– Хелен, – спрашиваю я, – как ты выращиваешь кабачки?
Она не шевелится, но бормочет мне в ответ:
– Ты постоянно задаешь один и тот же вопрос.
Я не могу припомнить, чтобы когда-то раньше его задавала, хотя с какой стати ей лгать. Отхожу в сторону, чтобы подумать, и направляюсь к высокому тису. Есть нечто пугающее в его размерах и в том, как громадные темные ветви закрывают землю от солнечного света. На могиле лежит плоский камень, надпись на нем почти стерлась. Разобрать можно только дату смерти и фразу «Покойся с миром».
– Это была сумасшедшая, – говорю я, когда меня нагоняет Хелен. – У нее было имя – Вайолет, но все звали ее просто сумасшедшей.
– Как печально, – произносит Хелен и останавливается, склонив голову.
Мне кажется, что она преувеличивает свои эмоции. Я вдавливаю каблук в дерн.
– Однажды она гналась за мной, – говорю я. – Она гналась за мной и отобрала заколку моей сестры. Она вырвала ее у меня прямо из волос.
Я говорю и чувствую боль от вырванных прядей, но боль эта тем не менее какая-то нереальная. Что-то в моих воспоминаниях не сходится.
– Она следит за мной, – сообщаю я дочери. – Она все обо мне знает.
– Кто она?
– Она, – я не вынимаю рук из карманов, но плечом указываю на надгробную плиту. – Она все обо мне знает. – Мне хочется ударить ногой по плите. Хочется топтать землю под ней. – Она всегда здесь рядом, всегда следит, черт бы ее побрал.
Хелен поднимает голову.
– Она умерла, мама, – говорит она. – Как она может за тобой следить?
Я не знаю. Мысли путаются у меня в голове. Вытаскиваю руки из кармана и нахожу в них записку. У меня в руках сложенный листок бумаги с черными значками на нем. Я комкаю его. Мне хочется затолкать получившийся комок в землю в том самом месте, где находится рот сумасшедшей. Но Хелен берет меня за руку и поднимает ее, бумага мнется в наших руках. Мне удается прочитать имя на скомканном листе – Кеннет Ллойд Холмс.
Это был человек, арестованный по подозрению в убийстве в отеле «Норфолк». Человек, которому я послала письмо с вопросом, не он ли убил и мою сестру. Я все еще не теряла надежду на то, что Сьюки жива и просто от нас сбежала, но повсюду говорили об убийствах, даже по радио. В письме я обещала, что никому ничего не скажу, но обязательно должна знать, убил он мою сестру или нет. Я описала внешность Сьюки, цвет ее волос, то, как она одевалась, и назвала ему город, в котором мы живем. Я почему-то думала, что если он мне не ответит, то это может означать, что Сьюки еще жива. Если же он признается в убийстве, ну, что ж, по крайней мере мы, будем знать, что произошло. Я не знала, что написать после «искренне ваша», – я боялась ставить там свое настоящее имя. В конце концов я решила подписаться «мисс Локвуд» и попросила хозяйку бакалейной лавки, жившую в начале улицы, отправить письмо. Магазином тогда заправляла мать Реджа. Я помню, как удивленно у нее поднялись брови и как она расхохоталась.
– С поклонниками переписываемся? – сказала она. – «Мисс Локвуд». Суета и тщеславие!
Она улыбалась, поддразнивая меня, а я покраснела и даже вспотела от смущения. Я была растеряна и напугана, зная, что она может все разболтать миссис Уиннерс и не исключено, что кому-то еще. Но она согласилась взять письмо, а для меня это было самое главное. Я спрятала газетные вырезки в ящик и стала ждать.
Ответа я так и не получила, но Фрэнку при встрече в парке о письме рассказала.
– Ты с ума сошла? – крикнул он, выдыхая облако сигаретного дыма. – Писать маньяку! Почему ты решила, что он имеет к ней какое-то отношение?
Фрэнк вышагивал взад-вперед перед скамейкой, на которой я сидела, и нервно курил, так что сигарета быстро сгорала. Он привез упаковки мыла для мамы и шоколад для меня. «Кэдбери», в магазинах его давно уже не было. Я откусила кусочек шоколадной плитки, хотя и пообещала себе, что не стану его есть, пока не приду домой. Шоколад был такой потрясающе нежный и сладкий, что я на мгновение забыла, что мы ругаемся, и улыбнулась Фрэнку.
