Однажды Халли вызвали в комнату к родителям. Арнкель, который заметно исхудал за эту осень и страдал от приступов кашля, скособочась сидел в кресле, глядя в пустоту. Мать стояла рядом; взгляд у нее, как всегда, был пронзительный.
Арнкель краем глаза взглянул на сына и отвернулся.
— Что, ты еще здесь? — спросил он. — Не сбежал пока?
— Отец, я же попросил прощения…
— Твои извинения всегда были сшиты на живую нитку; не трепли их понапрасну. Ладно, довольно об этом. Мы с матерью хотим задать тебе один вопрос. Вчера сюда заезжал Кар Гестссон, распродавал свои паршивые куртки. Я купил две — в порядке гостеприимства, но это так, между прочим. Кар привез новости из нижней долины. Он говорит — а я всегда знал его как человека правдивого, вот только разобрать, что он там бормочет, не так-то просто, оттого что у него зубов недостает, — он говорит, — и тут Арнкель пристально посмотрел на Халли, — что Олав Хаконссон умер и чертог его сгорел. Что тебе об этом известно?
Сердце у Халли упало, но он и бровью не повел.
— Он умер? Отчего, отец?
— Это пока не известно наверняка. Говорят, убили его.
— Ходят слухи, — вставила мать Халли, — что в Дом проник какой-то злоумышленник…
Халли потер подбородок, как бы в глубокой задумчивости.
— Удивительные новости. Я и сам как-то раз видел столб дыма, поднимающийся на востоке. Наверное, это как раз чертог горел.
— Так ты не бывал в Доме Хакона во время своих скитаний?
— Нет, отец.
— И ты не убивал Олава?
— Нет, отец! — Халли громко расхохотался. — Я?
Он перестал смеяться и обвел взглядом родителей. Лица у обоих были каменные; они пристально смотрели на сына, не говоря ни слова.
— Да, конечно, это звучит нелепо, — сказал наконец Арнкель. — И тем не менее… ну что ж, не ты — значит, не ты. Мы спросили, ты ответил, дело исчерпано.
Он вздохнул, вытянул свои длинные ноги. Руки у него выглядели тоньше, чем помнилось Халли, и крупные кости отчетливо проступали сквозь плоть.
— Если честно, по-мужски, — продолжат отец, — я рад, что убийца моего брата мертв, и я благодарен тому, кто его убил, кто бы это ни был. Но твоей матери не по себе. Через неделю мы должны предстать перед Советом, чтобы потребовать возмещения за смерть Бродира, и ей кажется, что эти известия могут как-то повлиять на ход нашего дела. Меня лично это не тревожит. При условии, — подчеркнул он, — при условии, что мы действительно непричастны к смерти Олава и никто не сможет доказать обратное. Тогда нам действительно нечего опасаться.
То ли из-за того, что Арнкель выглядел таким хрупким, то ли из-за того, что говорил таким тоном, Халли внезапно захотелось ответить как следует и порадовать отца.
— Я думаю, — медленно ответил он, — что убийца не оставил никаких улик и установить, кто он такой, не удастся. У Олава, несомненно, было немало врагов. Многие желали ему смерти, и подозреваемых — море. Это не должно нас заботить. Папа, как ты себя чувствуешь?
— Да все в порядке, просто зима надвигается. Никогда не любил зиму. Сын мой, смири свой пыл, и ты станешь гордостью нашего Дома. Еще через пару лет, если будешь добросовестно трудиться, выделим тебе хорошую усадьбу. Ты ведь будешь хорошим мальчиком? Вот и славно.
Мать Халли положила руку на плечо Арнкеля. На лице у нее отражалась тревога, ее взгляд, когда она посмотрела на Халли, был по-прежнему жестким. Наконец она сказала:
— Я надеюсь — ради нас всех, — что ты не ошибаешься. Чрезвычайно важно, чтобы ты как следует представил наше дело перед законоговорителями.
— Я буду хорошим свидетелем, мама.
— Хорошо. Можешь идти.
— И последний вопрос, — сказал Арнкель, когда Халли уже направился к двери. — Ты не видел моего ножа — ну знаешь, того, самого острого?
Халли опустил голову.
— Отец, это я его взял… Я его потерял.
Арнкель вздохнул и закашлялся.
— Всыпать бы тебе… но я уже все вожжи о тебя истрепал. Ступай, мальчик, и не говори никому об этом разговоре.
Халли вышел через чертог, где висели сокровища Свейна, серые от пыли. Шкатулка, в которой раньше лежал серебряный пояс, стояла на той же полке. Халли все собирался положить пояс на место, но до сих пор не успел это сделать. Пока что пояс вместе с поддельным троввским когтем хранился в тюфяке на его постели. Он непременно положит его в шкатулку, когда выберет время, когда люди позабудут о его исчезновении и перестанут обращать на него внимание.
К несчастью для Халли, торговцы, что принесли вести о событиях в нижней долине, успели поговорить не только с Арнкелем и Астрид. Люди снова заинтересовались тем, где пропадал Халли, и сделали свои выводы.
— Ходят слухи, — говорил Грим-кузнец, утирая с бороды пивную пену, — что Олава Хаконссона выволокли из собственной постели и перерезали ему глотку! А потом подожгли его труп и так бросили в качестве вызова его родне!
— А ведь Олав был не слабак, мы все это знаем! — шепотом добавил Эйольв. — Представляете, какая силища была нужна, чтобы совершить такое убийство?
— А посмотреть на этого мальчишку — так ведь и не подумаешь…
— Да уж. Маленький, с виду слабосильный…
Болли-пекарь с важным видом покачал головой.
— Да, но вы видели, как он вкалывает в овчарне? Видели, как он молотком машет? Видели, сколько злости он вкладывает в каждый удар? Это даже страшнее, что он такой щуплый. Будь он крупным, сильным мужиком, оно было бы понятнее, это как-то естественно. А так просто мурашки по коже. Ему палец в рот не клади!
— А помните его двоюродного деда, Энунда? — спросила Унн-кожевница. — Он, говорят, был точно такой же. Щуплый, в чем душа держится, но уж как разъярится — тогда берегись! Ему ничего не стоило голыми руками человеку шею свернуть.
— Хотелось бы мне знать, как парень в Дом-то проник! Видели бы вы эти стены! Небось всполз по ним, как паук какой.
— Тут без колдовства не обошлось…
— Нет, ему точно палец в рот не клади!
И вскоре Халли обнаружил, что люди умолкают, когда он проходит мимо, и странно смотрят ему вслед, и о чем-то шепчутся так, чтобы он не слышал. К его изумлению, взрослые начали обращаться с ним с неуклюжей, даже опасливой почтительностью, в то время как ребятишки помладше ходили за ним по пятам и таращились на него из-за угла или из кустов.
— Что с ними творится? — спросил он однажды утром у Лейва с Гудню, сидя в чертоге. — Сейчас трое пацанов подглядывали за мной, когда я сидел в нужнике! Поднимаю голову — они захихикали и бежать! Что они все, с ума посходили, что ли?
— А что тебе не нравится-то? — буркнул Лейв. С тех пор как распространились эти слухи, Лейв держался с Халли обидчиво и настороженно. В последнее время Лейва частенько видели у бочонка с пивом, где он сидел над чашей, погруженный в тяжкие раздумья. — Ты ведь всегда этого и хотел, разве нет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
