Потеря энергии, вероятно, объяснялась тем, что он не ел — я вот тоже не слишком энергична, когда пропускаю прием пищи. Тогда возникает другой вопрос: почему он не ел? В конце концов я снова выбежала на улицу — на этот раз в гастроном через дорогу — и купила коробку сухого корма. Я была из тех людей, кто два года кряду может завтракать одним и тем же, а потом в одно прекрасное утро решить, что больше не может съесть ни ложки, даже если это будет означать, что есть я не буду совсем.
То, что Гомер испытывает похожее чувство к влажным кормам, казалось мне вполне возможным. Я купила Гомеру коробку «Kitten Chow» в надежде, что еда для котят подойдет ему больше, чем корм для взрослых котов.
Я закрыла Скарлетт и Вашти в дальней комнате, чтобы Гомер мог спокойно поесть. Затем насыпала немного сухого корма в маленькую тарелку, села рядом с Гомером на ковре и погладила его спинку.
— Давай, котик, — принялась уговаривать я его, — порадуй мамочку — поешь хоть немножко.
Пошатываясь на всех четырех лапках, Гомер опустил голову и понемногу стал ковыряться в еде. Он ел без особого удовольствия, но — ел. Лишь тогда, когда он с трудом проглотил первый маленький кусочек и принялся за второй, я наконец поняла, что не на шутку встревожена. Если Гомер действительно больше не может есть влажный корм, а Вашти не могла есть сухой, тогда общая кормежка обещает стать в нашем доме сущим кошмаром. Тем не менее, наблюдая за тем, как Гомер ест, я так обрадовалась, что будущий сценарий раздельного для всех питания меня скорее рассмешил, нежели напугал.
— Одно слово — кошки! — усмехнулась я. — Ну да ладно, пусть думает, что смысл моей жизни в том, чтобы вращаться вокруг его кулинарных запросов.
— Глупышка! — ласково подтрунивала я над Гомером. — Ты так меня напугал!
Затем я поставила ему мисочку с водой и только после того, как он немного полакал, убрала и еду, и воду. Я не хотела, чтобы Гомера, переевшего на пустой желудок, потом стошнило.
Я спрятала еду и воду в холодильник, выпустила Скарлетт и Вашти и села на диван.
Гомер еле передвигался за мной, меряя каждый шаг. Он потерся головой о мой подбородок, свернулся в клубочек на моих коленях и заурчал, но его урчание было слабым.
— Бедненький, — сказала я Лоренсу, когда он вернулся домой в тот вечер, — он весь день мается желудком.
В тот вечер Гомер не проявлял особой активности, но каждый раз, как он казался мне хоть немного бодрее, я отправлялась к холодильнику и доставала миски с водой и сухим кормом. Он ел и пил не так охотно, как мне бы того хотелось, но съел достаточно, чтобы развеять мои худшие опасения. Похоже, то, что беспокоило его весь день, уже выходило из организма.
— Ты так с ним нянчишься, — сказал Лоренс с тем же нехарактерным для него нежным выражением лица, как и тогда, когда мы зашли в гости к друзьям, у которых только-только родился ребенок, и я держала новорожденного на руках. Тогда Лоренс наклонился ко мне, поцеловал в щеку и прошептал: «А тебе идет».
— Я люблю его, — сказала я Лоренсу. — Я нянчусь с ним потому, что люблю его.
Я пошла спать раньше Лоренса и попросила его присмотреть за Гомером. Когда спустя пару часов Лоренс укладывался спать, я спросила его о Гомере.
— Я подсыпал ему немного сухого корма, пока другие кошки не видели, — сказал Лоренс. — По-моему, он в порядке. Думаю, сейчас он уже спит в одной из кладовок.
…Спит в кладовке? Гомер никогда не спал в кладовке. Скарлетт и Вашти — те могли иногда спрятаться в кладовке и спать, чтобы их никто не трогал, но Гомер всегда норовил устроиться рядом с кем-нибудь, будь то человек или кошка. Я почувствовала тревогу, когда Лоренс это сказал, но, в конце концов, у Гомера был тяжелый день, и, если он хотел немного побыть один, это было понятно.
На следующее утро Гомер не ел вообще ничего — даже сухой корм, который ел накануне. После того как Вашти и Скарлетт позавтракали, Гомер покинул свое маленькое убежище в кладовке ровно на тот промежуток времени, который потребовался ему, чтобы перебраться в дальнюю спальню. Мне не понравилось, как он шел. Он шел нетвердым шагом, постоянно задевая стены и мебель. Я никогда раньше не видела Гомера таким. Он шел будто… «…Будто он слепой», — подумала я мрачно.
