Когда же шепот стих, молодой человек поставил печать на место и затаил дыхание, прислушиваясь. Золотая ручка повернулась, дверь отворилась, и вошел Лайонел, на ходу застегивающий рубашку.
Вильям окинул его быстрым взглядом, задержался на обнаженной груди и, ощутив толчок в сердце, в смятении отвел глаза. А брат перестал застегиваться, оставив ворот распахнутым на три пуговицы, и поинтересовался:
— Чем обязан?
Вильям нервно вцепился в подлокотники кресла и, стараясь не смотреть на брата, промолвил:
— Я был у Бесс и видел альбом с ее фотографиями. Принес тебе. — Он указал на стол.
Лайонел раскрыл альбом, пролистал его и, видно, не найдя его интересным, сел в кресло и принялся просматривать пропущенные звонки, порекомендовав:
— Продолжай.
— Я видел ее раньше множество раз и помню об этом.
Брат поощрительно кивнул.
— Разве это не странно? Сколько девочек жило и живет на нашей улице, почему же именно она?
— Метку нашел?
— Нет. — Вильям вздохнул. — Нет у нее никакой метки!
Лайонел вскинул брови.
— Это все?
Вильям замялся и нехотя признал:
— Есть еще кое-что…
— Да?
— Волк.
— Йоро?
— Нет, то чучело, которое Бесс притащила в день, когда ты встретил ее возле дома.
— И что?
Молодой человек коротко рассмеялся.
— Тут такое дело… Я хотел его немного развернуть, а его с места не сдвинуть!
— Как это? — наконец заинтересовался брат, подняв глаза от телефона.
Вильям развел руками.
— Он как будто прирос к полу, а его глаза… Все время, пока я там находился, меня не оставляло чувство, словно они наблюдают за мной. Так странно. Бесс — она иногда смотрит на него как на… как на…
— Живого? — подсказал Лайонел.
— Точно, — с облегчением покачал головой Вильям. Помолчал и нерешительно прибавил: — Я рассказал ей. О нас.
— Ну да, конечно, — презрительно скривился брат. — Разве ты мог иначе, ведь в глазах каждой смазливой девчонки ты должен выглядеть несчастной жертвой.
Молодой человек покосился на него.
— О, вижу, в своих воспоминаниях ты перевел Катю из разряда серых молей в разряд смазливых девчонок. Большая честь.
Лайонел швырнул в него альбом, проворчав:
— Ладно, не важно. Это твоя Бесс по каким-то непонятным причинам вошла в нашу жизнь…
— В нашу, — повторил Вильям с дразнящей улыбкой.
Брат не оценил его юмора и сухо продолжил:
— Девица непростая, все указывает на то, что она из Отмеченных. Бесстрашна, не болеет, у нее потрясающая память, девчонка хороша собой, ее представления о морали кощунственны, она задыхается в церкви, свечи от одного ее появления гаснут и превращаются в руках в воск. Однако метку ты не нашел.
Вильям подхватил:
— Еще ей нравится боль, риск, скорость, черный и красный цвета, вкусная еда, беспорядочные связи, деньги. Она равнодушна к мужской красоте, не испытывает обид, привязанностей, ей не бывает неловко. И она ничего не боится, кроме нежности и ласки.
— Просто душка, — криво усмехнулся Лайонел. — А невинности ее лишил в двенадцать лет какой-то уголовник.
Надолго в кабинете повисла тишина.
— Ну а что ее окружение? — полюбопытствовал брат. — Кого-нибудь особенно заметил?
— Нет. — Вильям откинул голову на спинку кресла. — Разве что этот парень…
— Какой?
— Максан, ее дружок детства.
— Что в нем особенного?
— Ничего, просто… мы виделись всего лишь пару раз, мне показалось, он не чувствует меня. Вернее чувствует, но иначе. Люди нас сторонятся, а этот сперва проявил дружелюбие, а потом агрессию.
— Стоп, — взмахнул рукой Лайонел, — вот тут поподробнее.
Вильям вкратце рассказал случай в баре и, видя, что брат задумался, предположил:
— Может, он был в состоянии аффекта, поэтому не среагировал сразу?
— Слишком много совпадений вокруг тебя! Я проверю парня.
— Не убивай его!
Ледяные глаза уставились на него.
— Это еще почему?
— Он дорог Бесс!
А это уже что-то новенькое. Сынам и дочерям дьявола никто не дорог.
Вильям провел ладонью по волосам.
— Ты можешь ошибаться. Не трогай парня, Лиза и так не хочет иметь со мной ничего общего.
От пристального взгляда брата ему стало не по себе, и он отвернулся. А Лайонел спросил:
— Ты испытываешь к ней нечто большее, чем похоть?
— Не знаю.
Брат посмотрел в потолок и задумчиво промолвил:
— А с Катей ты сразу определился в своих чувствах.
Да, — отрывисто согласился Вильямс — и ошибся.
Лайонел рассмеялся.
— Ты ошибся, но дьявол не ошибается никогда. Он уже трижды приходил к Кате.
Перед глазами возникла картина, увиденная в каморке слепой предсказательницы Даримы. Вильям моргнул, прогоняя этот образ, и спешно поднялся.
— Думаешь, старейшины правы? Катя бес?
На прекрасном лице брата между бровями возникла морщинка.
— Я не знаю, как иначе объяснить интерес к ней самого Люцифера! — признался он. — Вопрос остается открытым. Многие другие тоже…
— С Фарнезе что-нибудь прояснилось?
Лайонел взял телефон.
Георгий звонил, видимо, нашел того, кто готов снять блок с части сознания Фарнезе, где хранится нужная мне информация. — Брат поднес телефон к уху и, указав на дверь, бросил: — На днях Джонсон устраивает бал-маскарад, пригласи свою подружку.
— Это еще зачем? — взвился Вильям. — Она же… Лайонел отмахнулся, вновь указав на дверь, и, прежде чем заговорить с Георгием, прорычал:
— Приведи ее! Если Люцифер положил глаз на мою девочку, я хочу быть ближе к его.
Он лучезарно улыбнулся.
— Клянусь, без интима.
Сегодняшнее утро чем-то сильно отличалось от всех предыдущих в ее жизни. Бесс сидела на кровати, прижав к себе колени, и смотрела на серый туман, видневшийся в щелку приоткрытой балконной двери.
В комнату проникала утренняя сырость, а вместе с влажным воздухом тонкой струйкой в ноздри входила непонятная грусть и, проходя по горлу, тяжестью оседала где-то в области сердца.
Девушка посмотрела на соседнюю примятую подушку, на которой совсем недавно покоилась голова ее любовника. Она позволила ему остаться, уснула в его объятиях и не слышала, как ближе к рассвету тот ушел.
Бесс обхватила себя руками за плечи. С той минуты, как она выскочила из храма и ее охватила дрожь, у девушки возникло да так и осталось чувство, будто она не может согреться. Кожа оставалась прохладной, сколько бы ни растирала ее. По спине пробегали мурашки, к щекам приливал жар, и внутри творилось что-то необъяснимое. Казалось, произошло непоправимое, нечто страшное, похожее на смерть. Вот только смерть никогда раньше не пугала. Да что там — совсем не вызывала никаких эмоций, принималась как данность, и все.
