женщин выше. Об этом я рассказываю детям. Знал бы, что буду путешествовать с «Титаником» по школам, я бы иначе рассчитал его вес. За мной приезжают хрупкие учительницы, а поднять эту штуку можно только в четыре руки.
Все вещи в доме Джеймса имели историю.
Золотая пепельница.
Джеймс проплавал шкипером много лет. Однажды на корабле пропал мешок с золотыми изделиями, никто не мог его найти, но он, Джеймс, сумел. За это капитан подарил ему эту пепельницу в форме черепахи. Джеймс давно не курит, но Шуля вольна использовать этот предмет по назначению.
— Вино. Эту бутылку мы откроем сейчас, она двадцатилетней выдержки, и одну такую же я дам вам с собой для Алексея Федоровича. Ее следует хранить в положении полулежа, пробкой вниз.
Джеймс откупорил вино, разлил по мутным бокалам.
— Это не грязь. Старинное стекло с затонувшего корабля.
— Пьем за Алексея?
Они чокнулись. По русскому обычаю в память об усопших не чокаются. Но откуда Джеймсу знать, что Алексея нет в живых? И стоит ли говорить ему об этом?
Шуля сказала, что Алексей болен. После операции, облучения и химии — максимальный срок полтора года.
— Скверно. Надеюсь, Алексей все еще верит в местный поворот времени. Помню его шутку про возвратно-поступательный плевок… Мол, если снять на камеру плюющего, а потом прокрутить кино задом наперед, плевок вернется в рот…
— Жизнь — это не плевок, — отрезала Шуля.
— Ваша — точно нет! Про Алексея не знаю. Он ведь человек замкнутый.
— С чего вы это взяли?
— Из писем. Человек — это стиль. Кроме того, Алексей родился в семье ярых коммунистов… Само по себе не проходящая травма. Как родиться у ярых нацистов. Дети, выжившие в Катастрофу, дети, чьи родители пострадали в пору террора, не столь деформированы, как дети преступников. Я это изучал. У детей преступников двойное сознание.
— Джеймс, все, что вы говорите, не имеет никакого отношения к Алексею. Если бы вы его видели… Шутник, весельчак, душа любой компании…
— Это маска. Он хороший актер.
С этими словами Джеймс удалился чинить уборную, что становилось более чем актуально. Он-то сбегал в кафе.
— Джеймс, у вас есть вайфай?
Зрелище склоненного над засоренным унитазом Джеймса было малоутешительным.
— Вы что-то меня спросили? — Джеймс, красный как рак от неудобства положения, смотрел на Шулю виноватым взглядом. Точно так смотрел на нее Алексей, когда с ним случались «туалетные» казусы.
— Да. Про вайфай.
— Я им не пользуюсь. Мой компьютер работает от компании. Сейчас включу…
— Пока что мне нужно в туалет.
В таком туалете Шуля не бывала со времен советского детства.
— Мне крайне неловко, — сказал он, когда она вышла, и Шуля снова увидела перед собой Алексея.
Компьютер Джеймса, видимо, тоже был поднят с потонувшего корабля. Машина годов 90-х шумела, как трактор, и зависала на каждой букве. Каким-то чудом ей все же удалось выйти на сайт «Люфтганзы». Самолет из Дублина улетал утром.
Буза
Федор Петрович застрял в поселке. К аэродрому не проехать. Местность заболочена, тяжело с нее взлетать. Зато падать не так страшно, до смерти не расшибешься.
«Все-таки надо признаться (хотя бы перед собой), что бестолочи порядочно в воздушном флоте. Это доказывает громко поставленная работа по подготовке к маневрам. Однако надоело ничегонеделание. Сегодня должны отправиться на Дно».
Голосовое сообщение от Арона:
«Мордехай бессмертен. Его реанимировали. Он забыл иврит. Штуклер не понимает, чего тот от него хочет. А Мордехай ничего от него не хочет. Его новая миссия куда обширней: вернуть Путину мозг граждан России, гниющий в израильских психушках. Немедленно и в полном объеме. Меня же он обязывает изъять у харедим его философские трактаты, а рассказ о предательстве ФАТХа немедленно сжечь — он не достоин пера члена российской федерации писателей. Позвони».
— Арон, ты когда-нибудь посещал комсомольские гуляния?
— Ты имеешь в виду собрания?
— Нет, гуляния. Под названием «Буза». Такой шум-гам! Играют в «Козу» и прыгают как полоумные. «Шел козел дорогою, нашел козу безрогую, давай, коза, попрыгаем, попрыгаем, попрыгаем!» И все в таком духе. Ни уму, ни сердцу времяпровождение.
— Откуда такая прелесть?
— От папаши Алексея Федоровича.
— Понятно… Скажи, у тебя весь материал в компьютере?
— Да. Кроме фотографий и блокнота, который нет смысла сканировать.
— А что в нем?
— Задания психолога. Скорее всего, женщины, которая пишет по-русски с чудовищными ошибками.
— Интересно…
