— Не стреляйте, пан «проводник», — свои, — тихо произнес Смирнов.
— Вы кто?
— Начальник штаба.
— А где сотник? — недовольно спросил «проводник», все еще не убирая оружия.
— Заболел. Пришлось у знакомых оставить.
— А где тот, что из «безпеки»?
— Остался вместе с боевкой, а меня послал к вам. Сам решил присмотреть за людьми: некоторые не хотели уходить из родных мест.
— Ну и что?
— Предупредили, что повесим, семьи побьем, а хаты спалим, ну и пошли.
— Правильно. Где людей оставили?
— Возле яра было нельзя, там на берегу кто-то костер жжет, — доложил Посошок, — пришлось оставить боевку на краю поля, не доходя яра.
— Место хорошо запомнил? — спросил «проводник».
— Так точно! — Посошок даже прищелкнул каблуками.
— Тогда пойдешь со мной. Я сейчас передам начальнику штаба взвод, и он уведет его к своей боевке, а мы пойдем за другим отрядом и тоже приведем его на поле. А затем — в путь. До света должны отсюда убраться.
«Взвод» отыскали в километре от сарая, в мелком подлеске. В громко названном «взводе» оказалось всего одиннадцать угрюмых, уставших людей. Во время знакомства Степан и кузнец отыскали приятеля, но радости от встречи никто не испытал. Разве что «проводник» как-то успокоился. Он объявил, что наступают великие времена, что отдельные боевки объединяются в крупные войсковые соединения, которые в самое ближайшее время начнут бой за свободную Украину. Но его сообщение не вызвало ликования. Командир взвода было выкрикнул националистическое приветствие «Хай живе Степан Бендера!», но на него шикнул даже сам «проводник». Объявив, что взвод должен идти на соединение с другой боевкой, сам вместе с Посошком ушел в ночь, пообещав тоже подойти к полю через полтора-два часа.
Смирнов шел и думал, хватит ли ему времени на то, чтобы справиться с этими одиннадцатью человеками и разоружить их до появления «проводника». Думал, кто из этого малочисленного «взвода» окажет сопротивление и как избежать стрельбы, которая наверняка переполошит всю округу. На полпути к нему подошел Степан, громко, по форме попросил разрешения обратиться и отозвал в сторону. И тихо, но торопливо рассказал, что в боевке, именуемой взводом, верховодит командир и его помощник, оба фашистские прихвостни, один — бывший староста, другой — доносчик гестапо, и он вместе с кузнецом будет возле них, а когда придут на место, то постараются вовремя их разоружить.
На поле было значительно светлее, и Смирнов мысленно поблагодарил капитана, выбравшего чистое место. Разоружение прошло спокойно, оперативная группа Шостака действовала быстро и умело. Да это и не могло быть иначе. Мнимая боевка состояла из пяти оперативных работников милиции и десятка автоматчиков из войск НКВД. Отличились и Степан с кузнецом, они вовремя взялись за главарей, которые лежали теперь связанными с кляпами во рту.
Когда на востоке небо начало светлеть, а темнота над землей стала еще плотнее, послышался знакомый свист Посошка и появилась толпа людей, их было много, не меньше двух десятков. Они подошли медленно, не замечая оперативную группу и сдавшихся бандитов, которых хорошо замаскировал капитан Шостак. Навстречу «проводнику» поднялся Борис Всеволодович и доложил, что у него все в порядке.
— А где же люди? — изумился «проводник».
Смирнов подал команду построиться, и мгновенно пришедшие смешались с составом оперативной группы. Сзади и спереди вспыхнули четыре больших костра, осветивших целый кусок межи и поля. Хворост, облитый бензином, горел ярко. Иллюминация на какие-то секунды поразила пришедших, и они застыли на месте. Тем временем Смирнов и Посошок скрутили руки «проводнику», а начальник райотдела приказал остальным сложить оружие и сдаться Советской власти. Пять человек из пришедших бросились бежать, но двоих сбили с ног свои же, а трое юркнули в темноту. Там прогремела пулеметная очередь, и вскоре они вернулись, но уже без оружия и под конвоем двух автоматчиков.
— Итак, и здесь удачно, — торжествовал Смирнов. Три с лишним десятка «лесных братьев», отлично вооруженных, удалось захватить без жертв. Теперь ему и Шостаку предстояло разобраться, кто из пленных, подобно Степану, кузнецу и Посошку, попал в бандитские боевки случайно: по глупости или из страха, и дать им возможность вернуться к мирной жизни. Отделить других, кого ждет трибунал и строгое наказание за предательство, измену Родине и издевательство над советскими людьми. И в первую очередь требовалось разоблачить «проводника». Мелькнула надежда, что через его связи можно выйти на националистическую верхушку. Но все это уже было обычным для работников НКВД и милиции делом, где оружием были не автоматы, а опыт, выдержка и знание техники и тактики расследования.
