— Очень хорошо сеньор Витале, — обрадовался военачальник, вытирая пот с лица, — видите, я даже сейчас потею, хотя довольно прохладно. Всё это чёртова влажность виновата!
Майя, меня не подвели, очень скоро ворота города открылись, оттуда показалось сначала около сотни паланкинов, которые добрались до того места, где я встречался с батабобом Ушмаля первый раз, и стали ожидать, видимо меня. Не став заставлять их ждать, я вернул забрало на место и отправился к майя. Оказалось, что все они участвовали в подписании договора, после проставления подписи на котором, мне начнут выносить драгоценности.
Собираясь уже возвращаться в строящийся лагерь, я заметил в одном из палантинов молодую девушку. Челюсть медленно поехала вниз.
«Так, Витале, остановись», — я попытался собрать мысли в кучу, но не мог, поскольку её красота была настолько необычной, что наверно это была самая красивая женщина, что я видел в жизни. Только пожалуй Ингеборга и две девушки на корабле, были близки к этому идеалу.
— Кто она? — я остановился и показал батабобу на заинтересовавшую меня девушку.
— Ин Наишь, дочь великого батабоба Нел Наишь, — ответил он, — он болеет, поэтому не смог приехать, прислав её.
— Я хочу ещё и её, — тыкнул я пальцем перчатки в девушку, — будет моей наложницей.
— Конечно, великий халач уинике, — он моментально мне поклонился, — ваше пожелание, будет выполнено.
Он крикнул и вскоре воины притащили на её же паланкине, кричащую и сопротивляющуюся девушку в мой лагерь, где на неё вытаращились все, как и я до этого. Только оказалось, по совершенно другой причине.
— Сеньор Витале, все их женщины, такие страшные? — один из офицеров ошарашенно смотрел на худощавую, стройную девушку лет восемнадцати, с кучей нефритовых украшений на лице, и расписанную краской так сильно, что даже пончо, скрывавшее её грудь, казалось нарисованным. Вот только никто из них, не видел похоже того, что видел я. Если её отмыть, снять украшения, которые были непривычны европейцам, одеть в нашу одежду, то девушка будет ослепительно красивой, симбионт даже мне представил в голове, насколько.
— Да, выбрал себе пострашнее, чтобы вы не завидовали, — легкомысленно ответил я, вызвав взрыв смеха с их стороны.
— Сеньор Витале, а что, там был выбор? — заинтересовался один из молодых офицеров.
— Да, только я выбрал для вас золото, — хмыкнул я, — или вы против?
Раздавшиеся возгласы тут же заверили меня, что золото — это идеальный выбор в любом случае и они все только его приветствуют, поскольку на него, смогут сами набрать себе дома сколь угодно много любых красавиц.
Вскоре из города стали на носилках выносить золотые и серебряные фигурки, посуду, драгоценности, оставляя это всё перед лагерем. С каждым часом горка всё росла и вскоре превратилась в нехилую такую горищу, с меня ростом и шириной в пять обхватов. Если я думал — это всё, то глубоко ошибался, поскольку рабы продолжали всё носить и носить, закончив только под утро. Когда с первыми лучами солнца, мы глянули на то, что получилось, глаза всех солдат и офицеров стали словно суповые блюдца.
— Эм-м-м, мы не унесём всё это, — промямлил сеньор Бароцци, вылезший из шатра и остановившийся рядом со мной.
— Да уж, пойду договариваться о носильщиках, — я покачал головой, — как-то это оказалось слишком много, даже для меня.
Военачальник покачал головой и перекрестил меня, когда я переоделся в доспехи и отправился к городу. Там было испугались, что я нарушу слово, но когда узнали, что я лишь прошу носильщиков, которые отнесут всё в мой постоянный лагерь, тут же обрадовались и дали требуемое, поскольку я их заверил, что мало того, что ухожу, так ещё и рабов верну им сразу, как только те освободятся, мне они были без надобности. Не прошло и полчаса, как мне выделили требуемое количество, вместе с носилками, а также воинов охранения, чтобы за ними присматривали и привели потом назад, так что уже через полчаса мы тронулись в обратный путь.
