В трагедии Пушкина «Борис Годунов» есть рассказ одного старца-монаха о тогдашней жизни Иоанна:
«Царь Иоанн искал успокоеньяВ подобии монашеских трудов.Его дворец, любимцев гордых полный,Монастыря вид новый принимал;Кромешники в тафьях* и власяницах*Послушными являлись черенцами*,А грозный царь игумном богомольным.Я видел здесь, вот в этой самой келье.(В ней жил тогда Кирилл многострадальныйМуж праведный; тогда уж и меняСподобил Бог уразуметь ничтожностьМирских сует), здесь видел я царя,Усталого от гневных дум и казней;Задумчив, тих сидел меж нами Грозный;Мы перед ним недвижимо стояли,И тихо он беседу с нами вел.Он говорил игумну и всей братье:„Отцы мои, желанный день придет,Предстану здесь алкающий* спасенья,Ты Никодим, ты Сергий, ты Кирилл,Вы все — обет примите мой духовный:Прииду к вам, преступник окаянныйИ схиму здесь честную восприму,К стопам твоим, святой отец, припадши“.Так говорил державный государь,И сладко речь из уст его лиласьИ плакал он. А мы в слезах молились,Да ниспошлет Господь любовь и мирЕго душе, страдающей и бурной.»
Но напрасно молились они: характер Иоанна не исправлялся. Может быть, в наше время искусство врачей открыло бы, что причиной его необыкновенной жестокости была какая-нибудь болезнь тела или расстройство души, слишком сильно пораженной невозвратной потерей нежно любимой супруги; но тогда об этом не думали; тогда никто не представлял, что сильное горе могло иметь какое-нибудь чрезвычайное влияние на здоровье человека, и потому, не подозревая никакой болезни в Иоанне, наши предки отнесли его к числу тех ужасных правителей, которых иногда Бог посылает для наказания народов и какими у Римлян были Калигула[143] и Нерон[144], у Французов — Людовик XI[145]. И Римляне, и Французы ужасались имени этих государей, но не таким было чувство Русских к Иоанну: когда раздавалась весть о победах его храбрых войск, когда его умными распоряжениями Русская торговля расцветала не только в Москве, Астрахани и Казани, но даже в Германии и Англии, когда он торжественно въезжал в Москву и с обычным своим великолепием принимал знаменитых иностранных послов, когда они со всеми знаками глубочайшего уважения стояли перед ним и слушали его остроумные разговоры о важных государственных делах, — добрый народ забывал свои страдания, забывал Александровскую слободу со всеми ее ужасами и, гордясь величием России, помнил только, что Иоанн — его царь! Это имя, священное для Русских, оказывало в такие минуты свое чудесное воздействие на их сердца: им казалось, что они любили Иоанна!
Слабость России от 1569 до 1582 года
Однако величие России не могло быть продолжительно при таком государе и после таких событий в государстве. Иоанн, истребляя иногда целые поколения князей и бояр, не щадил и тех из них, которые отличались своими великими заслугами в военных или гражданских делах: он казнил их наравне с обыкновенными преступниками, и оттого число умных и знаменитых царских советников беспрестанно уменьшалось, так что вскоре Иоанн остался почти один со своими недостойными любимцами, со своей ужасной дружиной опричников и со своими шутами и забавниками.
Враги, окружавшие Россию и с завистью смотревшие на ее могущество, обрадовались такой перемене и спешили воспользоваться ею. Тогда-то жестокий Иоанн понял свою ошибку; тогда-то он сам почувствовал отвращение к ненавистным опричникам, лишившим его своей клеветой лучших вельмож и полководцев. Но напрасны были все его сожаления: сделанного изменить было невозможно. В пылу досады и гнева он уничтожил опричнину. Это случилось спустя семь лет после ее учреждения. Однако этим дело не поправилось: убитые князья Горбатый-Шуйский, Серебряный, Одоевский, Куракин не воскресли, а между тем враги нападали со всех сторон на бедное Отечество.
Русское огнестрельное оружие — самопалы и ручницыПервым из них был Крымский хан Девлет-Гирей. Набрав более ста тысяч войска, он неожиданно подошел к городу Серпухову, где находился сам Иоанн. Вместо того, чтобы оказать решительное сопротивление, царь, уже не прежний мужественный, великий Иоанн, окруженный героями, но слабый, не надеявшийся не только на искусство, но даже и на усердие своих полководцев, бежал в Коломну, потом в Александровскую слободу, наконец, в Ярославль, а хан между тем пробрался прямо в Москву, разорил и сжег ее так, что из всех зданий остался один Кремль. Девлет-Гирей не хотел осаждать его, и на другой день, посмотрев с Воробьевых гор на опустошенную столицу, отправился назад, испугавшись ложного слуха, что многочисленное войско идет на помощь Русским. Так, бедная Москва еще раз побывала в руках варваров! Возвратившийся государь не скоро смог опять поправить ее разрушенные стены, заселить ее опустевшие улицы. Не успел он еще заняться этим, как новые враги уже спешили в Россию!
