Хотя, какая она ему любовница? Так, пару раз потрахаться, да и забыть с чистой совестью. У него самые длинные отношения длились чуть больше четырёх месяцев, и то только потому, что последние недели три из них он крутил одновременно с двумя, на голубом глазу обманывая свою «подругу». Что-то мало-мальски длительное и с замахом на серьёзность не то, что бы совсем уж пугало, скорее, имело особенность быстро наскучивать и вызывать омерзение. Ну, какой из него муж и отец? Разве что самый хреновый и ненадёжный. Какой нормальной бабе будет приятно терпеть постоянные загулы и измены? А он ведь будет делать и то, и другое. Он-то себя знает.
Во двор офиса он въехал как раз вовремя — начинался снегопад, а колесить по дорогам в такую погоду жуть, как не хотелось. А так хоть на работе пересидит, уже неплохо.
— Здравствуйте, Виктор Павлович! — стройная блондинка приветливо улыбнулась ему, стряхивавшему успевшие-таки налипнуть на дорогое чёрное пальто хлопья снега прямо на шикарный ковер.
— Привет, Люд, — он ещё раз тряхнул предмет гардероба и поднял руку в знак приветствия. — У себя?
— Да уже минут двадцать, как.
— Отлично. Коньячку организуешь?
— Конечно, — и Людмила поспешила покинуть рабочее место, дабы добыть этот самый коньяк из подсобки. Мужчина проследил за ней взглядом. Нет, всё-таки Космос огромный идиот. Такая девушка — и красивая, и неглупая, и любила придурка, а он? Совсем недавно вон, с кокаина слез, наконец-то. Что он ей даст-то?
— Здорово, — он зашёл в кабинет Белова и не смог не заметить, как оба его друга, лишь кивнув и махнув руками, вновь уставились в телевизор. — А что, началось уже?
— Ну ты бы ещё дольше у своей Таньки торчал, — хохотнул Космос. Пчёлкин кинул пальто в кресло.
— Наташки, — машинально поправив друга, мужчина подошёл к друзьям и сел на край стола. Как бы ни относился он к своим пассиям, но по именам помнил каждую, и в комичных ситуациях а-ля «назвать девушку именем любовницы» не бывал никогда. — Давно идёт?
— Да минут десять.
— И как?
— Пока ничего интересного.
Пресс-конференция обещала быть горячей. Об этом даже толстяки говорили. Они и сами должны были вот-вот подъехать, но метель их, видимо, задержала.
— Виктор Павлович, — он даже вздрогнул — столь тихо умудрилась Людочка подойти к нему с подносом, на котором красовался наполненный почти до краёв стакан и бутылка. Правильно, выучила — не будь на подносе последней, он бы отослал её исправлять ошибку.
— Люд, я кофе дождусь сегодня? — Космос обернулся в сторону девушки и недовольно взглянул на неё. И та, к удивлению Пчёлкина, сохраняя вид крайне невозмутимый, взяла поднос подмышку.
— Сегодня дождешься, — о, как. Совсем Кос её достал, похоже, раз она даже начальства не постеснялась и так открыто «ткнула» Холмогорову. Впрочем, его-то какое дело? Витя лишь усмехнулся, взял стакан и сделал глоток. Холмогоров уже собрался было что-то ответить, но Люда испарилась из кабинета столь быстро и ловко, что он лишь раздражённо дёрнул шеей и вновь отвернулся к телевизору.
Информацию о поджоге типографии троица восприняла совершенно спокойно. О том, что это чистой воды провокация со стороны Каверина, они знали с самых первых минут после произошедшего. И на этой записи чётко увидели, что имиджмейкеры свое дело знали: уж больно убедителен был один из их коллег, потребовавший конкретных доказательств того, что поджог — дело рук Белова и его людей. И тема тут же была закрыта.
— Ну, я надеюсь, мы находимся в цивилизованном обществе, — собственно, именно этими словами ведущий и закончил данную тему, спеша перейти к другой. Пчёлкин, не отрывая взгляда от экрана, перетасовал жвачку и отхлебнул коньяка. — Господа, я попрошу ещё минуту внимания. У нас в зале присутствует человек, способный подтвердить информацию, изложенную на листовке.
