Андрей Степанович достал из шкафчика две рюмки и разлил огненную воду. Выпили, не чокаясь.
— Признавайся, что случилось.
Виктор взглянул на Черкасова и сцепил руки в замок. Его отчаянно тянуло взглянуть на подоконник, но он мужественно сдерживался.
— Выборы послезавтра, а всё с каждым часом больше и больше заматывается. Пресс-конференцию смотрели?
Черкасовы синхронно покачали головами.
— Лизкин бывший любовничек объявился. На стороне Каверина выступает.
Алла Дмитриевна ахнула и всплеснула руками вновь.
— Артур? Ты что, шутишь? Он же сколько лет пропадал где-то.
— Не шучу, — Пчёлкин нахмурился и уставился на собственные руки. — За границей он торчал. А тут очень удобно стало — Каверину подыгрывай, да наслаждайся безопасностью. Он же боится нас, как огня.
— Доиграетесь вы, — не выдержал Черкасов. — Мало вам всё, больше надо, больше. И Лизка такая же была — всё говорила про жизнь красивую, хорошую. А в результате что?
— Андрей, — Алла Дмитриевна вступилась было за Пчёлкина, но муж её лишь махнул рукой.
— Ну что «Андрей»? Скажи, что я не прав. Молодые все, горячие, отчаянные, только заканчивается это всё чем? «Андрей»… Ты, раз так защищаешь их, скажи мне: кто вот нас хоронить будет, а?
— Я похороню, — подал голос молчавший Виктор. Он произнёс это совершенно серьёзно, полностью понимая твёрдость своих слов. Но Черкасов лишь хмыкнул.
— Ты смотри, как бы тебя самого не застрелили где-нибудь. Похоронит он… всю жизнь по краю ходишь и упиваешься этим.
Андрей Степанович с трудом поднялся из-за стола и вышел из кухни, всем своим видом показав, что разговор начал вызывать у него омерзение. Пчёлкин тихо, невесело усмехнулся и покачал головой. Черкасов так и не смог оправиться. И во всем винил его, Виктора. Впрочем, для последнего это не было чем-то оскорбительным или удивительным. В конце концов, раз он сам считал себя виновным во всем, то почему нельзя другим думать так же?
Встав, мужчина спрятал руки в карманы брюк и отошёл к окну. Взгляд всё же упал левее и зацепился за родные черты лица.
— Вить, — Алла Дмитриевна опустилась на кухонный диванчик и взглянула на Пчёлкина, — ты уж не злись на него.
— Да ладно. Я понимаю все.
Шмидта он завёз в офис — за время пребывания на кладбище алкоголь выветрился, и в водителе он больше не нуждался. Да и сюда хотел приехать один, чтобы никто его не ждал.
Механическим движением он схватил рамку с фотографией, и, повернувшись к окну спиной, провёл пальцем по изображению. Этот снимок всегда был здесь, на своем месте. И всегда он брал его, рассматривая родные черты лица. Раньше фотография была с лентой. Но её давно уже сняли, чтобы лишний раз не рвать себе душу траурным атрибутом.
— Не понимаю, что происходит. Тошно как-то.
— Волнуешься, это и понятно, — Алла Дмитриевна тепло взглянула на мужчину, но тот мотнул головой.
— Это не то. Не волнение, — мужчина запрокинул голову назад и сложил руки на груди, прижав, таким образом, фотографию к себе. — Не знаю, что.
Черкасова вздохнула и покачала головой.
— Жениться тебе надо, Витюш. Не мальчик ведь уже давно. Нашёл бы себе девушку хорошую, да женился… спокойнее бы стало.
Пчёлкин фыркнул. Сколько раз он уже слышал эти фразы? И от матери, и от Аллы Дмитриевны. Всё чаще они сводили практически любой разговор к этой теме. Он уже привык даже, просто раньше ловко переводил тему в иное русло. А сейчас он слишком сильно устал.
— Тёть Алл, думаете, я не пробовал? Не могу я, не получается. Я вообще, кроме Лизки, только одну полюбил, — горький смешок сорвался с губ, и Пчёлкин дёрнул шеей, — и та — жена лучшего друга.
Женщина беззвучно ахнула и покачала головой.
