Ветер из раскрытого окна трепал волосы и распахнутую на груди рубашку. Из души ушло все: страх, злость, ненависть к себе за содеянные убийства. Перед глазами даже не было окровавленных оскалов выпитых до дна девушек. Грань. Либо простить себе все, либо поставить точку. В чем-то Оля, безусловно, права — страдать и мучиться угрызениями совести дальше невозможно. Да и бессмысленно.
Высота завораживает, если присесть на узкий подоконник, острые навершия фонарей кажутся ближе, нужно совсем немного, чтобы упасть на них… но… Вот это пресловутое «но»! Он изменился за последнее время. Еще не вампир, но уже и не эльф. Слишком хочется жить, и слишком неприятно, когда пытаются отнять добычу. Перед собой нет смысла оправдываться или что-то недоговаривать. Оля — добыча. Сладкая, желанная добыча. Пусть она сама запросто может покорить и подавить, но представлять ее в объятиях другого немыслимо. На ней стоит его метка. Она уже принадлежит ему, была с ним, так почему он должен уступить? Из-за дурацкого, уже нереального прошлого? Из-за авторитета брата? Или из-за того, что герцог Нарайский побеждает всегда? Раньше Дир ушел бы с дороги, но сейчас ему претит сама мысль о том, что можно отступить без борьбы.
Если Стикур прав и Оля любит его, пусть она сама и скажет об этом. Пусть посмотрит в глаза и докажет, что та единственная ночь для нее ничего не значит.
Парень резко спрыгнул с подоконника обратно в комнату и, даже не удосужившись поправить одежду, вышел в коридор. Найти Олю и Стикура получилось без проблем. Брат, как всегда, был на высоте: легкая небрежность в одежде, влажные после душа волосы. Он наклонялся к девушке и говорил так тихо, что она должна была невольно подаваться вперед, чтобы расслышать слова. В это время Стикур почти касался губами ее уха и нежно сжимал плечо.
Дир стиснул зубы, чтобы не зарычать. Парочка его не видела, Оля вообще, казалось, не замечает ничего. Она и Стика-то слушала вполуха, больше смотрела в окно. Похоже, ни рука на плече, ни губы герцога у самой щеки ее не волновали. Или она просто талантливо притворялась? Этого Дирон с уверенностью сказать не мог. С Ольгой вообще было невероятно сложно, никогда нельзя понять, в какой момент она играет, а когда нет. Слишком тонкая и незаметная грань. Наверное, и сама Оля не всегда бывает уверена, насколько те или иные чувства искренни. Она слишком неоднозначна и подвержена настроению. Сейчас оно одно, а уже через несколько минут может измениться. Но насколько сильно меняется сама Оля? Бросается из крайности в крайность или все же удерживается у одного полюса? Этот вопрос волновал Дирона сильнее всего.
— День добрый, не помешал?
Девушка вздрогнула, а Стикур недовольно поджал губы.
— Ну мы вообще-то немного заняты, — ответил герцог насмешливо. Зато Оля встрепенулась и подошла ближе, проигнорировав пытавшегося ее приобнять Стикура.
— Ты как? Я так за тебя испугалась. — В зеленых глазах мелькнули слезы. — Мне совсем не понравился твой настрой, когда я заходила днем. Я даже хотела остаться с тобой… но побоялась.
— Все прошло. — Маг, не обращая внимания на негодующий взгляд герцога, убрал девушке за ухо выбившуюся из прически прядь. — Я был глуп, а ты все верно говорила. Нужно двигаться дальше, а не заниматься самокопанием. И про сходство говорила верно, да, оно есть… но я сильнее, буду сильнее.
— Я рада, что ты решил так. — Оля была уже совсем близко. Она стояла напротив, смешно наклонив голову набок, и казалась младше. Во взгляде девушки читались грусть и обожание. Дир понимал, именно так и должно быть. Так и никак иначе. Она принадлежит ему, а негодующий Стик — не в счет. Он остался у Оли за спиной. Подобное положение вещей герцогу Нарайскому совершенно не нравилось.
Поцеловать девушку прямо здесь на глазах у Стика оказалось удивительно легко, тем более давно душило желание. Какое это наслаждение — обнять сильнее, прижимая к себе, и показать, что она твоя. Прикусить губу, осторожно уколов клыком. Поймать стон наслаждения и осторожно слизнуть каплю крови. Увидеть, как помутнели от желания глаза, и осознать, что все зависит от нее, а не от слов соперника. Не брата и лучшего друга, а соперника. В любви нет братьев, нет лучших друзей, есть двое — мужчина и женщина, а все пытающиеся встать на пути — враги. А врагов нужно уничтожать, морально или физически.
Дир знал, что, целуя Ольгу, делает Стику больно. Он представлял, как его сердце сначала сжимается в комок, а потом пытается разорваться на куски, но не может. В этой ситуации остается только закусить губу и сделать вид, что все равно. Дир сам прошел через это, Стикур показал, как тяжело осознавать, что у тебя забирают любимую. Герцог получил заслуженный урок.
— Как понимаю, теперь вам мешаю я? — Голос Стика был глухим и безжизненным.
