Вот с ним у Шестакова отношения не сложились, хотя и виделись они всего лишь раз, после совещания у Брусилова. Это было в тот самый день, когда подпоручик, прикрываясь именем Каледина, обманным путем проник в кабинет командующего. Стоит ли говорить, что Алексею Максимовичу это пришлось не по нраву. Нда. Он тогда высказался по поводу выскочки со всей казачьей непосредственностью и от всей широкой души. Молодой офицер предпочел не усугублять ситуацию и молча проглотил весь тот поток негативных характеристик. Но повторять подобный опыт не было никакого желания.
Поскольку вопрос с вызовом его людей был решен, он предпочел отойти к своему автомобилю и вообще сделать вид, что его тут нет. Каледина отличала хорошая память, причем не только на лица. Как там говорилось в той известной поговорке: «Я не злопамятный, я просто злой, и память у меня хорошая»? Так что лучше бы не попадаться ему на глаза. Лишнее это.
Ворота распахнулись, и «Руссобалт» командующего покатил на выезд. Практически синхронно из-за угла показался его казачий эскорт. Во главе с пулеметной тачанкой. Угу. Шестакова-то Каледин, конечно, ненавидел, однако новинку, позволяющую в значительной степени усилить огневую мощь конницы, он очень даже принял. Впрочем, генерал и понятия не имел, что подобное было предложено Шестаковым.
Произошло это совершенно случайно. Прошлой осенью пятнадцатого года на должность командира Нерченского казачьего полка прибыл небезызвестный полковник Врангель, с которым Шестаков случайно столкнулся во дворе штаба фронта. Тот сам остановил подпоручика, признав в нем того самого франта, так знатно приложившего его на благотворительном ужине.
Разговорились, полковник удовлетворенно заметил, что он не ошибся в Шестакове. Мол, еще в первую встречу предположил, что молодой человек не просто наглец, бросающийся в лицо обвинениями, но непременно отправится на фронт. И, как выяснилось, был прав. Конечно, доволен он был вовсе не выбором подпоручика, а собственной прозорливостью.
Как это ни странно, полковник оказался отличным собеседником и особо не чинился. Для него доблесть вообще стояла на первом месте, и, коль скоро перед ним стоит офицер с Георгиевским крестом на груди, это самая лучшая рекомендация. Вот в беседе с Врангелем Шестаков и высказался по поводу того, как можно в значительной степени усилить огневую мощь кавалерии посредством усиления ее мобильным пулеметным расчетом. Да, это не броневик, но, с другой стороны, лучше, чем ничего, да и маневреннее тяжелой и неуклюжей машины. Вот так и появились на фронте «врангелевки», как, с легкой руки солдат и к удовольствию господина полковника, стали называть эти тачанки.
Практически сразу после отъезда высокого начальства показались партизаны, идущие в четком строю. Ничего удивительного, им собраться – только подпоясаться. А иначе никак, копаться в их отряде не принято, команда о боевом выходе может последовать в любой момент, и группа должна быть готова выступить буквально в пять минут.
Ну и передвигаться лучше так, как положено по уставу, в составе подразделения. Согласно приказу командующего фронтом, к ним, конечно же, отношение особое: и содействие оказывают, и размещают на постой. Но покажите того начальника, который отнесется спокойно к привилегированным нижним чинам. Вот именно. Нет таких. Так что лучше не раздражать лишний раз начальствующее око.
Подойдя к автомобилю, возле которого их уже ждал командир, унтер остановил группу и, печатая шаг, подошел с докладом:
– Ваше благородие, группа вернулась с боевого задания. Потерь нет. Больных нет. За время выхода уничтожен артиллерийский парк, захвачен пулемет, собраны разведданные, переданные в штаб посредством голубиной почты.
– Вольно.
– Вольно! – тут же продублировал команду унтер.
– Грузитесь, братцы! – партизаны, весело гомоня и пихаясь, тут же полезли в кузов, а Шестаков окликнул унтера: – Бирюков, пулемет-то где?
– Так это, ваш бродь… В полку сплавили и его, и несколько винтовок. Чего тяжесть такую таскать.
– Ясно. Ну, грузись.
Оно, конечно, рядом с водителем местечко имеется, но не стоит доводить общение с нижними чинами до неприличия и панибратства. Лишнее это и ведет к тому, что в какой-то момент те начинают чувствовать себя ровней командиру. А вот это уже вообще ни в какие ворота. Так что Шестаков всегда держал дистанцию, не непреодолимую пропасть, а именно дистанцию. Он мог даже позволить по отношению к себе легкую шутку, но ни в коем случае даже намека на издевку, пусть и невинную. Одно от другого сильно отличается, знаете ли. И эффект имеет совершенно иной.
