снова и снова заставлял себя идти вперед. Отличные широкие лыжи помогали, как могли — подбитый снизу мех топорщился и не давал лыжнику скатиться обратно. Но шагать вверх нужно уже самому.
Санька полз, наверное, вечность. И уже не мог поверить, когда поднялся на седловину холма. Опоздал? Нет? Вообще, Дурнову казалось, что за прошедшее время уже до самого Амура можно было доскакать, а не то что до Зеи. Увы, сквозь частокол леса, да еще и ночью ничего нельзя разглядеть.
— Значит, вперед, — не дав себе отдохнуть, Известь оттолкнулся и пошагал вниз.
Противоположный склон холма оказался пологим и очень длинным. Санька разгонялся всё сильнее, помогая себе черенком пальмы и часто-часто мысленно крестился: только бы не угодить в яму засыпанную снегом. Лес потихоньку редел, ехать было всё легче. У Дурнова даже дыхание выровнялось, но сердце по-прежнему отчаянно стучалось о грудную клетку.
Когда он, наконец, выбрался из леса в длинную безлесую кишку огромной пади, всё было так отлично видно, что Санька аж испугался: «Я что всю ночь до утра ехал?» Но это сделала полная луна, которая, наконец, выбралась из-за горок и светила на землю во всю свою унылую харю, окрашивая снег в нежно-голубой цвет. Преследователь огляделся.
Пусто.
«Неужели проехали?! Но им же вчетверо большее расстояние нужно проехать!»
Собрав волю в кулак, Дурной покатил по чистейшему следу, ровную гладь которого портили только периодические пунктиры звериных следов. Поднявшись на очередной взгорок, он моментально рухнул на четвереньки: примерно, в километре от него, копошилось какое-то большое черное пятно. И, судя по всему, двигалось оно медленно. Съехав вниз, беглец из будущего перехватил пальму покрепче и заскользил к врагу.
Ночью, да на открытом месте звуки разносятся очень далеко. Вскоре Санька стал слышать похитителей. Слов, конечно, не разобрать, но голоса злые — они явно ругались.
«Тем лучше!» — усмехнулся Известь и ускорил шаг. Он был максимально собран, дыхание не сбивалось. Нельзя ему ошибиться. Слишком многое от этого зависит.
Поразительно, но он был уже в десятке шагов, а его еще не заметили. Похитители вообще не двигались, а сгрудились в кучку. Многие спешились и почти все смотрели в противоположную от Дурнова сторону. Парень на ходу сбросил с ног лыжины и тут же утоп глубже, чем по колено. Только тут на шум обернулся один из дауров, тот, что сидел на коне.
Известь сунул руку за отворот тулупчика. Там у него загодя были нашиты удобные ножны. Три шутки. И в каждых лежало по особому ножу… Когда после визита Делгоро ножей у ватажников стало в избытке, Дурной выпросил себе три штуки. Снял накладки, облегчил рутоятки, как мог. С помощью Корелы подправил форму, превратив все три клинка в равносторонние треугольники и хорошенько заточил. Метать ножички Известь любил с детства, и здесь снова начал практиковаться. Когда в стойбище Галинги начались состязания, его подмывало похвастать хоть каким-то своим выдающимся умением (дауры упражнялись в метании топориков, но вот ножами не баловались — просто их охотничьи ножики для того не приспособлены). Подмывало сильно, но он сдержался! Зато сохранил умение в тайне.
Лезвие легко легло в руку, и он, не думая и не сомневаясь, послал его вперед. Даур завизжал от болии уткнулся в холку коня. На казака тут же оборотились остальные. Известь моментально послал еще два ножа в конников. Второй вошел в щеку одному из похитителей. Непонятно, насколько серьезная рана, но на какое-то время всадник выбыл из боя. А вот третий нож от волнения Санька бросил бездарно — тот стукнулся о бедро, плашмя и бессильно упал в снег. Наездник с рычанием кинулся на преследователя, но Дурной уже ухватил пальму в обе руки и, втянув беззащитную голову в плечи начал часто-часто тыкать длинным лезвием вперед и вверх.
— Аийя! — явный крик боли подсказал ему, что он стал еще на шаг ближе к успеху.
Увы, на шаг ближе фигурально. Ибо Санька стоял по самую мотню в снегу и не двигался, а в бою стоять на месте смертельно опасно. Сильнейший удар обрушился на левое плечо. Еще один даур (на этот раз пеший) врезал ему саблей аж из-за плеча, но овчина выдержала. Вернее, руку пронзила адская боль, но шкура тулупчика осталась целой. Тут нужны секущие удары, а не прямая рубка. Не успевая развернуться, Известь стал лупить по новому противнику черенком пальмы. Лупить неистово, со звериным рычанием. Наконец, он развернулся в снежном месиве и дважды уколол врага. Тот умудрился саблей отбить все выпады. Тогда найденыш внезапно обрушил удар сверху. Двумя руками. Никакой блок не остановит такой удар. А наконечник пальмы рубит так же славно, как и колет.
Даур рухнул, заливаясь кровью.
Что дальше? Впереди еще две группы плохо различимых тел. Все спешенные. Чуть слева была явно различима какая-то возня сразу нескольких тел — там явно шла какая-то борьба. Без раздумий Санька кинулся влево. Бить копьем побоялся — вдруг попадет в Чакилган! Ухватился за халаты, потянул…
— Суиткен?
В самом низу кучи-малы оказался «мажор» — весь ободраный и окровавленный.
— Чего встал?! — заорал тот, пошатываясь. — Бей! Спасай ее!
Глава 46
Вдвоем они быстро расправились с парочкой из кучи-малы. Дурной развернулся к коням: там оставался последний похититель. Он держал в руках Чакилган, которая не стояла на ногах и всё норовила завалиться, что мешало подлецу вскочить на коня и убежать.
— Это Джагда! — испуганно кричал тот, прячась за девушку. — Это он нас заставил.
Дуланец махал головой в сторону всадника, который корчился от боли с раной в лице.
— Просто отпусти ее и беги, — максимально твердым голосом велел Известь. Он молил всех богов, чтобы средневековому преступнику не пришла в голову передовая идея взять Чакилган в заложницы.
Не пришла. Последний из похитителей швырнул пленницу на Дурнова, белкой взлетел на коня и припустил вниз по ложбине. Следом, неровно сидя в седле, припустил раненый Джагда. Но Санька на них даже не смотрел. Он бросился к Чакилган, помогая девушке подняться.
— Ну, вот и свиделись… — только и смог вымолвить Дурной.
Княжна подняла на него глаза, полные слез. Ее потихоньку начинало трясти. Вдруг девушка ринулась ему на грудь, прижалась к Саньке… И изо всех сил стала бить его маленьким кулаком по плечу.
— Где… Ты… Был… Так… Долго! — рыдала она, а тулупчик лишь слегка заглушал ее крик.
— Прости, — только и мог отвечать Санька, прекрасно понимая, что Чакилган говорит не про эту ночь. — Я был такой дурак…
Близость любимой сводила его с
