Обогнув пост охраны через джунгли, я окончательно измазался в грязи, зелёном липком соке лиан и на дорогу выполз и поднялся уже с огромным облегчением, опираясь на самодельный посох. Поднявшись во весь рост, я столкнулся взглядом с замершей на пути крестьянской семьёй с ребёнком, которые с круглыми от ужаса глазами смотрели на меня, вылезшего из леса.
Понимая, что если так и оставлю, они с воплями побегут к городу, я стукнул посохом о дорогу и звук заставил их вздрогнуть.
— Что, бога никогда не видели, что ли? — ворчливо спросил я их.
Глава семейства отрицательно покачал головой.
— Идите в город, принесите в жертву двух чёрных птиц и вы станете богатыми, — сказал я, поворачиваясь и идя своей дорогой. Когда на повороте я повернулся, чтобы посмотреть, как они там, оказалось, все трое сидят на коленях на дороге и кланяются мне вслед.
«Кажется, пронесло, — выдохнул я, взрослые ещё ладно, но убивать ребёнка мне не хотелось, так что хорошо, что они поверили в сказанный мной бред».
По пути к городу, этот трюк приходилось проделывать ещё несколько раз, поскольку по дороге до Экаба я встретил ещё несколько путешественников, так что представляю, что сейчас творилось в Чичен-Ице, когда все прибывшие туда, тут же ломанулись на рынок, покупать чёрных птиц.
* * *
1 июля 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан
Идя по руинам города, в котором больше никто не жил, я понимал, что здесь произошло ещё одно побоище, возможно даже поболее того, что мы устроили первый раз. С этими мыслями я дошёл до первого ряда обороны лагеря, когда меня увидели испугавшиеся моего вида солдаты, которые без раздумий, сразу стали стрелять из арбалетов. Пока канониры не стали делать это из пушек, я окрикнул их, пообещав, что засуну арбалеты им в жопы, если они продолжат это делать. Солдаты мгновенно меня узнали и ворота гостеприимно распахнулись, а над лесом зазвучал гулкий звук рога.
Едва ворота за мной закрылись, я сдёрнул с головы опостылевшую накидку и первое, что сказал, когда увидел выбегающего ко мне сеньора Бароцци и офицеров.
— Воды!
Тут же началась суета и мне принесли один кувшин, который я выпил, затем второй и только на третьем, я словно Кощей Бессмертный из детских сказок, что слышал от бабушки, стал наконец оживать.
— Сеньор Витале, — обратился ко мне военачальник, рассматривая меня внимательно, — можно поинтересоваться, что с вами произошло? И почему вы в таком виде?
— Местный правитель, решил, что семья ему не так уж и нужна, — я прищурил глаза, — надеюсь они живы?
— Да конечно. Эти красные обезьяны пытались их отбить недели две назад, но потеряв что-то около тридцати тысяч, ушли, — как само собой разумеющееся сказал сеньор Бароцци.
— «Повелитель морей»?
— Цел, — успокоил он меня, — на него также пытались напасть, сотней местных вёсельных лодочек, так что можете себе представить, какой фарш там устроили из них, взбешённые таким неуважением канониры.
— Отлично, что насчёт Карло и моего письма? — задал я третий, интересующий меня вопрос.
Он, видя, что кругом куча народу, прибежавших посмотреть на меня, также завуалировано ответил.
— Выполнил, как вы и просили. Он и ваши гости, сейчас на корабле.
— Надеюсь их никто не обидел? — прищурился я.
Он обиженно на меня посмотрел.
— Я конечно стар сеньор Витале, и бывает плохо слышу, но когда в письме вижу фразу «кто пальцем их тронет, повешу всех без разбора» написанную вашим идеальным подчерком, я с особой тщательностью выполняю такие распоряжение, во избежание последствий.
Я улыбнулся над его тонкой шуткой.
— Тогда мне нужно помыться и срочно убить заложников, пока местные не попытались их освободить или выкупить. Вы же меня знаете, увижу золото, размякну, отдам их целыми и невредимыми.
Вокруг меня послышались громкие смешки.
— А где Альфредо и остальные парни, что были с вами? — просил у меня молоденький офицер.
Смешки как отрезало, и я сам, стал серьёзным.
— Нас схватили, хоть мы и убили около тысячи их воинов, но силы были слишком неравными. Мы устали и нас просто задавили количеством. Затем опоили какой-то гадостью, после которой голова совсем не соображала, а на седьмой день, вместе с местными принесли в жертву.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Позади меня раздались горестные вздохи.
