– Как я понял с ваших слов, здесь материал только по Исмаилову. – Антон положил пакет рядом с собой на сиденье и повернулся к Дарьину: – По Найдину что?
– Сначала разберись с этим. – Федор Павлович открыл дверь и, поставив ногу на асфальт, собрался выйти из машины, однако, задержавшись, добавил: – Пока жив Ваха, тебе угрожает опасность. С Найдиным успеешь разобраться.
Въехав в один из старинных московских двориков, Антон внимательно просмотрел все, что передал Палыч. Через несколько минут он уже мог свободно, по памяти, восстановить каждый лист.
Те, кто выполнял поручение Дарьина, довольно щепетильно отнеслись к сбору и обобщению информации. Например, на схеме квартиры, которую Ваха снимал через подставное лицо, был даже указан метраж, высота от пола до подоконников и где размещены выключатели. Квартира трехкомнатная, послевоенной постройки. Фасадом здание выходило на улицу Горького, подъезды же располагались во дворе.
«Дом семиэтажный, по высоте равен восьми-девяти этажам современной постройки, – принялся рассуждать Антон, пытаясь представить обзор с чердака соседнего здания. – По всей видимости, из слухового окна нужного подъезда не видно… Ладно, разберусь на месте».
Ставшие ненужными листы он сжег прямо у машины. Немного подумав, решил, не откладывая на завтра, посмотреть на Вахино жилище собственными глазами.
Исмаилов не имел своего дела в Москве, однако не вел праздного образа жизни. Являясь координатором финансовых операций по отмыванию и отправке денег в Чечню, он выезжал рано утром и приезжал лишь под вечер, но не позднее двадцати двух часов. По-видимому, это было обусловлено тем, что с этого времени он отчитывался по телефону перед своими хозяевами, находящимися в Чечне, а может быть, даже где-нибудь в Иране или Саудовской Аравии, о проделанной работе. В субботу, воскресенье позволял себе расслабиться в каком-нибудь ресторане, расположенном недалеко от дома, и откуда он нередко возвращался в обществе местных шалашовок. Услугами платных проституток не пользовался.
Каждое утро за ним приезжал уже не новый «Мерседес», за рулем которого всегда находился один и тот же человек, тоже чеченец, снимающий квартиру в районе Нового Арбата.
Все это Антон знал из только что изученных материалов наблюдения за Исмаиловым.
Подъехав к дому, он бесцеремонно вошел в подъезд, лифтом поднялся на пятый этаж, пешком спустился по лестнице вниз, пройдя мимо железных дверей Вахиной квартиры, и вновь вышел к машине.
Этого ему было достаточно, чтобы к встрече с Дарьиным выбрать способ устранения чеченца… -…Значит, ничего не надо? – еще раз спросил Федор Павлович и, получив утвердительный ответ, вздохнул: – Все бы так.
– А что, вам часто приходится кого-то заказывать? – спросил Антон.
Дарьин немного растерялся, однако быстро взял себя в руки:
– Вообще-то мы тебе никого не заказывали, ты сам вызвался, – строго и даже, как показалось, враждебно посмотрел на Антона. – Если мне не изменяет память, ты больше нас заинтересован в его смерти.
Антон смутился. Действительно, что он глупости говорит…
* * *
– Как настроение у Филиппова? – спросил Тахтамиров, едва Дарьин вошел в кабинет.
– Боевое. Чувствует себя уверенно. Ни грамма не мандражирует.
– Хорошо. – Тахтамиров потянулся, хрустнув суставами. – Значит, думаешь, мы не ошиблись?
– Это он не ошибся, – Федор Павлович усмехнулся. – Мы одинаково необходимы друг другу.
– Что будем с ним делать, когда решим все вопросы?
Дарьин на некоторое время задумался, потер толстыми, как сосиски, пальцами висок и, наконец созрев, сокрушенно вздохнул, словно найдя лишь единственный, но болезненный и неприятный выход из положения:
– По-моему, его придется убрать. – Заметив удивленный взгляд Валерия Александровича, принялся пояснять: – В любом случае чеченцы его будут искать и, скорее всего, найдут. Насколько я понимаю, у них к нему очень много вопросов. Как ты смотришь на то, что они узнают о нашей помощи в ликвидации Исмаилова?
Тахтамиров не ответил. Он не был готов на окончательное решение вопроса. К тому же Антон был ему симпатичен.
– Все-таки я бы не стал рисковать. – Дарьин поднялся со своего места, собираясь уйти. – В конце концов, нет человека – нет проблем.