Гомер, пошатываясь, добрел до спальни, медленно забрался на кровать и свернулся в клубочек на одной из подушек. Я села рядышком и стала гладить ему спинку. Гомер всегда — всегда! — узнавал мое прикосновение, тут же урчал или задирал голову, чтобы я почесала ему шейку. Сейчас ему было не до того. Он даже не пошевелился.
— Гомер? — позвала я. Как бы крепко он ни спал, при звуке своего имени кот хотя бы лениво поводил ушком. Сейчас он не реагировал ни на что. Казалось, Гомера, которого я знала более десяти лет, заперли внутри какого-то другого кота, что сейчас лежал на моей кровати.
Это уже не было похоже на капризы из-за плохого дня или на заурядное расстройство желудка. Я немедленно позвонила нашему ветеринару.
Доктор был на обходе, и меня попросили оставить номер телефона, чтобы он перезвонил. Мне ничего не оставалось, как расхаживать взад-вперед по комнате и ждать звонка — что я и делала бóльшую часть утра.
Я не могла даже представить, что стало причиной столь разительных изменений в поведении Гомера. К обеду после очередного безответного звонка ветеринару я решила посмотреть в Интернете. Я была уверена, что найду совершенно «неопасное» и простое объяснение внезапному недомоганию Гомера, которое коллективная мудрость онлайн-сообщества мне и подскажет. Итак, я села за компьютер и напечатала фразу «кот перестал есть».
Вот совет для владельцев котов — и я хочу, чтобы вы отнеслись к этому со всей серьезностью, потому что это очень важно. Если ваш кот однажды перестал есть, сделайте себе одолжение и не «гуглите» фразу «кот перестал есть». Я не шучу. Искушение будет велико, но делать этого не стоит в любом случае, потому что… о Боже!
Список болезней, которым соответствует этот особый синдром, столь же длинный, сколь и устрашающий: почечная недостаточность, печеночная недостаточность, рак желудка, рак толстой кишки, кошачья лейкемия, пневмония, опухоли, опухоли головного мозга, инсульт, который уже случился, инсульт, который вот-вот случится, и так далее и так далее, и так далее. Единственное неопасное заболевание — воспаление десен — было также единственным, которое я смогла исключить сама. Вчера Гомер ел хрустящий сухой корм, а от мягкого, напротив, отказывался, плюс я не нашла никаких нарывов или следов инфекции у него во рту. Уже то, что Гомер так легко позволил мне заглянуть к нему в рот, было подтверждением того, что воспаление десен тут ни при чем. Все гораздо серьезнее.
Где-то на третьей странице результатов поиска в Гугле, когда я дошла до историй людей, чьи коты перестали есть в один день, а на следующий уже были мертвы, здравый смысл и я пошли разными путями. Я опять позвонила в кабинет ветеринара и на этот раз потребовала разговора с ним лично.
— Я не повешу трубку, пока не поговорю с ним, — с тревогой в голосе сказала я секретарше. — И меня не волнует, сколько придется ждать.
Для них я была, верно, кем-то вроде тяжелого клиента, но ветеринар действительно подошел к телефону спустя всего несколько минут и спокойно задал свои вопросы. Я пыталась отвечать с таким же спокойствием. Нет, я не видела кровавого стула или мочи. Нет, у других кошек не наблюдалось ничего необычного. Да, это наступило внезапно — Гомер резвился, как двухмесячный котенок, всего пару дней назад. Я знала, что он немного ел и пил вчера, но сегодня он точно ничего не ел, и я не была уверена, пил ли он вообще.
Последнее, что ветеринар попросил меня сделать, — это оттянуть Гомеру кожу на шее, как раз над лопатками. Я проделала этот странный тест и сообщила, что кожа практически сразу вернулась в свое нормальное положение, хотя и была не слишком эластичной.
— Это означает, что он еще не обезвожен, — сказал ветеринар. — Если бы кожа не вернулась в прежнее состояние, я бы велел вам привезти его сейчас же, и мы бы поставили ему капельницу. На сегодня он в порядке, но завтра первым делом несите его ко мне. Коту, который долго не ест, угрожает цирроз печени.
Лоренс вернулся с работы домой с нарезанной индейкой, банкой тунца и копченым лососем — излюбленными лакомствами Гомера, но тот был одинаково безразличен ко всему. Шорох целлофана на распечатываемой индейке или скрежет открываемой банки с тунцом не повлек за собой знакомое «цок-цок-цок» шажков Гомера, который спешит в холл, на ужин. Скарлетт и Вашти, дрожа от нетерпения, гурьбой ринулись за мной в третью спаленку — за своей долей.
Учуяв запах деликатесов, Скарлетт даже вскарабкалась на кровать и поглядела на Гомера с подозрением. Тот на запах не реагировал.
«И ты не собираешься мне мешать? — казалось, спрашивала она. — Это какая-то уловка, не иначе!»
