Сам Воронцов не спешит занимать водительское место. Он стоит у машины и задумчиво курит, глядя куда-то на другую сторону улицы, и лишь когда яркий огонёк доходит до фильтра, бросает окурок себе под ноги и втаптывает в асфальт.
Мы едем бесконечно долго. Молчим, конечно же. Я пытаюсь растормошить себя, выдавить хотя бы слово, ведь раньше мы могли без проблем говорить и говорить... Часами! Но сейчас в горле стоит ком с противными острыми шипами, который не даёт сделать даже полноценный вдох.
— Как давно тебя отпустили? — наконец, произношу я, нарушая тишину.
От досады думаю, что было бы неплохо, если бы Глеб включил радио, но он, кажется, намеренно этого не делает.
— Я звонил тебе в тот день. Почему не ответила?
Опускаю взгляд на свои пальцы, которые лежат на коленях. Ровный маникюр, матовый лак. Мама ежемесячно записывает меня к себе в салон, несмотря на мои протесты. Ей хочется, чтобы я ухаживала за собой, а мне плевать, как будут выглядеть мои ногти.
— Я собиралась перезвонить.
— Когда? — невесело усмехается Глеб.
— Возможно, завтра.
— М-м.
Не верит.
— Света сказала, что выйти из СИЗО тебе помог друг… Он… что ты должен ему?
— Пожизненное рабство, — пытается шутить Воронцов. — Ничего такого, Ник.
Я думаю о том, что он врёт. Пытается сгладить щекотливый вопрос или просто не хочет со мной делиться.
— Куда мы едем?
— А куда ты хочешь? — Глеб останавливается на светофоре, переводит взгляд на меня.
Я смотрю прямо и мну подол своего платья.
— Домой хочу.
— И где ты сейчас живёшь?
— Иногда у бабушки, иногда у мамы. Когда как…
— А Туман?
— Со мной кочует. Он вырос очень сильно. Кот-подросток. Правда, мебель дерёт. Никак отучить его не можем.
Перед глазами начинает маячить знакомый двор. Мы приехали к родительскому дому. На улице прилично стемнело, но яркие фонари всё ещё освещают наши лица.
Воронцов глушит двигатель, нервно ударяет ладонями по рулю и поворачивается в мою сторону.
— А теперь рассказывай, Ника, что произошло и какого хрена ты так ведёшь себя?
Его голос ледяной, злой и нетерпеливый. В этот самый момент я понимаю, что надо наконец признаться. Прямо сейчас. Это не страшно вроде бы. Два коротких слова, и Глеб навсегда исчезнет из моей жизни. Ну что он мне сделает? Возненавидит? Ударит? Толкнёт? Лучше бы физическая боль, чем душевная. Ею я сполна наелась.
— Глеб… Прости меня, пожалуйста. — Высохшие слёзы начинают вновь бежать по щекам. — Я тебя предала… с Ромой.
В салоне воцаряется мёртвая тишина, которая холодит сердце и кожу.
Я делаю шумный вздох, мысленно умоляя Глеба не молчать. Боже, да что со мной? Я давно для себя приняла тот факт, что мы не будем вместе ни при каких условиях! Тогда почему?.. Какого чёрта я сижу и тешу себя глупой надеждой?
— Ты сейчас с ним? — спрашивает Воронцов.
— Нет. Боже, нет…
Картинки жуткого прошлого не вовремя всплывают в моей голове, заставляя содрогнуться от ужаса. Чужие поцелуи, руки, мой сорвавшийся голос…
Я закрываю ладонями лицо и коротко всхлипываю. Воронцов барабанит пальцами по рулю и, громко выругавшись, достаёт из кармана пачку сигарет. Салон заполняет густой удушающий дым. К счастью, Глеб открывает окно и выпускает его наружу.
— Выходи, — цедит он.
Я убираю ладони от лица, украдкой смотрю на него. Челюсти крепко сжаты, глаза полыхают от ярости, а пальцы сжимают фильтр сигареты, делая его совсем плоским.
— Выходи, Ник. Домой иди. Я один хочу побыть.
— Хорошо…
Я тянусь к дверной ручке, но на мгновение застываю. Позже понимаю, что не зря. Сердцем чувствую, это не всё, что он должен сказать.
— Я тебе позвоню на днях, — произносит твёрдым голосом Глеб. — Сейчас я устал, ни хрена не хочу.
— Как скажешь…
— Трубку чтобы взяла. Второй раз я звонить не буду и приезжать тоже.