Глава 33
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
12 августа 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан
День рождения, привычно для меня, прошёл в дороге, только сеньор Бароцци и офицеры, зная о нём, а также моё нежелание чтобы об этом дне помнили, старательно делали вид, что первое августа просто обычный день. Лишь устроили вечером в дороге, пышный ужин, который конечно же ну никак не был связан с праздником, просто им так захотелось. Погрозив им кулаком, я тем не менее не стал отказываться и мы неплохо попировали, пустившись в путь, только в обед следующего дня. Туземка, которая отказывалась со мной разговаривать, всё время лишь хмурилась или кланялась, сидя на коленях, когда я проходил мимо, так что я решил поучить её смирению, и согнав с паланкина, заставил идти пешком рядом, вручив ещё и опахало, для того, чтобы она не просто так бездельничала. Уже через четыре часа, она свалилась от бессилия с дороги и её потащили на себе рабы, но зато вечером, она подползла ко мне на коленях и елейным тоном поинтересовалась, желает ли чего великий халач уинике. Я ответил, что конечно же желает и отправил её помогать на кухню к солдатам. Всю оставшуюся дорогу до Экаба, она всё так же шла пешком, а вечерами занималась самой чёрной работой, которую я только мог для неё найти. Воспитание через труд, оказалось чрезвычайно эффективным, так как она по вечерам, ложась спать на циновку на полу рядом с нашим шатром с сеньором Бароцци, тихо просила богов, чтобы они не были так жестоки к ней. Боги понятное дело были глухи к её мольбам, но зато мои просьбы отныне выполнялись моментально, без лишних вопросов и мыслей.
Прибыв в Экаб, я завёл её в постоянный дом сеньора Бароцци, где полностью раздел, и только она обрадовалась, что я наконец сменил гнев на милость, и готов воспользоваться ею, как женщиной, она даже легла в такую знакомую мне позу, что пришлось её огорчить и под слёзы и тихие завывания, снять все драгоценности и обрезать волосы. Парикмахер был из меня откровенно плохой, так что я обкорнал её как бог на душу положит. Симбионт пытался вмешаться в процесс, чтобы было ровнее, но я отказался и дал разгуляться своим рукам, хорошо если десятый раз в жизни, державшие местные корявые ножницы. Вручив зарёванной девушке мешочек с её платьем и вещами, я переодел её в мужской костюм и дождавшись ночи, всего с двумя матросами отвёл её к лодке, чтобы лично доставить на корабль.
— Всё юнг набираете себе из местного контингента? — хитро улыбнулся, разбуженный мной сеньор Джакопо, когда принёс от квартирмейстера, по моей просьбе, один комплект одежды для юнги. Я не хотел посвящать многих в свои тайны, а ему я по крайней мере немного доверял.
— У вас острый глаз сеньор Джакопо, — я покачал головой, — приучаю так сказать их к культуре мореплавания.
Он рассмеялся и узнав, что мне ничего больше не нужно, ушёл досыпать, а я снова выгнав Карло за дверь, ввёл в каюту новую постоялицу. Сонные девушки, увидев меня, тут же скатились с кровати, попадав голыми на пол.
— Господин вернулся! — они радостно посмотрели на меня, и недовольно, на нового «юнгу».
— Это Ин Наишь, — представил я её им, — не драться, не шалить, слушаться Карло. Если он только пожалуется на ваше плохое поведение, прикажу дать плетей. Ясно?
Обе, уже наученные горьким опытом, тут же закивали, но всё ещё злобно посматривали на вновь прибывшую, которая всё ещё не могла отойти оттого, что есть ещё двое местных в моих закромах.
— Знакомьтесь, развлекайтесь, мне пора, — простился я с ними и вышел к Карло.
— Судя по тем взглядам, что обе сестры кидают на новенькую, склок не миновать, — обратился я к внимательно слушающему меня офицеру, — так что разнимай, если нужно всыпь плетей. Если что более серьёзное, сам не лезь, пошли за мной.
— Всё сделаю сеньор Витале, — поклонился он, и вдруг смутился.
— Да Карло?
— А можно меня сменить сеньор Витале? — попросился он, — надо мной уже посмеиваются корабельные офицеры, называют любителем юнг.
