Он был женат.
Его молодую жену все – коллеги, друзья и родственники – звали Сашенька. Именно так, уменьшительно-ласкательно она когда-то представилась ему при знакомстве. Его позабавило такое… м-мм… отношение к самой себе, а потом он понял: да, именно Сашенька. Принципиально – Сашенька. Она не хотела взрослеть. Не хотела решать проблемы. Боялась жизни. Очень боялась, настолько, что… Впрочем, все, кто знал Владимира и дружил с ним, никогда не задевали эту болезненную тему. Ну, Сашенька – так Сашенька.
Ирина часто разговаривала с ней по телефону (Сашенька звонила мужу по любому поводу), точно так же обращаясь к ней. И лишь один раз увидела ее портрет. Говорят, дома у него их были сотни.
Владимир опубликовал на страницах журнала свой сезонный фотовернисаж. Была ранняя весна. Фотография жены вписалась в тему.
У Сашеньки на фотографии были совершенно медовые глаза, длинные волосы, вьющиеся, как у Эсмеральды, тонкие руки и накосо закушенная нижняя оттопыренная губка. Это был портрет абсолютной прелести, в нем было все: победительная очевидность красоты, таинственная женская история, оставшаяся за кадром, и грозовое предчувствие драмы.
…Примерно через два журнальных номера после того вернисажа Владимир вошел в их общий кабинет и коротко поприветствовал сидящую за столом Ирину, углубившуюся в чтение гранок. Он был чем-то расстроен, но держался спокойно, ничем себя не выдавая – вот только глаза были опущены и брови нахмурены:
– Привет…
Ирина по случаю жары была одета во что-то свободное, светлое, слегка сползающее на плечо и в такие же легкомысленные брючки-капри. Она запомнила с детальной точностью декорации того знаменательного дня. Стол был завален бумагами и, тоже по случаю жары, заставлен всеми атрибутами борьбы с высокими температурами: вентилятором, бутылкой минералки, полурастаявшим мороженым…
На столе у Владимира царил идеальный, немного «солдатский» порядок: компьютер, подставка для дискет, в пластиковых коробках – CD-диски. Ничего лишнего.
У Ирины – наоборот: кроме перечисленных предметов, на столе красовался компьютер, комнатные растения, женские журналы, календари нескольких видов и фасонов. На том, что висел за спиной, – размашистые пометки маркером: что сделать, с кем встретиться, у кого день рождения…
– Привет, – поздоровалась Ирина. – Опаздываешь, шеф уже интересовался, где ты.
Владимир потер ладонью лоб:
– Да было дело неотложное… А шеф просто так интересовался или сказал, зачем я ему?
Ирина пожала плечами:
– Что-то по поводу твоего репортажа из того агрогородка… Какая-то накладка с посевной.
– И что же – я что-то не так посеял? – иронично осведомился Владимир.
Ирина попыталась сосредоточиться на гранках, но не вышло:
– Слушай, спроси у него. Четвертый раз одну фразу читаю, не могу сосредоточиться. По-моему, ты все нормально посеял. В смысле, снял. Ну, разве что…
– Ну, разве – что? – была у него такая забавная манера задавать вопросы, переставляя смысловые ударения в словах собеседника.
Ирина пожала плечами:
– Володя, ты же знаешь, я большая поклонница твоего таланта…
Владимир сделал предупредительный жест рукой, с ироничным пафосом прервав Ирину:
– Не сейчас… Что не так? Да скажи ты, в самом деле, Иринка, – предупрежден – наполовину вооружен…
Ирина глянула вопросительно:
– Да чего тебе вооружаться – вы же друзья. Можно подумать, ты прямо испугался шефа. В общем… Бабуси его смутили… несколько. На фоне коттеджей… Типа, молодых почти нет, а бабок – ажно четверо…
Владимир оживился, ощутив прилив полемической энергии:
– Ах, бабуси ему не понравились… Ну, я что-то такое предвидел. Хотя… Ладно, пойду, разберусь… В этих бабках – вся суть. Если бы не бабки, то и коттеджей не было бы… никаких…
Как только Владимир вышел, раздался телефонный звонок. Ирина успела только поздороваться, а дальше вся обратилась в слух… Слушать пришлось долго: уже и Владимир возвратился… По его лицу было видно – победил.
