– Нет, не пойдем! – нахмурился он и вдруг, подхватив меня на руки, вместе со мной присел, одной рукой собрал нашу обувь и, легко встав, босиком же направился к лестнице… – Поедем!!!
Спрятав лицо на его груди, чтобы не видеть ехидных ухмылок и веселых улыбок отдыхающих, я млела от ощущения силы и надежности, исходящие от него, и умирала от нетерпения… И, стоило нам ввалиться в номер, как я спрыгнула с его рук, влетела в ванную и захлопнула за собой дверь…
…В номере горели свечи… шелест штор, развеваемых легким ветерком, создавали ощущение тихой музыки, а вид Олега, лежащего поперек разобранной кровати в одних пляжных шортах, заставлял подгибаться ноги, но до кровати я все-таки дошла… И еще нашла в себе силы спокойно сбросить с себя полотенце, как почувствовала, что схожу с ума: никогда бы не подумала, что в первую свою ночь с мужчиной смогу вцепиться в его шею и совершенно бесстыдно требовать поцелуя!
…Олег целовался зажмурившись… Начав с моих губ, он постепенно переместился на шею, потом добрался до плеч, груди, живота… Сказать, что я таяла, было бы неправдой: мне казалось, что я схожу с ума: каждую секунду этого безумия я старалась удержаться в рамках приличия! Мне хотелось его немедленно! Сейчас же! Сию же секунду! А этот садист оставался глух к моим желаниям!!! Нет, сказать, что он был холоден, я тоже не могу: я чувствовала его желание кожей, сердцем, душой, но это сладкое промедление меня просто убивало: я сжимала пальцы в кулак, чтобы не вцепиться в его шею ногтями, и сжимала зубы, чтобы не застонать от желания… А потом мои губы вдруг обожгло его губами и я почувствовала, что сейчас умру от удовольствия… Но и тут он оказался садистом: удержавшись на самом краю, я рвала душу еще невыносимо долго, до состояния, когда была готова заплакать от безумного, запредельного счастья… И заплакала… И еще… И еще…
А утром оказалось, что поспать мы как-то не успели, да собственно, и не очень хочется, и что при свете дня любить ничуть не хуже, чем ночью, – в общем, завтрак и обед прошел без нас… Зато на ужин мы практически побежали: если можно назвать мою походку чем-то, кроме слова «ползать», – есть хотелось безумно…
Ввалившись в первый попавшийся ресторанчик на набережной, мы заказали себе больше, чем могли съесть. И съели… Под удивленные взгляды официанта…
Потом пошли шарахаться по магазинам, то и дело останавливаясь в специально отведенных для поцелуев местах, то есть где попало… Что купили, я не помню: было не до этого… По-моему, какой-то сувенир Деду и бутылочку красного вина на ночь… И, кажется, цифровой фотоаппарат: Олег снимал меня на каждом углу, улыбаясь, рассматривал на дисплее получившиеся кадры и зажигательно смеялся… Я хохотала вместе с ним, стараясь не отпускать его руку ни на минуту…
Возвращаться в Москву не хотелось, но в понедельник меня ждала работа, да и Дед, брошенный нами в больнице, наверняка уже озверел от одиночества – в общем, в самолет мы садились, порядком взгрустнув… Весь перелет Маша рассматривала купленные мною сережки и колечко с сердечками и тихо вздыхала – они ей ужасно нравились, но «выбрасывать кучу денег на совершенно ненужные украшения» она считала лишним… А я не считал: мне с ней было настолько хорошо, что желание доставить ей еще немного радости буквально жгло мне душу… Я даже поймал себя на мысли, что больше не могу вспомнить лица Элли – в моем сердце не осталось места ни для кого, кроме этой скромной, застенчивой красавицы с большими карими глазами и пылким, ранимым сердцем. Я – влюбился! И мне это нравилось!!!
Шереметьево встретило нас низкой облачностью, промозглым ветром, дождем со снегом и слякотью… Настроение, и без того слегка подпорченное окончанием отдыха, упало еще больше… Быстренько пробежав по зеленому коридору, мы вышли в зал и тут я заметил Шурика, одного из водителей шефа, кого-то высматривающего в толпе прилетающих, и помахал ему рукой. Парень тут же сорвался с места и, не успев подойти, затараторил на ходу… За какие-то две секунды я узнал, что в Москве – минус два по Цельсию, что ночью будет до десяти мороза, что пробки на МКАДе просто жуткие, а резину он еще не переобул… Лишь в самом конце тирады он догадался сообщить, что послан шефом специально чтобы встретить меня и Машу, и должен, проводив нас домой, остаться в моем распоряжении до вечера…
Я приятно удивился и слегка задумался: раньше подобного внимания от Кириллова я не замечал… Но, решив, что от добра добра не ищут, решил задвинуть размышления по этому поводу в долгий ящик… Подхватив обе спортивные сумки и взяв девушку под руку, я быстрым шагом последовал за Шуриком к его «Вольво», стоящей прямо у выхода из аэропорта…
По дороге в город по просьбе Шурика позвонили Кириллову и доложились. Как ни странно, никаких вводных не поступило: шеф поздравил меня с возвращением и попросил завтра появиться в офисе чуть пораньше – часам к пяти. По возможности «в форме», то есть готовым на все. Я поблагодарил за машину, пообещал, что буду, и расслабился: у нас впереди ожидался еще один неплохой вечер…
Первым делом навестили Деда – бодрый, страшно довольный чем-то Наставник встретил нас в коридоре, куда его уже выпускали погулять. «Заживает как на собаке», – смущенно заметила Маша и была права: к тем лекарствам, которыми его пичкали врачи, Дед добавлял свои чудодейственные мази, отвары, колол себя иголками, к которым пристрастился за эти годы на Земле, много медитировал… Увидев нас, он расплылся в улыбке и, немножечко прихрамывая на одну ногу, засеменил нам навстречу…
Не успев дойти до палаты, Мерион гордо сообщил, что у него появилась дама сердца и что я просто обязан метнуться и купить ей какой-нибудь офигительный подарок, например очень ей нужную на работе микроволновую печь, так как за эти дни, что меня не было, он измучился от невозможности это сделать самому… Поручив Маше развлекать Деда, пришлось выбежать на улицу и вместе с умирающим от скуки Шуриком прогуляться до «М-Видео», расположенного в полукилометре от «Склифа», и купить самую навороченную из всех печей, представленных в этом магазине. Прихватив в подземном переходе через Садовое кольцо здоровенный букет роз, бутылочку шампанского и конфет для дамы его сердца, мы, ежась от пронизывающего ветра, практически бегом вернулись обратно. И вовремя: стоило мне доложить о выполненном поручении, как в палату вошел новый лечащий врач Учителя – рослая, белокурая, полногрудая женщина лет тридцати пяти – тридцати семи со смешинками в глазах и нахмуренными бровями. Попытка выставить вон нарушителей режима больного Тимофеева М. И. закончилась небольшой попойкой: шампанское было распито, конфеты уничтожены, розы приняты крайне благосклонно, а вот с микроволновкой возникли проблемы: брать ее Евгения отказалась наотрез. Мерион, расстроенный до глубины души, знаком попросил меня выйти из палаты, что мы с Машей с удовольствием и сделали. Вернувшись туда минут через пять, постарались не заржать: вид увлеченно целующегося с врачом Наставника был настолько непривычен, что я еле сдержал смех. Судя по сопению Маши – она тоже… Так как Евгения больше не возражала, мы рассудили, что недоразумение улажено, и, посидев еще полчасика, оставили их разбираться со своими чувствами…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