Артур Лапшин развернулся к камере лицом медленно, явно волнуясь. Взяв протянутый ему микрофон, он банальным «раз-два» проверил его на рабочее состояние и прочистил горло:
— Меня зовут Артур Лапшин. В девяносто первом году Белов и его бригада рэкетировали созданное мной предприятие. Отказавшись платить, я подвергся угрозам и издевательствам. Опасаясь за жизнь своей семьи, я вынужден был уехать за границу. Белов не просто отнял у меня моё любимое дело, — Лапшин замялся и окинул взглядом зал, — он украл у меня Родину. Украл любовь. И вот поэтому я вновь прилетел сюда, чтобы на своём примере предостеречь вас. Я отвечаю за свои слова и могу предоставить журналистам и следствию все необходимые материалы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Телевизор тут же умолк. Это сам Белов выключил его, застигнутый врасплох. Он не ожидал такого, никак не ожидал и не мог даже подумать о том, что Каверин найдёт этого урода и даст ему в руки сценарий, сделав своим козырем. Удар под дых удался, Белов оказался в тупике.
Но телевизор он выключил не поэтому. В эти мгновения он ещё даже не понимал до конца, чем именно могло грозить ему возвращение Лапшина.
Молча они с Космосом обернулись назад.
Витя по-прежнему сидел на столе, немигающим взглядом пялясь на уже потухший экран. Если для Белова это был удар под дых, то для него — нож в спину. Какая к чертям собачьим любовь? Как он смел вообще произносить это слово на камеру? Он же даже на похороны не прилетел, хотя не мог не знать о случившемся. И сейчас спекулировал ею, используя память о покойнице, чтобы обелить себя перед избирателями, чтобы предстать перед ними мучеником, настрадавшимся из-за «бригады Белова».
Сука.
Ни один мускул не дрогнул на лице Пчёлкина. На какие-то мгновения Космосу и Александру даже показалось, будто их друг и не услышал пронзительной речи Лапшина. Они даже перебросились недоуменными взглядами, а Витя, оторвав, наконец, взгляд от телевизора, сделал большие глаза и воззрился на друзей.
— Что? — мужчина передёрнул плечами и холодно усмехнулся. — Всё нормально.
Да ничерта не нормально. Свои же слова он тут же опроверг, схватив бутылку и отпив крепкий напиток прямо из горла. Горло привычно обожгло, и от этого стало полегче. Не произнеся больше ни слова, мужчина спрыгнул со стола, схватил валявшееся в кресле пальто и вышел из кабинета. Он даже не взглянул на друзей, а те, впрочем, и не ждали иной реакции. В его «Всё нормально» мог бы поверить кто-то, кто знал его совсем недавно. Но никак не они.
***
— Здесь налево.
Шмидт, выхваченный им буквально на пороге офиса и согласившийся побыть сегодня кем-то вроде личного водителя, послушно крутанул руль и мягко вписался в поворот. Узкие дорожки были плохо предназначены для автомобилей, но ушлые охранники за пару зелёных бумажек не то, что ворота открывали — едва ли не честь спешили отдать.
— Вить, может, объяснишь? — начальник охраны Белова никак не мог взять в голову, почему вдруг Пчёле понадобилось ехать сюда посреди дня, да ещё так скоро и решительно.
— На дорогу смотри. Направо. Сейчас узнаешь всё.
Он уже пожалел, что взял Шмидта с собой. Не нужны были здесь лишние глаза, по большому счёту. Но ехать одному, после коньяка, да под снегом, почему-то было страшновато.
— Всё, тормози.
Шмидт послушно нажал на педаль, и машина остановилась. Мужчина чувствовал себя, мягко говоря, дискомфортно. Всё же, по таким местам обычно в одиночестве принято ездить, и Дмитрий сейчас чувствовал себя чем-то вроде пятого колеса. Но что было поделать?
Витя вылез из автомобиля и, обогнув его, жестом сказал Шмидту выйти. И, когда тот завозился с врученными ему ключами, чтобы поставить машину на сигнализацию, едва ли не рассмеялся.
— Уймись, кому она нужна здесь? Пошли.
Завязали бы ему глаза — он всё равно смог бы найти дорогу сюда. Было время, когда он приходил сюда едва ли не через день. Теперь приезжал дважды в год. Его мама оказалась права. Правда, лишь отчасти.
Утопая в девственно-белоснежном снегу практически по щиколотку, он шагал прямо и остановился так неожиданно, что Шмидт едва ли не влетел в спину товарища.
