Сирень во всех садах была одинаковая, в основном почему-то белая. Но дом, который он искал, Александр узнал издалека. Никому он не рассказал бы, почему… Сердце дрогнуло. И как взрослый мужик стал бы про такое рассказывать? Да и кому рассказывать?
– Скажите, – с трудом отведя взгляд от дома, все-таки спросил он у плетущейся вдоль забора старушки, – а Мария Александровна… Маша Полянникова, ее еще светелочницей звали, она после войны вон в том доме жила?
– А как же, а как же! – Старушка закивала с такой готовностью, словно не переставая думала именно о Маше-светелочнице и вопрос, заданный незнакомым мужчиной, застал ее в самом разгаре этих дум. – В этом самом доме и жила Машенька-то. А потом уехала, в самую Москву. Замуж, значит, вышла. Как уж оно там у ней сложилось, не знаю. А сама она хорошая была, Маша-то. Светлая, да. Мы с ней дитями вместе игрались. С горки к речке на санках скатывались, вон с той горки-то. И ведь как быстро время пролетело, вот, к врачу иду, ног совсем не чую…
Не дослушав, Александр поблагодарил старушку и, все ускоряя шаг, направился к дому, стены которого темно терялись в светлых сиреневых облаках. Город Александров стоял в лесной стороне, и бревна, из которых строились в старую пору его дома, были огромные, и ничего им не делалось от времени.
«Что хозяевам скажу? – подумал Александр. Но не всерьез подумал – так, краем сознания. – А, скажу что-нибудь. Что купить хочу. А может, и правда продадут!»
С улицы дом не производил впечатления заброшенности. Окна не были забиты досками. Висели кружевные занавески. На втором этаже они были раздвинуты.
Калитка была закрыта на щеколду. Звонка у калитки не обнаружилось. Александр просунул руку между редкими штакетинами покосившегося забора и щеколду открыл.
У входной двери звонка не было тоже. Александр постучал – раз, другой, третий. В доме стояла тишина. Он заглянул в окна первого этажа – никого. Обошел дом вокруг, глянул вдоль садовой тропинки – ни души человеческой. Тропинка, впрочем, была протоптана плотно, да и сад выглядел хотя и сильно заросшим, но не безжизненным.
Он вернулся на крыльцо, постучал в дверь снова, потом легонько толкнул ее. Дверь приоткрылась медленно, будто нехотя.
«Хоть кино детективное снимай! – сердясь на себя, подумал Александр. Он всегда сердился на себя, если совершал бесцельные действия. Впрочем, это бывало редко. – Осталось только, чтобы дверь заскрипела зловещим скрипом».
Дверь не заскрипела потому, что ее петли были недавно смазаны. Значит, в доме действительно жили. И можно было надеяться, что настоящая жизнь не преподнесет такой киношной пошлости, как труп в пустом доме.
Он хотел окликнуть хозяев, но не успел. Сверху раздался слабый вскрик, почти и не вскрик, а какой-то судорожный всхлип. Александр поднял глаза и увидел, что на верхней ступеньке деревянной лестницы стоит женщина. Он успел разглядеть только, что вместо домашних тапок на ногах у нее высокие белые вязаные носки.
– Извините! – громко сказал он. – Я стучал, стучал… Вы не слышали, наверное.
Вместо того чтобы ответить, что угодно ответить, да хотя бы просто послать его ко всем чертям, женщина повела себя странно – медленно села на ступеньку и закрыла лицо руками. Александр в два шага преодолел пролет лестницы и остановился на повороте, на тесной площадке.
– Извините, – повторил он. – Я вас что, сильно испугал?
Она отняла руки от лица. Встала. Александр успел заметить, что лицо у нее белое от ужаса. И это было последнее, что он заметил. Последнее постороннее.
– Варя! – задыхаясь, сказал он. – Варвара Андреевна, это вы?! Как же вы… здесь?..
Глупо было спрашивать об этом. И какого ответа он ожидал на такой вопрос?
Да никакого не ожидал! В то мгновенье, когда он ее увидел, Александр почувствовал, что всего его заливает такое счастье, какого он не чувствовал никогда в жизни. Может, только в детстве. Но про детство он сейчас забыл. Обо всем он забыл, глядя в ее насмерть перепуганное лицо, в широко открытые глаза.
Это было так непонятно, так странно! Вот это чувство счастья, которого он совсем для себя не ожидал. Все, что было той ночью на Варзуге, – восторг, охвативший его при виде сияющего полярными красками неба, и свежесть, возникшая не в теле, а в душе, когда он плеснул себе в лицо ледяной крещенской воды из ковша, – все это он не связывал с нею.
Когда наутро после Крещенья он проснулся и, выйдя в комнату, где оставил Варю накануне вечером, увидел, что ее там нет, лишь постель аккуратно сложена на диване, – Александр не испытал ничего похожего не только на горе, но даже на легкую печаль. Мало ли было в его жизни людей, которые проходили по ее краю и исчезали навсегда! Вот, еще один такой человек – странная женщина, которая бродит ночью по лесу и говорит о фресках Джотто с посторонними людьми. Была и ушла. Ну и что?
Правда, потом он понял: что-то здесь не так. Из-за Джотто, кстати, и понял – целый месяц Александру потом не давали покоя эти овцы с фресок, он даже в Интернете специально про них читал: почему они не похожи на настоящих овец? Он так и не нашел нигде объяснения, подобного тому, которое высказала Варя.
И еще раз он вспомнил о ней со смутной тревогой. Не с тревогой даже – в его воспоминании не было ничего беспокойного, смутного, – но с каким-то неясным стеснением сердца.
Это было как раз в тот вечер, когда Александру пришлось посидеть два часа с Гришей, ожидая возвращения Веры. По счастью, развлекать этого ребенка было не нужно, с ним надо было просто разговаривать. И, как Александр с удивлением понял, это оказалось так интересно, словно Гриша не ребенком был, а его ровесником. И очень даже интересным ровесником.
– Скажите, пожалуйста, Александр Игнатьевич… – начал он.
– Ты меня и покороче можешь звать, – перебил его Александр. – Сашей, например.
– Хорошо, – кивнул Гриша. – Скажите, пожалуйста, Саша, а почему вы стали охотником?
– Ну… – Александр слегка растерялся. – Я вообще-то не то чтобы совсем уж охотником стал. У меня работа с кораблями связана.
– Я знаю, – кивнул Гриша. – Вы мне расскажете потом про ваши корабли?
– Расскажу, – пообещал Александр.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил Гриша. – Но все-таки… Почему вам все-таки интересно быть охотником?
Что ему ответить, Александр не знал. Взрослые глупости про адреналин явно не прозвучали бы для Гриши убедительно. Да и сам он не думал, что сила чувств – это всего лишь впрыск в кровь адреналина.
– Для чего вам нужно охотиться? – Гриша решил вывести вопрос иначе.
Если бы от этого на него легче стало ответить!
– Ну, я… – пробормотал Александр. И вдруг он вспомнил! – Может так случиться, что ты обязательно должен будешь уметь стрелять, – решительно произнес он. – Потому что без этого нельзя будет обойтись.