Я коротко киваю и спрыгиваю на землю. Несдержанно ойкаю, потому что ноги вновь подворачиваются, но Глеб даже не думает смотреть в мою сторону. Едва я захлопываю дверь, как он резко срывается с места и с рёвом покидает наш двор, оставляя после себя лишь пыльное облако.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 59
Дома я чувствую себя загнанным в клетку зверем. Мечусь из комнаты в комнату, места себе не нахожу! Страшно представить, насколько я изведу себя за эти дни, пока Глеб отойдёт и позвонит, чтобы поговорить. Да я с ума сойду! Хотя он, конечно же, вправе развернуться и навсегда из моей жизни уйти, но внутреннее чутьё шепчет мне, что Воронцов этого не сделает.
Услышав приглушённый звонок телефона, со всех ног бросаюсь в прихожую. Возможно, он хочет расставить все точки над і уже сегодня. Ещё не поздно! На часах только девять вечера. Я открываю сумочку, дрожащими от волнения руками достаю из внутреннего кармана вибрирующий телефон, беззвучно всхлипываю и оседаю на пол… На экране светится номер мамы.
— Ника с тобой всё в порядке? Ты где?
— Я уже дома, мам, — отвечаю безжизненным голосом. — Всё хорошо.
— Уверена? Может быть, мне приехать?
Я шумно втягиваю носом воздух и смотрю в потолок. Не хочу её видеть… Никого не хочу, кроме него.
— Нет, мне одной нормально. Веселись там, домой не торопись.
Мама несколько раз подряд задаёт один и тот же вопрос. Уверена ли я? Точно не нужно приезжать? Я каждый раз отвечаю одинаково, словно заведённая. Она успокаивается и кладёт трубку, а я беззвучно плачу и не в силах подняться с пола и снять с себя чёртово красное платье.
Туман лениво выходит из комнаты, тычется в меня мордочкой и жалобно мяукает. Перед отъездом я насыпала ему немного корма, он не должен быть голодным. Такое впечатление, что он меня чувствует… Я провожу рукой по пушистой переливающейся шёрстке, вытираю слёзы и поднимаюсь с пола. Снимаю с себя платье, переодеваюсь в домашнюю одежду, смываю с лица косметику и кое-как расчёсываю спутанные волосы.
Я пытаюсь себя отвлечь. Звоню Янке, Тане и даже бабуле. Разговариваю с ними на отвлечённые темы, только бы не думать о том, где сейчас Глеб. Катается на бешеной скорости за городом? Поехал к сестре? В бар? Встретился там с симпатичной девушкой и везёт её к себе домой? Он теперь свободен, это нормально, но мне от этих мыслей хочется выть...
Положив трубку после разговора с бабулей, достаю из шкафа джинсы и толстовку. Стены в квартире так сильно давят, что я решаю прогуляться по пустынным улицам. Попрощавшись с Туманом, накидываю на голову капюшон и выхожу из подъезда. В большом кармане толстовки крепко сжимаю телефон. Я всё ещё верю, что он позвонит. Зря, наверное… Но вдруг?
Слоняюсь по пустынным улицам, но мне ни на грамм не становится легче! Пространства больше, возможностей не сидеть на месте тоже, но в целом на душе так же тяжело, как и прежде.
Сверкает молния. Я поднимаю глаза к небу, кутаюсь в толстовку, но продолжаю идти прямо, совершенно не зная куда. Свернув в тёмный двор, откуда доносятся шумные голоса, даже не чувствую страха. На лавочке у подъезда сидят какие-то ребята, пьют пиво, курят и веселятся. Я думаю о том, что тоже была бы не против выпить чего покрепче. А вдруг полегчало бы?
— Эй! — Кто-то из парней громко свистит. — Иди к нам! Не бойся!
Это мне? Не знаю, но на всякий случай пячусь назад. Ввязываться в мутную компанию в моей ситуации — это верх глупости, поэтому я разворачиваюсь в противоположную сторону и быстрым шагом направляюсь к арке.
Едва выхожу из неё, как с неба начинают падать мелкие капли дождя. За мной никто не гонится, всё нормально. Возможно, обращались и не ко мне вовсе. В этом прикиде, что я сейчас, меня легко можно спутать с парнем.
Я продолжаю идти вперёд. По дороге встречаю влюблённую парочку, бомжей и даже полицию. Последние странно на меня косятся, но не останавливают.
Миную дворы, гаражный кооператив, спортплощадку, парк и рынок. Дождь усиливается, проникая под одежду, но в целом терпимо. Холода я не чувствую, только фантомное облегчение, остужающее мои эмоции.