А Ирина уже отвечала по телефону своим жизнерадостным позитивным голосом:
– Да, спасибо вам большое за такие слова. Спасибо. И вам всего доброго. Все-таки, как приятно… – поделилась она с Владимиром. – Вот, позвонила женщина, поблагодарила за статью «Дочки-матери». Сказала, что ей она очень помогла, семейный конфликт уладила. Не зря работаем, правда, Володя?
Ирина сделала паузу:
– Знаешь, как я свою рубрику называю? Не смейся только: «Носовой платок».
Владимир изобразил на лице недоумение:
– А чего тут смешного… Вещь нужная, многофункциональная. Знаковая, я бы сказал, вещь. Судьбоносная даже. Вот один, помнится, темнокожий военачальник в близкие к античности времена, будучи довольно счастливо женат на красивой блондинке из благородного рода…
Смешливая Ирина не выдержала – слушать этот велеречивый рассказ было смешно – и захихикала. Но быстро перестала – он же хотел ей высказать мнение о ее рубрике:
– Это ты про Отелло, да? Да, зря сказала, теперь задразнишь.
Но он, как начал ерничать, так и прекратил:
– И не подумаю. Мне сейчас самому платочек не помешал бы носовой. В переносном, конечно, смысле.
Ирина насторожилась:
– Случилось что-то?
Владимир кивнул, глядя в сторону:
– Случилось.
Его профессионально чуткая коллега спросила осторожно и недоверчиво:
– Что, неужели шеф разбор полетов учинил? Вроде так беззлобно спрашивал, где, мол, наш зоркий сокол?…
– С шефом все в порядке. Другое… Сашенька от меня ушла. Я сегодня документы на развод подал, – просто объяснил Володя.
Прикрыв рот ладошкой, Ирина прошептала:
– Прости, я не знала.
– Я и сам… долго ничего не знал… – внешне невозмутимый Владимир, похоже, решил ничем не выказывать своих чувств. Но Ирина, свято верившая в силу слова, спросила осторожно:
– Ты хочешь об этом поговорить?
Тут уж Владимир иронично усмехнулся в ответ:
– Где же я это уже слышал, раз двести пятьдесят?
Ирина не стала отпираться:
– В кино так часто говорят, в американском. Нет, я серьезно… Иногда нужно проблему… беду проговорить… Тогда она… уменьшится, что ли… Лучше всего рассказать кому-то случайному, как попутчику в поезде…
Ее собеседник все с той же ироничной улыбкой поинтересовался:
– Иринка, сама-то веришь?… Куда эта проблема денется?
Ирина помолчала:
– Верю. Хотя бы потому, что пережила что-то похожее.
Владимир промолчал. А Ирина продолжила, глядя куда-то в точку, которая видна была только ей.
– Тоже ничего не знала… Хотя… – она рассмеялась, – могла бы и догадаться! Видишь ли, в один прекрасный день у моего мужа родился ребенок.
Владимир, похоже, и впрямь заинтересовался:
– Да что ты говоришь… Так он у тебя уникум, биологический феномен.
Да, хотелось бы и ей посмеяться вместе с ним. Но Ирине не было смешно тогда, не было весело и сейчас:
– Да-да, можно и так сказать… Мне бы понаблюдательней быть, я бы сразу поняла, что к этому все дело идет. Знаешь, он пережил, кажется, все стадии беременности. Сначала как-то стал задумчив, молчалив, погрузился в себя… Настроение стало такое… нестабильное, вплоть до истерик. Опять же, отказ от секса… Аппетит испортился… Вот ну ничего не хотел! Правда, выпивал понемногу, закусывал острым: видимо, мучил токсикоз…
Владимир слушал Ирину внимательно, но смотрел не на нее, а на свои руки, лежащие на столе…
– А потом, когда ребенок родился, все прошло. Все прошло… И он мне с такой… затаенной радостью объявил, что у него родился сын. И что он от меня уходит.
Повисла пауза. Владимир молчал, Ирина тоже. Потом встряхнулась:
– Вот так. И знаешь, что я сделала?
– Что? Поговорила с попутчиком в метро? – спросил он.
– Нет, собеседника у меня никакого не оказалось, ни случайного, ни знакомого. И тогда я написала об этом очерк, не называя имен, и конечно, не выдавая, что история-то, на этот раз, моя собственная.
Владимир не торопил ее с рассказом. Помолчали.
– Мне пришло очень много писем. В каждом – исповедь. И я поняла, что не одинока. В смысле – не одна я такая.
