Сделав дела первой необходимости, она снова забралась в кресло, обхватив себя руками. Что делать дальше, она не знала.
Усталость брала свое, и Лора быстро заморгала, чтобы разогнать песок в глазах. Спать ей совершенно не хотелось — ведь она проспала целый день. Но ощущение усталости вернулось вместе с волной апатии, от которой руки потяжелели, и она уронила их на колени. Шея болела от тяжести головы.
Это все Райс, поняла Лора. Вампир проделывал какие-то трюки с ее сознанием. Может, он просто демонстрировал ей свою силу, а может, и в самом деле по какой-то причине хотел, чтобы она уснула.
Она подумала о немертвом, которого пытала и убила на полу своей спальни. Он сказал ей о чарах, с помощью которых они заставили Диану разбить окно. Оно работало только во сне, сказал он. Сны. Чтобы видеть сны, надо заснуть. Чего бы Райс ни хотел от нее, чтобы добиться этого, он воспользуется магией, а его магия работала только тогда, когда Лора была почти без сознания и не могла сопротивляться ей. Она угрюмо посмотрела на вампира.
— Я не хочу спать. Я хочу бодрствовать до рассвета, — сказала она. — Чтобы посмотреть, как ты растечешься лужей липкого дерьма.
Он ответил ей тем, что сила давления выросла вдвое. Конечности тянули ее назад, в кресло, тело само собой сворачивалось в клубок, веки слипались. Лора сопротивлялась, и у нее едва хватало сил отбивать магию, чтобы остаться в сознании. Но она знала: если он еще раз попробует проделать это, у нее не хватит сил сопротивляться.
Он все еще не сказал ей ни слова. Когда Питер Лэрс тащил Аркли в свое логово, он тоже не разговаривал с ним. Что это означает, Кэкстон не знала и сожалела об этом.
Райс на нее даже не взглянул. Вместо этого он встал на колени у костра и сунул одну руку в огонь. Мгновенная боль хлынула в него, а тело Кэкстон сжалось в ответ. Она чувствовала лишь малую часть того, что ощущал он, но и этого хватило, чтобы она задохнулась от мучительной боли. Когда он вытащил руку из огня, она потемнела от гари. Часть плоти на пальцах сгорела, обнажив под собой узкие кости. Через несколько мгновений плоть восстановилась, но гарь осталась, запачкав его белые пальцы. Райс подошел, глухо ступая, к Лоре и протянул пальцы к ее лбу и щекам. Лора попыталась отвернуться, но противиться ему было ей не под силу. Он мог удерживать ее совершенно неподвижной, так что она даже не могла пошевельнуться.
Его руки пахли дымом и жареным мясом. Лора чувствовала нетерпение, с которым он сажей из-под ногтей рисовал на ее лбу сложные символы. Он писал на ее лице слово, поняла она, одно слово:
SUENO[28]
Заставить ее принять проклятие не потребует большого труда. Достаточно и одного взгляда, одного случайного взгляда. Она слишком сильно сопротивлялась, и это затянулось слишком надолго.
— Какое еще проклятие? — спросила она.
Глаза Райса расширились. Очевидно, она не должна была услышать так много его мыслей. Он нахмурился и схватил ее голову обеими руками. Лора попыталась закрыть глаза, но он большими пальцами оттягивал веки, не давая им закрыться.
Его красные глаза вонзились в нее, словно сверла, буравящие мягкую древесину. Он отбросил прочь ее сознание так, словно сорвал с нее одежду. У нее не было сил сопротивляться. Она только и смогла, что пробормотать слабый протест, прошептав еле слышно:
— Нет…
Через мгновение она спала.
38
Тьма охватила ее, тьма намного более густая, чем та, когда она лежала в гробу. Опоры под ней не было, как не было ничего ни по сторонам, ни над ней. Лора лежала неподвижно, бездумно, безвольно. Потом что-то изменилось.
Во тьме внезапно появился свет. Единственная тусклая оранжевая искра теперь плыла в темноте вместе с ней. Она пульсировала и на мгновение вспыхнула яркой желтизной, будто Лора дохнула на уголек, но потом угасла до тусклой рыжины. Лора потянулась к ней, попыталась сохранить ее, живую, она знала: не сделай она этого, не сделай хоть что-нибудь, и искра погаснет, и Лора снова останется одна-одинешенька.
И искра ожила, когда Лора влила в нее свою волю. Она стала расти, разгораться, Лора почувствовала запах дыма и обрадовалась. Искра превратилась в уголь, потом в лужицу горячего сияния, и внезапно она выплеснула столько света, что Лора увидела, где находится.
Она была на заводе, в том месте, где заснула Искра, которую она, как ей казалось, лелеяла, горела в тридцати ярдах на дне обрушившегося ковша. Лора увидела: это был не просто маленький уголек, он лишь казался таким, ибо находился на большом расстоянии. Это было целое сверкающее озеро расплавленного металла, все увеличивающееся, пока она наблюдала. Оно ширилось, становилось глубже и вскоре перелилось через толстую стенку ковша.
Жидкий металл потек по канавкам, вырезанным в полу. Он заливал формы и заполнял огненными линиями трещины в бетоне. Он собирался в огромных пылающих горах шлака, остывая и чернея, но лишь для того, чтобы снова хлынуть волнами раскаленного металла, все льющимися и льющимися из ковша.
Красные отблески рдели на всех металлических поверхностях. Черный дым наполнил легкие Кэкстон, и она зашлась в кашле. Льющийся металл грозил поглотить ее, и ей пришлось взобраться на самый верх большой литейной формы, пока не сгорели ступни.
Облака красных искр наполнили воздух возле ковша. Столбы черного дыма затягивали потолок точно так же, как расплавленный металл огненным озером затягивал пол. Пекло только усиливалось: оно опалило Кэкстон брови и обожгло горло. Она почти не могла дышать.
— Нет, — удалось ей выкрикнуть, прежде чем удушливый дым заполнил ее легкие.
— Это неправда! Это все сон!
Впрочем, этот сон был совсем не похож на те сны, какие она видела когда-либо. Лора повторила:
— Это все в моей голове.
Это была правда, и она это знала. Но это не имело значения. Если она упадет в озеро расплавленного металла, она все равно сгорит. Ее кожа потрескается и слезет с мышц, волосы охватит пламя. Боль все равно будет невыносимой.
Жидкий металл все поднимался. Кэкстон схватилась за цепь, свисающую с потолка. Металлические звенья были такими горячими, что обожгли ей ладони, но Лора знала: если придется лезть по цепи, она полезет. Воздух вокруг ревел, горящее железо выделяло углеводород. Легкие Лоры стали сохнуть и рваться в груди, стоило ей только сделать вдох. Начавший таять пол стал уходить из-под ее дрожащих ног. Держать равновесие становилось все труднее, потому что из-за дыма она непрестанно кашляла пронзительным сухим кашлем, который только рвал ее легкие. Она снова схватилась за цепь, и металл так сильно обжег ей руку, что она рефлекторно отдернула ее и тут же потеряла равновесие. Ноги заскребли по земле, пытаясь найти точку опоры, а раскаленный металл хлынул, спеша дотронуться до ее ботинок…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
