святого Комрилия, день памяти коего будет завтра. Возрадуемся, люди!
Яробой даже не заметил, как ноги вынесли его к отцу Мигобию, опомнился только когда на колени встал.
— Властью, данной мне сломанным древом, — невыносимо скрипит над ухом голос отца Мигобия, — нарекаю тебя в честь святого отца…
Яробой вскинулся на ноги так, что отец Мигобий едва не отлетел в сторону. Лицо его пылало гневом, который быстро перешёл в замешательство.
— Простите, отец Мигобий, не могу я! Не готов, наверное, — проговорил Яробой сдавленным голосом. После чего отошёл и понуро встал в общий строй.
После обряда, когда вся дружина отправилась в трапезную пировать, отец Мигобий позвал Яробоя в свои покои.
— Что случилось, воин? Ти ещё вчера горел желанием стать княжим гриднем, а сегодня в тебя прямо бес вселился!
— Простите меня, отец Мигобий. Видимо, сломанное древо не хочет, чтобы я принял посвящение. Похоже не готов я ешё.
— Ти вчера ведьму домой нёс?
— Да, было, только спала она. Она же отцу рану залечила так, что кровь литься перестала и рана по краям затягиваться начала. Всю себя в его лечение вложила, потому он и жив ещё.
— Ответь мне честно. Ти вчера с ней говорил?
— Нет, — честно сказал Яробой, ибо вчера он говорил только с её матерью, а про сегодня речи не было. — А в честности моей разве стоит сомневаться?
— Не стоит. Только другой ти стал за ето малое время.
— Наверное потому, что мне всегда говорили, будто ведьмы плохие и направляют свои способности на зло. Но вот вчера я видел другое. И брата она вылечила, и других людей много. И все ей благодарны. Может и не виновата она в смерти отца Патона?
— Я сам… — «видел», хотел сказать отец Мигобий, но вовремя сдержался, — расследую ето дело. У меня уже много доказательств её вини. Вот теперь — и тебя она околдовала. Не возражай! Хоть и спала вроде ведьма, а колдовство её всё равно распространилось. Я много раз говориль, что нельзя ни говорить, ни прикасаться к ведьме без благословения служителей сломанного древа. Ви когда слюшат научитес?
— Так девка же лежала на снегу обессиленная. Я поднял и отнёс. Нешто по нашей вере надо девку беззащитную в сугробе бросить? Да кто я после этого буду?
— Видно придётся в книге моей делать описание и классификацию ведьм.
— Вот любопытно было бы почитать, отец Мигобий! А когда вы её допишете?
— Наверное, не так скоро, как тебе хотелось би. Надо много опитов провести, чтоби правда обоснованная била. Ну да здесь материала много. Сегодня вон отец Карлион ешо одну ведьму поймал. Она хотела свою собственную дочь-малютку сесть. Не надо наверное говорить, что ето соседка ведьмы, за которую ти так заступаешься.
— Вот и надо побыстрее вам, отец Мигобий, книгу написать, чтобы знать, как и что делать с ними, чтобы они простой народ не губили…
Долго они ещё про будущую книгу отца Мигобия говорили, и лишь к вечеру Яробой вышел из его покоев, оставив отца Мигобия в уверенности, что полностью исправился. На самом же деле он был в полном замешательстве, ибо рушился его привычный и такой понятный мир. Вопросы лезли один за другим, а ответов на них в лучшем случае не было, а если и были, то рушили этот мир ещё больше. Он еле дождался ночи, чтобы снова встретиться с Ясной.
Но отец Мигобий слишком долго занимался интригами и на всякий случай, вызвав отца Карлиона, велел понаблюдать за воином пару дней.
Только Яробой в темноте прокрался к башне, а в голове голос Ясны звучит:
— Вижу, что Яробой ко мне идёт, а не Пипесоний. Это хорошо, не потерял ты себя. Только не спеши, воин. Лучше назад иди, следят за тобой… Вот-вот, как встал, так и поворачивай назад… Как это не видишь? Вон он за кустом у амбара прячется. Да не смотри ты на него так, лучше иди откуда пришёл… Ну, какая тебе разница, как я всё вижу? Научу как-нибудь. Иди уж!
— Э, нет, мы так не договаривались. Ща-ас, — проворчал Яробой.
Постоял немного, будто в растерянности, попытался меч из ножен вынуть, да не получилось чего-то. Пошарил он под ногами, камень нашёл, им по ножнам постучал, а потом резко развернувшись запустил его в куст, где послышался удар о что-то мягкое и слабый стон. Подскочив туда, он увидел отца Карлиона с разбитым в лепёшку, окровавленным носом:
— Ой! Это вы, отец Карлион? Вы тут чего, по нужде присели? Так нужник-то вон, рядом почти. Приспичило, что ли? Надо сказать, пахнет от вас нехорошо, а штаны не сняты, видимо не успели всё же? Ой, а с лицом у вас что? Я вроде в угол амбара метил, почудилось, мелькнул там кто-то за вашей спиной. Знаете, вчера стражника храмового тут на подворье избили. Чего-то боязно мне стало. Пойдёмте, я вас в больницу провожу…
Отведя отца Карлиона в больницу и сдав дежурившему там брату, он вернулся к Ясне.
— Вот же неслух! А коли ещё кто за тобой следит?
— Так ты его вмиг увидишь. Нешто промолчишь? — деланно удивился Яробой. — Ты лучше вот что, бежать тебе надо. Я выпущу тебя и выведу из города.
— После такого и тебе в городе не жить.
— Ну и пусть! С тобой уйду. Тяжко мне тут стало. Противно. Видно, околдовала ты меня, ведьма. Только лучше я твоё колдовство приму, чем тут останусь.
— Не сделала я ничего плохого. Коли побегу, так и подумают, что виновна.
— Так не вина им твоя нужна, а пытки на тебе опробовать и сжечь на костре, для назидания всем другим ведьмам и колдунам.
— Значит, урок мне такой дан.
Тут вдруг ветер поднялся, да такой, что в застрехах завыло. Отвернулся Яробой от окошка, а в него ветром три жёлудя занесло. Подняла их Ясна и обрадовалась сначала, да потом задумалась — почему Малёк их не сам принёс? И опять беду сердце почуяло.
— Иди, воин, знак мне был. Надо делом заниматься, чтобы выстояла я в бою сём. Иди!
Понял Яробой, что серьёзное что-то произошло, попрощался и к себе ушёл.
Не дал дед Мальку долго поспать. Лишь звёзды гаснуть стали, и поднял. На столе уже стоял горшок каши, крынка молока и краюшка хлеба. Малька ещё покачивало со сна, но понимание того, что надо идти, придавало сил. Он давно знал, что лучшее средство от сна — это снег. А потому без разговоров, шатаясь, вышел на мороз и стал
