Моросил дождь. Шебеко вел машину осторожно. Успели к самому отходу поезда. Наскоро попрощались, Инга Казимировна пожелала сыну ни пуха ни пера. Мелькнуло в вагоне загорелое лицо Юры с белым пятном там, где была сбритая начисто несуразная мальчишеская борода.
И Инга Казимировна осталась наедине с Кириллом.
- Вот и проводили, - грустно сказала она.
- Все будет хорошо, - подбодрил ее Шебеко. - Сразу назад, в Зорянск?
- Нет, мне надо тут в одно место...
...Эксперт, кандидат наук, совсем еще молодой человек, разложил перед Ингой Казимировной множество фотографий.
- Чтобы исключить ошибки, я привлек для консультации профессора из нашего сельхозинститута, - сказал он. - С кафедры растениеводства.
- Очень хорошо, - кивнула Гранская. - И к какому же вы пришли выводу?
- Я хочу ознакомить вас с методой, - обстоятельно начал эксперт, словно не замечая нетерпения Гранской. - Сначала были сфотографированы кусочки почвы, извлеченные из углублений на подошве туфель. В разрезе. Он взял фотографию, направил на нее свет от сильной лампы. - Видите, явно прослеживаются разные слои.
- Да, - подтвердила следователь.
- Мы отделили их друг от друга. Теперь можно было проследить последовательность наслоений.
- То есть узнать последовательно, в каких местах побывал обладатель этих туфель? - уточнила Гранская.
- Совершенно верно. Состав первого слоя - легкая песчаная почва. Вкрапления пыльцы с цветов акации.
"Южноморск", - мелькнуло в голове Инги Казимировны.
Она вспомнила этот симпатичный курортный городок с акациевыми скверами, с ветрами, приносящими степной воздух, и песчаными пляжами.
- Дальше следует слой желтой глины. В нем мы обнаружили семена тополя с волокнами.
Он взял другую фотографию, на которой были обведены карандашом следы семян.
- Тополь, тополь... - задумалась Инга Казимировна.
И вдруг представила себе улицы и переулки, прилегающие к железной дороге в Зорянске. Там росло множество тополей, и, когда они отцветали, тротуары, как порошей, были устланы тополиным пухом.
Видя улыбку на лице следователя, эксперт положил рядом с фотографией с тополиными семенами другой снимок. На нем тоже были отмечены аналогичные семена.
- Это образец почвы из мешочка номер семь...
- Второй Железнодорожный переулок, - сказала Гранская. - Значит, Марчук там побывал.
- Двинемся дальше. - Эксперт взял несколько новых фотографий и положил их по паре: - Смотрите, частицы фекалий коровы...
- Навоз?
- Да, обыкновенный коровий навоз. Подошва исследуемых туфель соприкасалась с ним. И еще характерные особенности этого слоя - остатки, типичные для торфяников: частицы сгнившего мха-сфагнума и другое...
- Точно, верно, - кивала следователь.
Во дворе Зубцовых она обратила внимание на то, что земля под цветником была сдобрена торфом.
- Растения, - продолжал эксперт. - Семена турецкой гвоздики, пыльца цветов пиона и георгина.
"Выходит, из Второго Железнодорожного Марчук отправился к Зубцовым..."
- Это как-то согласуется с вашими предположениями? - спросил эксперт.
- Пока да.
И новая серия фотографий.
- Тут, по-моему, есть небольшая загадка, - сказал эксперт, беря в руки два снимка. - Я сначала не мог понять, что это такое. Частицы кожуры семян хлопчатника...
- Чего? - удивилась следователь.
- Хлопчатника. Видите, остатки хлопкового волокна. Частицы имеются и на подошве, и в образцах. - Он посмотрел на номер вещественного доказательства: - Восьмой мешочек.
- Это на шоссе! - воскликнула Гранская. - На том самом повороте!
Последнее заявление эксперта больше всего взволновало ее. Следовал вывод: Марчук действительно побывал на месте гибели Зубцова! Но не мог же он быть одновременно и в Южноморске?
- Странно, откуда в наших местах хлопок? - задумчиво произнес эксперт. - Овсяная полова, - ткнул он пальцем в отмеченное место на снимке, - это я понимаю...
- Да, там рядом поле с овсом, - вспомнила Гранская.
- Но вот хлопок... - он развел руками.
- Значит, можно с уверенностью утверждать, что Марчук был на двенадцатом километре шоссе? - Гранской еще раз хотелось услышать подтверждение этому чрезвычайно важному для следствия открытию.
- Разумеется, - сказал эксперт.