– Но даже если он заявит, что не убивал ее, то что это докажет? – спросил он, к счастью не заметив моей улыбки.
Я завернула шоколад и положила его в карман.
– Если он не убивал ее, это докажет, что, возможно, она все еще жива.
– Нет, Мод, ничего это не докажет.
Он щелчком швырнул сигарету в реку и вытряхнул еще одну из пачки, не сводя с меня глаз. Мне стоило огромного усилия воли не сунуть руку в карман с молочным шоколадом.
– И что же ты написала? – спросил Фрэнк, закурив очередную сигарету.
Я пересказала ему содержание письма, постаравшись вспомнить его дословно.
– «Она была похожа на других девушек, которых вы убили»? Черт возьми!
– Но ведь это правда, она была похожа.
– Зачем? – крикнул он, и какая-то пожилая пара с удивлением воззрилась на нас с соседней скамейки. – Зачем ты занимаешься такими вещами? Ты маленькая безмозглая идиотка! У него даже не было шанса встретить ее здесь. Все кончится тем, что ты сама окажешься его следующей жертвой.
Я пожала плечами и отвернулась. Убийцу поймали и скоро повесят, поэтому вряд ли предположение Фрэнка осуществимо. Он тихо выругался и пошел по дорожке, на какое-то мгновение я подумала, что он бросил меня, но он вдруг развернулся, еще не дойдя до той скамейки, на которой сидела пожилая пара, и, сунув сигарету в рот, направился назад. Это был необычайно безветренный день. Создавалось впечатление, что находишься внутри какого-то помещения. Дым висел между нами почти неподвижным облачком, хотя где-то высоко над нами в ветках сосен я слышала шум ветра.
– Куда ты водил Сьюки на танцы? – спросила я. Я уже успела пожалеть, что рассказала ему о письме, и мне захотелось вернуться к нашим старым разговорам.
– В «Павильон». А что? Может быть, собралась сообщить об этом тому маньяку, на котором теперь сама помешалась?
Меня передернуло от его тона, а он выдохнул густое облачко дыма, отшвырнул вторую сигарету и снова подошел ко мне. Затем наклонился, чтобы взять меня за руки. Плитка шоколада, которая каким-то загадочным образом переместилась из кармана в зажатую ладонь, начала быстро таять.
– Мы всегда ходили в «Павильон», – продолжал он. – И она даже заставляла меня танцевать до перерыва. Раньше я никогда ничего подобного не делал. Я хорошо помню, что и ты тоже, правда?
Он слегка потряс мне руки, и краешек его губ изогнулся в улыбке.
Как всегда, я ответила на его улыбку.
– Возможно, я схожу туда посмотреть, – сказала я.
Фрэнк отпустил мои руки, и плитка шоколада упала мне на колени, а маленький растаявший кусочек испачкал платье.
– Почему бы тебе наконец не перестать этим заниматься? – спросил он.
Мгновение я думала, что он имеет в виду шоколад, и собралась ответить ему: «Ты сам мне его привез». Но тут я поняла, что он говорит о моих поисках сестры.
Я не могла перестать заниматься этим, на мне было зеленое платье Сьюки в рубчик, она по субботам надевала его на танцы в «Павильоне». Был шанс – так мне казалось – на то, что если Сьюки все еще в городе, даже если она не хочет встречаться с нами, не хочет нас знать, все равно я надеялась, что она не сможет противиться желанию пойти на танцы. И я решила, что схожу посмотреть, не появится ли она там. Чтобы она не узнала меня, я сделаю завивку совершенно по-новому и закрою лицо маминым номером «Британии» или журналом «Ева».
В «Павильоне» было большое фойе с диванами, обтянутыми красным бархатом, и пальмами в больших фаянсовых горшках. Среди колонн были расставлены плетеные кресла, но они бросались в глаза больше, чем диваны. К тому же, придя туда, я обнаружила, что все свободные кресла стоят спинками к двери, поэтому с них мне все равно не удалось бы увидеть входящих. Я села на диван в углу и закрылась журналом. В главном танцевальном зале вот-вот должна была зазвучать музыка. Время от времени в фойе входили посетители, чтобы посидеть, поболтать, посмеяться и немного поразмяться в ожидании танцев.
