Петр Николаевич, несмотря на слабое здоровье, принимал непосредственное участие в военных действиях в период Первой мировой войны и даже отличился в них. 27 октября 1914 г. император писал Александре Федоровне из Ставки Верховного главнокомандующего: «Здесь я застал старого Петюшу, только что приехавшего из Львова и из сражения, в которое его взял Радко-Дмитриев98.
Они три часа провели под огнем тяжелой австрийской артиллерии. Из других телеграмм видно, что Петя держал себя с большим хладнокровием, и он просит для себя награды; поэтому я дал ему георгиевское оружие, от чего он чуть не помешался. Он этого не ожидал. Теперь он простужен и заключен в пустой барак возле поезда. В общем, всем нам кажется, что он стал гораздо менее экспансивен, чем обыкновенно, – вероятно, оттого, что побывал под огнем»99.
Но уже 19 ноября Петр Николаевич снова был в форме и приступил к работе в Ставке100.
Этот с виду болезненный и тихий человек прожил 67 довольно счастливых лет, имея любимую жену, большую семью и все, что было нужно для счастья, а многого он и не требовал.
«Гильом Телль [42] одним словом мальчишка и щенок»101
Если трудно сказать, влиял ли Петр Николаевич на русского императора, то можно точно сказать, что его жена предпринимала такие попытки. И Милица, и ее сестра Стана, да и сам черногорский князь, их отец, пытались влиять на Николая II разными способами. Все это делалось с целью обеспечения интересов Черногории в политике России.
При дворе, по сведениям очевидцев, черногорские принцессы часто пытались давать царю советы, «постоянно выдвигали политические предложения», их собственные дворы часто служили местом горячих политических споров102.
Черногорских сестер интересовала политика, они живо обсуждали международные отношения, особенно политическую ситуацию в Сербии103. Когда там в 1903 г. произошел кровавый Майский переворот и официальные сербско-черногорские отношения испортились, черногорки, будучи восприемницами политики своего отца, разорвали отношения со своими сербскими родственниками. Так, Милица отказывается принимать у себя сербского королевича Александра, о чем пишет русский генерал, участник Первой мировой войны, военный писатель Николай Алексеевич Епанчин в своих воспоминаниях. «Я Вам скажу с полной откровенностью, – заявила Милица Епанчину, – что приму моего племянника два раза в год: на Новый год и на Пасху – и каждый раз на десять минут, вы меня понимаете?». Это было воспринято как нежелание видеть королевича Александра, причем Епанчин особенно подчеркнул, что великая княгиня, получившая образование в России, прекрасно знавшая русский язык, говорила с ним «по-французски, не сказав ни одного русского слова»104.
В мемуарах Витте, который рассказывает о частых к нему визитах черногорских принцесс по денежным вопросам, интересно замечание о том, что черногорки «были преданные дочери и постоянно хлопотали о всяких денежных субсидиях своему княжескому родителю»105. Милица и Стана обращались не только к Витте, но и к Коковцову106, и к Гирсу107, о чем мы узнаем из их переписки. Одна из таких шифрованных телеграмм хранится в фонде великой княгини Милицы Николаевны, в уже дешифрованном виде. В этой телеграмме Стана пишет сестре о том, что нужно «передать на имя Гирса Коковцову 20 000 руб.»108.
Милица пристально следила за развитием политической ситуации на Балканах и вообще в Европе. Когда начался боснийский кризис 1908 г., она составляла расчеты о расстановке сил в Европе в случае возникновения войны. Она полагала, что в этой ситуации Россия может положиться лишь на Англию и Австрию, а вот на Германию рассчитывать не стоит, ибо ее император норовит все повернуть против России, причем «в пользу недавних переговоров с Италией»; в свою очередь, король Италии не уделяет особого внимания тому, чтобы непременно остаться с Россией верными друзьями – «в случае войны в Европе солдаты короля Италии будут в самом деле врагами»109. И все это несмотря на то, что королевой Италии была родная сестра Милицы – Елена (1873–1952).
Во время вооруженных столкновений черногорцев с турками в 1910–1911 гг.110 Милица постоянно получала письма от сестры Веры из Черногории, в которых последняя докладывала информацию непосредственно с места событий, о положении войск, бомбардировках, числе жертв 1П.
Основываясь на письмах периода Балканских войн и начала Первой мировой войны, можно согласиться с черногорским историком Р. Распоповичем в том, что Милица являлась неофициальным дипломатическим представителем Черногории в России112. Она пыталась вести политическую линию своего отца. Эта «черногорка № 1»113 писала трогательные и милые письма своему другу, императору Николаю II, щедро снабжая их политическими идеями о будущем Черногории. Она постоянно упоминала о «вопросах важных в глазах своего отца», о «поручении отца», «желании отца» 114, таким образом показывая, с одной стороны, что она здесь как бы ни при чем, но лишь является проводником и представителем интересов Николы. С другой стороны, великая княгиня отмечала, что ее мнение совершенно совпадает с мнением ее отца115, следовательно, она решала вопросы, важные для нее самой.