Когда парни расположились в кузове, Шестаков с чувством потянулся, готовясь к новому витку издевательства. Ему предстояли четыре часа пути по шоссе, покрытие которого далеко от асфальта. Подвеска же у авто… В общем, ощущения такие, что едешь на бревне. Нет, определенно нужно будет хоть что-то придумать с этим чертовым сиденьем! Надо же хоть как-то компенсировать недостатки жесткой подвески.
Нда. До Санока он добрался куда веселее. А вот на обратном пути не обошлось без неприятностей. Едва только отъехали на полсотни километров, как встали. Техника тут вообще ломается часто. Так что приходится в кузове возить с собой большой ящик, длиной во всю ширину кузова. Бойцы его используют в качестве сиденья, а так там хранится инструмент, занимающий малую часть, и запчасти, съедающие львиную долю от объема ящика. И это новая машина!
Пришлось засучить рукава и устраивать срочный ремонт, раскидав чуть не половину двигателя. Хорошо хоть спохватился вовремя, не то запорол бы движок к нехорошей маме. Бойцы хотели было оказать помощь, да только… Ну не соха же это в самом-то деле. Привлек одного в качестве «принеси подай – отойди – не мешай». А все остальное своими ручками, с песенкой и матерком.
Во Львов прибыли, когда уже смеркалось. Шоферу, выбежавшему встречать свою ласточку, досталось сгоряча. Шестаков от души предупредил бойца, что, если тот еще раз позволит себе какую болячку на интересном месте, он его лично будет лечить. Казачьей нагайкой и как раз по этому месту. Солдат проникся и даже не подумал возражать. А уж когда ему рассказали, что их благородие битых три часа провалялся под машиной, он и вовсе постарался не отсвечивать.
Впрочем, сделать это было нетрудно. Справедливо рассудив, что до города тут всего лишь три версты, Шестаков вновь уселся за руль и поехал во Львов. После такой «веселой» поездки хотелось немного развеяться. А в городе имелось несколько приличных ресторанов.
Одно из таких заведений встретило его ненавязчивой музыкой, которая звучала тоже тихо, только чтобы обеспечивать некий звуковой фон. Это никак не могло помешать разговорам, чем и пользовались посетители заведения, в основном офицеры русской армии.
На каждом столе стояли заварные чайники, причем официанты меняли их с завидной регулярностью. Не сказать, что русский офицерский корпус так уж отличался любовью к чаепитию, но что ни сделаешь, коль скоро его императорским величеством принят наимудрейший сухой закон. Вот и приходится попивать «чаек». Многие из господ офицеров поглядывали друг на друга уже осоловевшими глазками. Угу. Появились новые сорта чая, такие как Смирновский, Анисовый, Абсолют, Ромовый, Коньячный.
Господи, какой идиотизм, ведь и без того в казне ощущается серьезный недостаток средств! Так еще и такую серьезную статью дохода, как торговля алкоголем, срезать под ноль. Да народ пил и пить будет, а в условиях войны так и подавно! Вот только казна при этом теряет, и теряет ощутимо. И это в то время, когда государственный долг растет как на дрожжах.
– Шестаков! Иван Викентьевич!
Подпоручик посмотрел в сторону штабс-капитана, старающегося привлечь его внимание. Помахал рукой в ответ и поспешил присоединиться к трем артиллеристам.
– Здравствуйте, господа голодающие боги войны! – Поздоровавшись, Шестаков опустился на стул.
– И тебе привет, рыцарь плаща и кинжала, – поддержал его шутку штабс-капитан Келер.
В настоящий момент Россию буквально захлестнула шпиономания. Любого немца обвиняют в пособничестве германцам. Прошли даже немецкие погромы, и поднявшуюся стихийную волну едва удалось утихомирить. Правда, слухи различного толка продолжали ходить по матушке России, так, к примеру, муссировалась тема шпионской деятельности императрицы, немки по происхождению.
Глупость, конечно. Но народ в нее верит и вполне серьезно воспринимает то, что царица якобы подслушивает под дверью разговоры царя с генералами. Потом бежит на крышу дворца, где у нее стоит радиопередатчик, и передает сведения германскому кайзеру. А распространяют эти слухи представители высших кругов общества. Идиоты.
В армии к офицерам, происходящим из немцев, также отношение зачастую негативное. Впрочем, сложно обвинять в чем-либо такого офицера, как Келер. И вряд ли у России найдется более преданный солдат. Тот, кто смел выказывать в этом сомнение, сильно пожалел о своих словах. Штабс-капитан попросту бил им морду. Имели место три суда чести, согласно приговорам которых Келер должен будет драться на дуэли с тремя офицерами. Разумеется, после победы российского оружия.