— А вы? Как же вы тогда выбрались, сеньор Витале? — изумился он.
— Меня они посчитали достойной жертвой самому Сатане, — я пожал плечами, — связанного, принесли в какой-то храм и положили на жертвенник.
Я оглянулся, все с круглыми глазами и затаив дыхание, слушали мои сказки.
— Сеньор Витале, не томите! Вы видели самого дьявола?! — впился в меня взглядом, мой военачальник.
— Врать не буду, не видел, глаза были завязаны, — развёл я руками, — но так знатно пахнуло серой, что меня чуть не стошнило, потом раз и запахло говном, а потом снова ничего. Полежал я минут пять, понял, что ничего не происходит, снял повязку, распутал верёвки и дал дёру оттуда, пока местные не решили проверить, что там со мной. Вот и вся история. Парней конечно жалко, они дрались как львы. Их семьи не останутся бедными, это я точно обещаю.
Воины рядом со мной стали креститься, а в глазах стояло абсолютное восхищение.
— Я так мыслю, Сатана, при виде сеньора Витале, обосрался, — глубокомысленно заметил один из офицеров, обдумав мои слова, — и я его не могу в этом винить. Сам, когда увидел сегодня его входящим в лагерь в таком виде, чуть не обгадился.
— Ну ты Диего, христианин, — заметил его товарищ, — а представь Сатана, думал ему язычника какого местного подсунули, как обычно, а тут на жертвеннике, лежит целый архиепископ. Думаю, я бы тоже обгадился и дал скорее дёру оттуда.
Офицеры и солдаты кругом, стали высказывать другие, не менее скабрёзные для дьявола предположения, почему он не тронул меня, но все они сводились к одному — он не захотел связываться с христианином, представленным в моём лице. Оставив солдат ржать над другими предположениями, я отправился отмываться, вместе с сеньором Бароцци.
Не доверив никому, он сам стал отмывать меня от краски и грязи, замечая десятки резанных ран с коркой крови на них. Он поджал губы.
— Просто, говорите полежали на жертвеннике? — он покачал головой.
— Сеньор Бароцци, ну тогда уже будет не так весело, согласитесь? — улыбнулся я ему.
Он против воли тоже улыбнулся.
— Да, первоначальная версия мне тоже больше нравится, чем вы, истекающий кровью, после пыток.
— Ну вот и нечего её портить, — шутливо погрозил я ему кулаком.
— И даже на исповеди? — он остро взглянул на меня.
Я задумался, старик мог проверять меня сейчас, ведь как священник, я не мог сказать, чтобы он обманывал другого священника.
— Сеньор Бароцци, вы прекрасно знаете, что на исповеди, нужно говорить только правду.
Он внезапно ещё сильнее сжал губы и уронив тряпки, бросился меня обнимать. Я поражённый, стоял голым, чувствуя, как по плечу, где он ко мне прислонился щекой, течёт вовсе невода.
— Простите меня, простите. Я, недоглядел за сыном. Простите меня пожалуйста, сеньор Витале.
Бормотал он, плача, словно ребёнок. Я подождал немного, затем положил руку ему на седые волосы.
— Полно сеньор Пьетро. Я уважаю вас, мне нравится работа Паолы, что-нибудь да придумаем, когда вернёмся. Полно вам печалиться из-за этого. Нет в том вашей вины.
Он плакал и успокоился с трудом, а когда поднял голову, то нисколько не стыдился своих красных глаз.
— Давайте, домойте меня сеньор Бароцци, я хочу закончить этот вечер зрелищем хорошей казни, — улыбнулся я ему, подбадривающе подмигнув.
Он кивнув, стал аккуратно смывать остатки краски и грязи, стараясь больше лить воды, а не тереть там, где были заживающие раны.
* * *
Через час, переодевшись и приведя себя в относительный порядок, я вышел к троим майя, которых удерживали солдаты и объяснил им, что их родственник решил меня умертвить, воспользовавшись приглашением в гости, так что они будут отвечать за этот обман. Жена и сын пытались меня разжалобить, говоря, что это какая-то ошибка, но это было дело принципа и меня бы никто не понял, если бы я не отомстил за погибших на жертвенных алтарях солдат, а также покушения на собственную жизнь. Так что я просто приказал отрубит всем трём головы, чтобы они не мучились. Никакой ненависти или злости к ним лично я не испытывал, так что казнь прошла быстро. Далее я приказал рабам принести паланкин, загрузить туда тела и головы казнённых и вернуть заложников в Чичен-Ицу Хуанк Силемему с напутствием, чтобы ждал меня в гости, только уже с армией во главе.