Полковник милиции в запасе Борис Всеволодович Смирнов прослужил в уголовном розыске двадцать шесть лет, сейчас он на заслуженном отдыхе, но его можно часто встретить в Главном управлении уголовного розыска МВД СССР — в совете ветеранов. Его опыт нужен молодым сотрудникам, и теперь он часто выступает в роли наставника.
По праздникам, в торжественные дни Борис Всеволодович появляется в костюме, увешанном правительственными наградами. Среди них сияет орден Отечественной войны, полученный за боевую службу в милиции Шацкого района Волынской области в самые трудные послевоенные дни.
Владимир Гойтан
НАЙТИ ЧЕЛОВЕКА
Александру Михайловичу больше всего почему-то запомнились глаза женщины — изучающие и вместе с тем какие-то растерянные. Лицо посетительницы со временем забылось. А вот глаза врезались в память. В них светились невысказанная боль, тревога, а еще там было столько усталости… Можно было подумать, что она долго и безнадежно что-то ищет и не находит. Ей можно было дать лет около шестидесяти.
— Слушаю вас, — повторил Деревянко.
Женщина встрепенулась, вынула из сумочки платок, вытерла слезы.
— Думала, все выплакала сорок лет назад, — она растерянно развела руками. — Да вот снова откуда-то взялись. Не знаю, с чего начинать. Фамилия моя Цымбай Мария Иосифовна. Живу здесь, в Минске. Три дня назад попалась на глаза заметка в газете. Так я впервые узнала, что дети, которые остались в яслях, тогда, в сорок первом, не погибли. Оказывается, их вывезли на восток. Среди эвакуированных, наверное, находился и мой сын, Борис. А я считала его погибшим…
Война… Она ворвалась в жизнь минчанки Марии Цымбай, как и в миллионы других жизней. Июньским утром отвела трехлетнего сына в детские ясли, что были расположены по улице Ямной. Правда, ясли эти были не совсем обычные, специализированные. Там содержались и одновременно лечились больные дети. А Борис болел трахомой. Тревожное это было время. Третий день гремела война. Советские войска с трудом сдерживали фашистские орды.
Утром в небе появились вражеские самолеты. Волна за волной заходили они над предприятиями, жилыми кварталами, усыпая землю смертоносным грузом.
Когда Мария Иосифовна возвращалась с работы, город пылал. Кинулась в ясли. Как там сын?
Вот и знакомая улица. Здесь разрушений вроде бы меньше. И вдруг ноги словно приросли к земле. Где же ясли? На месте двухэтажного дома — развалины.
— Борис! Сыночек мой! — вскрикнула и, как подкошенная, опустилась на землю. Руки обнимали битый кирпич, а слезы безудержно лились из глаз.
В тот день беда посетила многих. А через несколько дней в город ворвались фашисты. Все это время она расспрашивала у жителей ближайших кварталов, не видел ли кто детей? Нет, не видели. В здание попала огромная бомба. Скорее всего, они остались там…
— Вот так война буквально в первые же дни забрала от меня сына, — вздохнула Мария Иосифовна. — Когда в город вернулись наши, я продолжала поиск. Но безрезультатно. Потом у меня родилась дочка Валентина. Только годы не притупили острой боли о сыне. Часто он снился мне веселым, смешливым мальчиком, каким навсегда врезался в память, когда в последний раз провела его в то утро. И вот прочитала в газете, что дети были эвакуированы в Курган. А вдруг Борис где-то живет? Знаю, что найти его через столько лет — дело почти невозможное. Три дня мучилась. Столько передумала за это время! И вот не выдержала, пришла к вам за помощью, советом. Поймите меня правильно. Я же мать…
Александр Михайлович внимательно слушал женщину, делал необходимые пометки. Сколько людей обращаются за помощью в Министерство внутренних дел БССР! Одни ищут родственников, другие — просто знакомых. Во всех таких случаях, как правило, присутствует конкретный человек. Известно, где и когда родился, где жил, работал до определенного времени. А здесь только фамилия и имя. Следы затерялись около сорока лет назад, и не известно, где и как искать. Была война. Она вон как перетасовала людские судьбы… Вывезли в Курган, поместили в детский дом. Только был ли там вместе со всеми Борис През? Мальчик мог погибнуть под бомбами в Минске или по дороге, умереть от болезней. А вдруг ему заменили фамилию или даже усыновили? Тогда вообще найти почти невозможно.