То были Поляки. Но прежде, чем мы будем говорить о них читателям, надо сказать о главной причине их ссор с Русскими — о земле Ливонской. Вы, верно, не забыли, в какое жалкое состояние привели победы Иоанна эту несчастную страну еще в 1560 году. С того времени Русские не переставали разорять ее, и в 1561 году рыцари Ливонские уже более не существовали: их орден уничтожился, и Ливонцы признали своим государем Польского короля Августа, который, получив в свое владение всю южную Ливонию, обещал не менять ни ее веры, ни ее законов. Последний магистр, Кетлер, сложив с себя это достоинство, получил от короля звание наследственного герцога Курляндии. Прочие орденские земли разделились еще на три части: Нарва, Дерпт и все соседние с Россией места были завоеваны Иоанном; Гаррия, Ревель и половина Вирландии — Шведами; Эзель принадлежал Датскому принцу Магнусу. Все эти владетели беспрестанно ссорились между собой, желая вытеснить один другого. Пока знаменитые полководцы Иоанна IV еще жили и командовали его войском, Русские были везде победителями, и города Ливонии один за другим покорялись их оружию; но когда в 1577 году Иоанн казнил последнего из героев, прославившегося при взятии Казани — князя Михаила Воротынского, счастье, как будто желая справедливо наказать Иоанна, совершенно оставило его. Русское войско, лучше, чем когда-нибудь устроенное, но под командованием новых, неискусных предводителей, забыло о победах и после каждого сражения должно было стыдиться то Шведов, то Поляков. Особенно последние славились в это время своими успехами. Они обязаны были этой славой новому знаменитому в истории королю своему — Стефану Баторию. Еще в 1573 году умер слабый Сигизмунд Август, не оставив после себя наследников.
Медаль с изображением Стефана БаторияПоляки долго не знали, кого выбрать своим государем; многие из них, чтобы обезопасить свое Отечество от врагов, окружавших его, Турок и Австрийцев, охотно желали видеть на своем престоле сильного Русского царя или одного из его сыновей и даже посылали для этого своих вельмож в Москву; но другие, слыша о жестокостях Иоанна, боялись быть под его властью и спорили со своими соотечественниками, приверженными России; к тому же и сам Иоанн, не предвидя больших для себя выгод от соединения России с Польшей, которой надо было беспрестанно помогать в ее войнах с Турцией, Австрией и Крымом, не слишком желал чести быть королем Поляков или дать им для этого своего сына, и поставил перед послами такие трудновыполнимые условия, что они без всякого успеха возвратились в Варшаву. Тогда Польский народ в угоду самому опасному из своих врагов — Турецкому султану Селиму избрал королем его друга — князя Семиградского* Стефана Батория. Впрочем, слух о достоинствах Стефана давно уже носился в Польше; все знали, что он получил свое княжество по выбору народа Семиградского, который, удивляясь его уму, учености, красноречию, отличной храбрости, надеялся быть счастливым под его правлением и не обманулся в своей надежде. Видя это, и Поляки с радостью назвали его своим королем. Благодарный за такое доверие Баторий спешил оправдать ожидания своих новых подданных и, зная, что больше всего он может угодить им унижением России, обратил на нее все свое внимание. Прежде всего он обещал Полякам возвратить все области, некогда отнятые Россией у Польши и Литвы.
Русский всадник с лошадью. «Записки» С. Герберштейна. 1556 г.Но для войны с Иоанном надо было запастись союзниками. Баторий скоро нашел их в королях Шведском и Датском и в хане Крымском. Кроме того, к нему пришли из Трансильвании[146]и земли Немецкой опытные наемные воины, прежде служившие ему; его уверяли в своей дружбе Султан Турецкий и сам папа, одним словом, все, казалось, соединились на погибель нашего Отечества, все угрожали ему нападением, и некому было думать о его защите, несмотря на то, что восемьдесят наших крепостей были заполнены воинами и всеми нужными снарядами, что один особенный царский полк насчитывал 40 000 дворян, боярских детей, стрельцов и Казаков, что, кроме Русских, готовы были сражаться за Россию и князья Черкесские, Шевкальские, Мордовские, Ногайские, царевичи и мурзы старинной Золотой Орды, также Казанской и Астраханской.