А ведь это была чистая правда. Ольга Белова — единственная, к которой у Пчёлкина были чувства. Настоящие, как у мужчины к женщине. Не страсть, не желание обладать, а самая искренняя любовь. Хрупкая скрипачка со светлыми глазами. В ней он видел ту, которую потерял восемь лет назад, и сходил с ума от осознания того, что никогда не сможет быть рядом с ней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я вас попросить хотел, если совсем уж честно, — Витя отошёл от подоконника и сел рядом с женщиной. Положил рамку перед собой и сложил руки на столе. — Я понимаю, что вы сами выбирать вольны. Тем более, Каверин был сослуживцем Андрея Степановича, да и Лапшин… он… с Лизкой был, выдернул её из всего этого…
— Вить, — Черкасова быстро поняла, к чему клонил мужчина, и мягко взяла его за локоть, — Лиза тебя любила. Тебя одного, понимаешь? Всю жизнь, со школы ещё. А Каверин… были у Андрея и получше сослуживцы, которых по статье не увольняли. Мы оба за Сашу будем голосовать. Даже не сомневайся и не думай об этом.
— Спасибо, — Пчёлкин кивнул и опустил голову, исподлобья взглянув на фотографию. Портретная, сделанная в ателье. Тогда ещё она точно была школьницей — они даже не встречались, он не помнил, как это фото делалось. Алла Дмитриевна проследила за взглядом Виктора и улыбнулась.
— Да перестань, Витюш. Ты ведь мне, как сын. Всё будет хорошо.
***
— Почему же он не звонит, а?
Мужчина устало взглянул на жену и покачал головой. То, что она не понимала очевидного, его откровенным образом удивляло. Ведь, если Белов проиграл, то звонить и рассказывать о своём поражении не имело никакого смысла — всё равно утром все обо всём узнали бы. А, если победил, то сейчас ни одного трезвого человека в его окружении уже не было.
— Успокойся, Алл. Всё у них нормально. Уверен, что сейчас они просто празднуют, и им не до звонков всем подряд.
— Но он мне обещал, — Алла Дмитриевна укуталась в тёплый платок и отложила книгу.
Постепенно приближалось утро, и итоги голосования, по подсчётам женщины, уже должны были бы быть известны. Честно говоря, Черкасовы практически не сомневались в уверенном лидерстве Белова, но, если Андрей Степанович был совершенно спокоен, сваливая отсутствие новостей на грандиозную попойку в честь новоиспечённого депутата, то на душе Аллы Дмитриевны скреблось стадо кошек.
— Может, мне самой ему позвонить?
— Угу, давай, — мужчина зевнул и потёр глаза, — а заодно можешь прямо к ним в офис поехать. Метро как раз через пару часов откроется.
Алла Дмитриевна лишь нервно отмахнулась от мужа и зябко поёжилась. Предчувствие не давало ей покоя, несмотря на отчаянные попытки женщины отогнать его, куда подальше. Спокойствие мужа не то, что бы раздражало Черкасову, нет — оно её поражало.
— Вале позвоню, точно. Уж ей-то он должен был сообщить…
— Так, мать, хватит, — Андрей Степанович вдруг посерьёзнел. — Я сейчас телефон пойду отключу и на антресоль его уберу.
— Не вздумай!
— Тогда ты прекрати нести ерунду. Валя спит наверняка, имей совесть.
Женщина откинулась на спинку дивана и поджала губы. Ожидание нервировало её. Стоило было, наверное, уйти спать, но на фоне беспокойства Черкасова была абсолютно бодра.
Внезапная трель телефонного звонка заставила Аллу Дмитриевну вскрикнуть от неожиданности и подорваться на диване, вызвав тем самым укоризненный смешок мужа. Лишь цыкнув на мужчину, Черкасова поднялась и поспешила в коридор, оставив Андрея Степановича наедине с уже вчерашней «Комсомолкой». Проследив за женой взглядом, мужчина покачал головой и, встряхнув газетой, углубился в чтение. Впрочем, естественный интерес не давал ему сосредоточиться на печатных колонках, да и из коридора почему-то не доносилось ни звука. Не речь же ей там зачитывали, в самом деле, должна же она хоть как-то на новости отреагировать? Вздохнув и сочувственно взглянув на газету, Черкасов отложил её на подлокотник и нехотя поднялся с дивана.
Жену он нашёл, как и полагал, в коридоре. С телефонной трубкой в руке. Только вот рука эта была опущена, и в абсолютной тишине мужчина услышал тихие короткие гудки — очевидно, звонивший уже отсоединился. Андрей Степанович сложил руки на груди и кашлянул, но женщина словно даже и не услышала попытки привлечь её внимание — так и стояла, уставившись в стену и словно окаменев. Черкасов напрягся.