Будучи замужем за великим князем Петром Романовым, Милица являлась представительницей императорского дома, что накладывало на нее определенные обязательства. Однако став русской великой княгиней, Милица оставалась черногоркой в душе, пытаясь проводить в жизнь интересы своей родины. Именно этого и добивался ее отец. Исполняя его поручения, Милица встречалась с министром финансов В. Н. Коковцовым и об этих официальных встречах считала необходимым отчитаться лично перед императором: во-первых, дабы «не действовать за спиной», а во-вторых, дабы «оградить себя в будущем от невольных[,] но неправильных истолкований» ее взглядов116. Отстаивая честь черногорского короля, она заявила Николаю II о пренебрежительном отношении к ее отцу генерал-майора Потапова117, русского военного агента в Черногории: «О своем отъезде из Цетинье он не счел нужным доложить моему Отцу»118.
Отметим, что еще до окончания Первой мировой войны, в России строились планы предварительного территориального разграничения балканских государств. Великая княгиня Милица Николаевна лично принимала в нем участие, отстаивая интересы Черногории и ее короля. Ввиду того, что Черногория не имела своего официального дипломатического представителя в России, его функции великая княгиня в это время взяла на себя. В своем письме от 5 апреля 1915 г. на имя императора, на фоне стабилизации обстановки и затишья на балканских фронтах, Милица указывала те границы, в которых, по ее мнению и мнению черногорского короля, должна находиться Черногория. Тем самым буквально создавалась Великая Черногория – заветная мечта черногорского короля. Речь шла о Черногории в границах от Далмации до Албании, включающих части этих земель. Черногорскими должны были бы стать некоторые территории Герцеговины «с той частью Адриатического моря, которая ей (Герцеговине) принадлежит; затем южные // части Далмации до Антивари, острова (с Рагузой и Катаро)»119. По мнению Милицы, на северо-востоке Черногория должна была бы получить небольшую полоску южной Боснии, и, обосновывая это, великая княгиня подчеркивала, что эту территорию черногорцы заняли собственными силами, без участия сербов120. На юге к Черногории должны были отойти «от устья Дрины весь правый берег ее черногорско-сербской границы, южнее Дьяковицы (конечно, все[,] что к северу от Дрины, г. Скутари, озеро)»121. Вышеуказанные границы предполагались великой княгиней лишь в случае раздела Боснии, Герцеговины, Далмации и части Албании, а если же в раздел вошли бы Хорватия, Славония и Сирмия122, – то, «конечно, часть, отходящая Черногории, должна будет увеличиваться…»123. Эти планы, поражающие своей масштабностью и претензиями, в тот момент, однако, были вполне реальными в случае победы русской армии и удач черногорской. Но, как показала история, все это так и осталось несбыточной мечтой представителей семейства Петровичей-Негошей. С осени черногорская армия стала терпеть поражения на фронте, а к концу 1915 г. уже не была способна отражать атаки австро-венгерских войск. В самом начале 1916 г. Цетинье было захвачено. Король Никола с семьей бежал из Черногории, бросив страну на произвол судьбы. Этого черногорцы не смогли ему простить и запретили въезд в Черногорию всем представителям его семейства.
Итак, Милица пыталась посредством личных встреч, бесед и переписки влиять на императора ради проведения в жизнь «черногорской мечты», однако рядом с императором находился человек, противодействовавший этому влиянию. Императрица Александра Федоровна ранее была близкой подругой Милицы и Станы, однако в их отношениях произошел разлад, причиной которого был Распутин. Недавние подруги превратились во врагов. Когда столица Черногории была захвачена противником, императрица со злорадством писала императору: «Я прочла, что эвакуировано Цетинье и что их войска окружены. Ну, вот теперь король с сыновьями и черными дочерьми, находящимися здесь и так безумно желавшими этой войны124, расплачиваются за свои грехи перед Богом и тобою, так как они восстали против нашего Друга125, зная, кто Он такой! Господь мстит за себя. Только мне жаль народа, это все такие герои, а итальянцы – эгоистичные скоты, покинувшие их в беде, – трусы!»126. Позже императрица поняла, что весь народ не должен нести ответственность за некоторых своих представителей, даже если это королевская семья. «Думаю, что настроение черных сестер, – писала императрица, – должно быть подавленным из-за участи их несчастной родины!»127. То положение, в котором находилась черногорская и сербская армии в 1916 г., не могло не вызывать сочувствия, которое затмевало даже чувство ненависти.