«Что-то Палыч стал часто высказывать не мнения, а почти решать за меня, – подумал Тахтамиров, когда за Дарьиным закрылись двери. – Слишком много я ему позволяю. Нужно потихоньку ставить на место. Ликвидацию Филиппова после уничтожения Найдина не разрешу!» – твердо решил он показать свой характер.
Тахтамиров давно мечтал иметь в своем царстве такого человека, как Антон. Среди работников «Теодолита» было много его бывших коллег, которым по старой памяти он отдавал большее предпочтение при приеме на работу, но в большинстве это были люди, занимающиеся всю жизнь интеллектуальным трудом, и мало подходили для практической работы. Кроме того, зная, как тщательно милиция песочит организации, в руководстве которых выходцы из силовых структур, он предпочитал найти людей извне.
Филиппов был самой подходящей кандидатурой. Припертый к стенке кровавой разборкой с чеченцами, оказавшись один на один с врагом в огромном городе и заинтересовав своей персоной спецслужбы всех мастей, он наверняка понимал, что без посторонней помощи ему не выжить. С другой стороны, просто исчезнуть из столицы ему не позволит элементарное самолюбие и гордость, замешенная на мести. Пока Антон лечился, по своим старым каналам Валерию Александровичу удалось воссоздать примерную картину того, что происходило в Самаре.
Тахтамиров работал с Филипповым очень осторожно, сам с ним не встречался, поручив это своему начальнику службы безопасности, при посторонних разговоры о нем не вел. Контакты с Антоном были скоротечны и всегда за пределами офиса.
Кроме всего прочего, директору «Теодолита» не давали покоя пропавшие деньги чеченцев. Если об их судьбе Филиппову что-то известно, то нужно найти способ, чтобы узнать это «что-то».
«Я ваш должник», – всплыли в памяти Валерия слова, произнесенные Антоном. Говорил он с наивной преданностью комсомольца тридцатых годов.
«Такой последнюю рубаху снимет, чтобы помочь товарищу, попавшему в беду, – усмехнулся он про себя. – Сделаю его хорошим приятелем, а потом придумаю, как вытянуть баксы, не пытая и не угрожая».
* * *
К тому времени, когда Ваха Исмаилов обычно возвращался домой, Антон уже находился на площадке четвертого этажа.
Руки он держал в карманах шорт, пряча от случайных глаз надетые на них медицинские перчатки. Там же лежали скомканные трусики Марины, похищенные у нее сегодня утром, губная помада и купленные заранее женские очки в модной оправе. В рукаве легкой куртки был спрятан обрезок толстой арматуры с натянутым на него резиновым шлангом.
«Полный набор и внешность маньяка», – с тревогой подумал он, одновременно увидев в окно, как к дому подрулила машина. Дело осталось за малым – отсутствием свидетелей, в противном случае Вахе удастся прожить как минимум еще сутки.
Филиппову было хорошо видно, как Ваха, выйдя из машины, направился к подъезду. Водитель не стал провожать шефа, а сразу тронул машину и выехал со двора.
«Как у себя дома разгуливают, – подумал Антон. – Самонадеянные парни».
Хлопнули входные двери, послышались шаги не спеша поднимающегося по лестнице человека. Еще минута, и они стихли на площадке третьего этажа.
Филиппов неторопливо направился вниз, твердо уверенный в том, что опущенная им некоторое время назад в замочную скважину канцелярская скрепка надолго задержит чеченца у дверей.
Занятый замком, Ваха не обратил внимания на подошедшего сзади человека. Ударив его импровизированной дубинкой по голове, чуть выше ушной раковины, Антон подхватил обмякшее тело и осторожно опустил его на пол рядом с дверями, прислонив спиной к стене. Прислушался. Ему сегодня везло. По-прежнему было тихо. Куском стальной проволоки, прикрученной к магниту, он выловил из замочной скважины скрепку, поднял с пола ключи, выпавшие из рук чеченца, и открыл дверь.
Перенеся Исмаилова в спальню, Антон стянул с кровати одеяло, перевернул стул. Заранее заточенной пилкой для ногтей сделал ему несколько порезов на лице.
Ваха был жив, и Антон это чувствовал. Вынув из кармана трусики, он вложил их ему в руку. Помаду и очки бросил на пол и растоптал.
После всего направился на кухню. Обнаружив в холодильнике бутылку «Наполеона», поставил две рюмки на стол. Взяв со стены молоток для приготовления отбивных и разливая коньяк по полу, вернулся через зал в спальню, по пути оставляя следы борьбы. Бросив почти опустевшую бутылку на пол, несколько раз ударил Исмаилова молотком по голове, примерно соизмеряя силу удара с женским.
По телу Вахи пробежала мелкая дрожь, а рука намертво сжала трусики…
