 ГОДУ
В глубине Украины,На заброшенной станции,Потерявшей название от немецкого снаряда,Возле умершей матери — черной и длинной —Окоченевала девочкаУ колючей ограды.
В привокзальном сквере лежали трупы;Она ела веточки и цветы,И в глазах ее, тоненьких и глупых,Возник бродяга из темноты.
В золу от костра,Розовую, даже голубую,Где сдваивались красные червячки,Из серой тюремной наволочкиОн вытряхнул бумаг охапку тугую.
А когда девочка прижаласьК овалуТеплого светаИ начала спать,Человек ушел — привычно устало,А огонь стихи начинал листать.
Но он, просвистанный, словно пулями роща,Белыми посаженный в сумасшедший дом,СжигалСвоиМарсианскиеОчи,Как сжег для ребенка свой лучший том.
Зрачки запавшие.Так медведиВ берлогу вжимаются до поры,Чтобы затравленнымиНапоследокПойти на рогатины и топоры.
Как своего достоинства версию,Смешок мещанскийОн взглядом ловил,Одетый в мешокС тремя отверстиями:Для прозрачных рук и для головы.
Его лицо, как бы кубистом высеченное:Углы косые скул,Глаза насквозь,ТемьНаполняла въямины,Под крышею волосИзлучалась мысль в года двухтысячные.
Бездомная, бесхлебная, бесплоднаяСудьба(Поскольку рецензентам верить) —ВотЭти строчки,Что обменяны на голод.Бессонницу рассветов — иНа смерть:(Следует любое стихотворение Хлебникова)
Апрель 1940
273. ДОЖДЬ
Дождь. И вертикальными столбамиДно земли таранила вода.И казалось, сдвинутся над намиСиние колонны навсегда.
Мы на дне глухого океана.Даже если б не было дождя,Проплывают птицы сквозь туманы,Плавниками черными водя.
И земля лежит как Атлантида,Скрытая морской травой лесов,И внутри кургана скифский идолМожет испугать чутливых псов.
И мое дыханье белой чашей,Пузырьками взвилося туда,Где висит и видит землю нашуНе открытая еще звезда.
Чтобы вынырнуть к поверхности, где мчитсяК нам, на дно, забрасывая свет,Заставляя сердце в ритм с ней биться,Древняя флотилия планет.
1940
274. ДУЭЛЬ
Вороны каркали, и гаркали грачи,Березы над весною, как врачиВ халатах узких. Пульс ручьев стучит.Как у щенка чумного.Закричи,Февраль! И перекрестные лучиПронзят тебя. И мукам той ночи —Над каждой строчкой бейся, — но учись. ……………………………Каждая строчка — это дуэль, —Площадка отмерена точно.И строчка на строчку — шинель на шинель,И скресты двух шпаг — рифмы строчек.И если верх — такая мысль,За которую сжегся Коперник,Ты не сможешь забыть, пусть в бреду приснись,Пусть пиши без бумаги и перьев.
Май 1940?
275. ДОСЛОВНАЯ РОДОСЛОВНАЯ
Как в строгой анкете —Скажу не таясь —Начинается самоеТакое:Мое родословное древо другое —Я темнейший грузинскийКнязь.Как в Коране —Книге дворянских деревьев —ПредначертаныЧешуйчатые имена,ИВетхие ветвиИ ветки древниеУпирались терниямиВ меня.Я немного скрывал этоВсе года,Что я актрисою-бабушкой — немец.Но я не тогда,А теперь и всегдаСчитаю себя лишь по внуку:Шарземец.ИсчерпатьИнвентарь грехов великих,Как открытку перед атакой,Спешу.Давайте же раскурим эту книгу —Я лучше новую напишу!Потому что я верю, и я без вериг:Я отшиб по звену и Ницше, и фронду,И пятьМатериков моих сжимаютсяКулаком Ротфронта.И теперь я по праву люблю Россию.
276. БЕЛОШИЦЫ
(Песня о Щорсе)
Дуют ветры дождевыеНад речной осокой.Щорса цепи боевыеДержат фронт широкий.Над хатами тучи дымаСмертельной отравы,Меж бойцами молодымиПобурели травы.За спиною батальонаБелошицка хаты,Где в заре огнистой тонутТополи крылаты.Крайний тополь в зорях ярыхПо грудь утопает…Из-за дыма, из-за яраБанда наступает.Загустело небо хмурью,Ветер всполошился…Пулеметчики ПетлюрыСтрочат Белошицы.За кустом, где листьев ворох,Щорс приникнул к «цейсу»,Больно руки жгут затворыУ красноармейцев.Шевеля со злобой просо,Пули ближе рылись…Пулеметчик вражий косит,Из окопа вылез.Туч лохматая папаха,Где лесок простерся…Кровью вышита рубахаКомандира Щорса.Дыма горькая отрава,Ветер опаленный…Щорс лежит на красных травах,Будто на знаменах.Поднята порывом местиШтурмовая лава!Имя Щорса звало песнейИ в глазах пылало.И пошли бойцы за песней,Щорсовы герои,Шли, смыкаясь строем теснымВ пулеметном вое,По росистому болоту,Сквозь огонь проклятый…Захлебнулись пулеметы —Петлюровцы смяты!Поскакали сквозь туманыДо Польши бандиты…На задымленной полянеЩорс лежит убитый.Грустный тополь наклонилсяСо знаменем вместе,Под которым Щорс рубилсяЗа Родину-песню.…Это имя в бой водило,Этот зов не стерся —Смелый голос командираНиколая Щорса!
277. ТВОРЧЕСТВО