Из его дальнейших объяснений Инга Казимировна поняла, что Марчук не спускался вниз, в овраг, чтобы убедиться в смерти Зубцова (это предположение выдвигал Коршунов). Зато материалы исследования подтвердили, что с места аварии, возможно, преступник снова вернулся во Второй Железнодорожный переулок - это объективно зафиксировали снимки.
Картинка, как любила говорить Гранская, сложилась.
Теперь было известно, где и в какой последовательности побывал Марчук в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое июня.
- Вы просто маг! - не удержалась Инга Казимировна.
Она была готова расцеловать этого молоденького кандидата наук.
- Маг? - удивился он. - Ординарное исследование. Можно сказать, хрестоматийное... У меня будет к вам одна просьба...
- Ради бога! - откликнулась Гранская.
- Меня интересует вопрос, как в наши места попал хлопок. Это ведь не Средняя Азия... Не посчитайте за труд, позвоните, если разгадаете эту тайну, - широко улыбнулся эксперт.
- Непременно, - пообещала Гранская.
Когда она села в машину, Кирилл удивленно посмотрел на нее:
- Ты что это сияешь, как солнышко?
- В жизни следователя тоже бывают радости. Я имею в виду служебные...
* * *
Настроение Измайлова после возвращения из Рдянска не осталось незамеченным его сотрудниками. Правда, прокурор, как обычно, явился к девяти. Ознакомился с почтой, принесенной ему Вероникой Савельевной. Принял срочных посетителей. Казалось, он был спокоен и деловит. Но все же с ним явно что-то происходило. То вызвал секретаря и долго вспоминал зачем. Попросил ее заказать междугородный разговор с Хановеем, родиной жены, а потом отменил заказ. Просидел над простым ответом по поводу жалобы в газету битый час, тогда как обычно управлялся минут за десять пятнадцать. И что поразило Веронику Савельевну: в документе, который он дал для печатания на машинке, были ошибки и несогласованности. Никогда за Измайловым такого не наблюдалось, он всегда строго следил за стилем и грамотностью.
Вероника Савельевна призвала на помощь Ракитову, чтобы сообща поправить текст: указать прокурору на огрехи она не решилась.
Состояние начальника вслух не обсуждалось, хотя все знали (со слухов, заполонивших город), что у Измайлова неприятности. Слухи были такие, каким трудно было поверить: связался с какой-то женщиной, даже прижил с ней ребенка. Но и не поверить как будто было нельзя, потому что слухи якобы исходили из прокуратуры области.
Вот-вот должен был приехать бывший помощник прокурора Лосиноглебска Ермаков. И хотя сам Захар Петрович уведомлял своих сотрудников раньше, что Ермаков назначен его заместителем, они думали, что теперь, возможно, тот заменит Измайлова. Расставаться с Измайловым им не хотелось. Как говорится, сработались. А каким будет новый шеф, неизвестно.
Для городских сплетников подтверждением прокурорских неприятностей служил и отъезд его жены с сыном из Зорянска. До этого она говорила как будто, что в отпуск не поедет из-за неважного состояния здоровья мужа. И недомогание Измайлова было тоже поставлено под сомнение, мол, болезнь "дипломатическая".
Нужно сказать, что Захар Петрович, узнав от Межерицких об этих толках на его счет, не очень удивился. Кольнуло, конечно. Кому приятно, когда треплют твое имя? Но что можно было предпринять? Не будешь ведь рассказывать и доказывать каждому, что произошло на самом деле.
Больше всего мучило - как ко всему этому относятся работники горпрокуратуры. Он ощущал, что в коллективе воцарилась необычная обстановка: все жили в ожидании каких-то перемен. Пожалуй, только одна Гранская осталась прежней - та же независимость, общительность и юмор. Короче, вела себя в традициях доброго товарищества, но в то же время по-деловому, как это и было заведено с момента вступления Захара Петровича в должность прокурора города.
Что и говорить, все это изматывало нервы, больно ударяло по самолюбию. Но больше всего Измайлов опасался, как бы его теперешнее состояние и положение не отразилось на работе учреждения, руководителем которого он являлся, пусть и "пока", по словам Авдеева. Дело - вот чем он мог доказать себя, оно придавало сил, отвлекало от тяжких, порой невыносимых дум.
Во второй половине дня Измайлов зашел в кабинет к Ракитовой.
- Самсонов представил объяснительную записку? - спросил прокурор.
- Да, да. - Ракитова суетливо полезла в сейф, достала бумаги, схваченные скрепкой, и протянула Измайлову.
- От Самсонова, Пушкарева и Фатхулиной, - пояснила она.
- Всего-то? - удивился Захар Петрович, перебирая отпечатанные на машинке листы.
Каждое объяснение состояло из десяти - пятнадцати строк.