Оля вздрогнула и покраснела, но не отстранилась, а Дирон посмотрел с показной безмятежностью и тихо ответил:
— Прости, брат, я не удержался и проверил правдивость твоих слов. Как бы хорошо Оля ни подходила тебе, мне она подходит лучше.
— Эй, вы что, говорили обо мне и пытались что-то за меня решить? — возмутилась девушка, пытаясь вырваться. — Как вы посмели!
— О, ты еще не знаешь, что я посмею, — усмехнулся Дир и поцеловал Олю в шею, увлекая девушку за собой по коридору, подальше от опасного герцога Нарайского. Напоследок маг показал Стикуру неприличный жест, полностью закрепляя победу за собой.
— Это еще не конец, — шепнул одними губами Стик, но маг только улыбнулся.
Ночь была темной, словно налитое в мой бокал вино, и безветренной. В распахнутые окна влетали запах садовых цветов и тихая трескотня насекомых. Шум нервировал и будил охотничьи инстинкты. Конечно, я достаточно давно поборола желание жрать все, что прыгает и летает, но, по всей видимости, не до конца. Периодически, например, сейчас хотелось наплевать на все приличия. Поймать жирного кузнечика и с наслаждением его слопать. Останавливало только наличие в комнате двух неизменно волнующих меня мужчин. Хотя… по идее должен был волновать один? Или не должен? Я еще не успела разобраться в себе. Наши отношения с Диром развились слишком стремительно, а Стик оказался за бортом. Мне казалось, что это правильно. Но менее привлекательным герцог Нарайский не становился. Что же, вся наша жизнь — это борьба с искушениями. Вероятнее всего, Стикур навсегда останется одним из них. Насколько сильным — покажет время. Сейчас он меня раздражал, и я бы предпочла, чтобы его тут не было.
В гостиной комнате висела напряженная тишина. Я сидела на диване, обняв Дира за талию и положив голову ему на грудь. Маг лениво перебирал мои волосы, мне было хорошо и спокойно, и даже тяжелый взгляд Стикура, сидящего напротив, настроения не портил, но вот говорить при герцоге, шептать друг ругу милые глупости и просто целоваться было как-то неуютно. Я вообще не понимала, зачем он здесь? Мне казалось, что он должен был бы уехать сразу, когда я демонстративно ушла с Диром, сделав свой выбор. Или же я слишком много о себе возомнила, и я не единственное, что может задержать Стика в Аскарионе? Не исключено, что герцог просто не лишен любопытства и, как и мы с Диром, дожидается Льриссу, которая обещала появиться ближе к вечеру и все рассказать.
Дирон практически оправился как от ран, так и от ритуала, но вампирские целители и жрицы Маан настояли, чтобы он пробыл в провинции хотя бы еще несколько дней. Я не возражала. Потому что во Влекрианте я его пока ничем порадовать не могла. Очередной сеанс связи с Ранионом снова завершился ничем. Оборотень не отвечал, словно сквозь землю провалился. Надежда на то, что мой напарник все-таки выполнил просьбу и вернул изумруд Эллана на место, таяла с каждым днем. А Дир, сгорая от нетерпения, словно ребенок, ждал возможности завершить свое воскрешение. Мне было страшно представить, что будет, если изумруда не окажется на месте.
Совсем недавно меня волновало лишь то, что маг со мной сделает, когда узнает о продаже артефакта. Сейчас я просто за Дира боялась. Слишком много он стал для меня значить, я уже сама была готова сорваться с места и отправиться за изумрудом, но выжидала время. Да и пока все было хорошо, тело мага выше всяких похвал. Не хотелось верить в то, что хватит его ненадолго, но ирр Даллар подтвердил догадки Дира — никто не стремился из Ласта с душой мага сделать полноценное разумное и полностью живое существо. Марионетка нужна была на год или чуть меньше, а значит, времени осталось не так уж и много.
Мое радостное настроение начало портиться, а безмятежность вытеснил страх. К счастью, совсем впасть в депрессию я не успела, так как в дверях появилась Льрисса. Вампирша прошла в комнату, плеснула себе в бокал коньяка из стеклянного графина с узким, высоким горлышком и сказала:
— Все закончено. Ирр Даллар убит при попытке оказать сопротивление, а его дочь и Маррис предстанут перед судом как государственные изменники. Их тоже, вероятнее всего, ожидает смертная казнь, хотя ирру могут и помиловать по причине беременности. Марриса тоже помилуют, если Эйрисс окажется в хорошем настроении. Все же они вместе росли, с другой стороны, брат очень зол и не склонен к компромиссам. Но в любом случае, даже если этим двоим оставят жизнь, то проведут они ее где-нибудь в глухой деревне на окраине провинции. Есть у нас такая мера наказания, как лишение всех дворянских привилегий. Ирр или ирра, предавшие своего правителя и народ, поступившиеся законами чести, не могут носить дальше свои регалии, ибо ирром может быть лишь достойный. Их потомки тоже, кстати, не могут, так что скоро мы лишимся двух старейших вампирских родов.
