он вообще получит какой-либо ответ, невелики. Однако, учитывая, что при нынешнем положении дел напрасная надежда лучше, чем ее отсутствие, он решил, что стоит попробовать. Если мистер и миссис Фрэнкленд смогут придумать лучшее средство для установления связи с Эндрю Тревертоном, или если они откроют какой-нибудь новый метод получения информации, в которой они нуждались, доктор Ченнери готов был довериться их мнению.
Прочитав послание викария, Розамонда с мужем согласились, что у них не было иного выбора, кроме как с благодарностью принять предложение. Была, по крайней мере, слабая надежда на то, что просьба доктора Ченнери о предоставлении информации принесет какие-то результаты; и это было лучше, чем блуждать в полном неведении по двум этажам и шестнадцати комнатам. Исходя из этих соображений Розамонда написала викарию ответное письмо, в котором благодарила его за доброту и просила, чтобы он без промедления связался с Эндрю Тревертоном.
Доктор Ченнери тотчас же приступил к сочинению этого важного послания, позаботившись о том, чтобы изложить просьбу чисто исследовательскими основаниями, и объясняя свое любопытство к устройству Портдженнской Башни тем, что раньше знал семью Тревертонов, и оттуда был его интерес к старому дому, с которым их имя и судьба были так тесно связаны. Обратившись к воспоминаниям Эндрю, он сделал еще один шаг и упомянул о библиотеке старых книг, заметив, что среди них можно найти план или словесное описание дома, которые могут оказаться весьма полезными в случае, если память мистера Тревертона не сохранила всех деталей, связанных с названиями и расположением северных комнат. В заключение он позволил себе упомянуть, что предоставление любого документа подобного рода, будет с благодарностью воспринято как большая услуга. Составив послание, викарий вложил его в конверт, адресованный поверенному в Лондоне, с указаниями, что письмо должно быть доставлено надежным человеком, и что посыльный должен позвонить на следующее утро, чтобы сообщить, есть ли ответ.
Через три дня после отправления письма, когда от доктора Ченнери не было получено никаких известий, Розамонда наконец-то получила разрешение врача на путешествие. Покинув мистера Орриджа и дав многочисленные обещания сообщить ему об успехах в поисках Миртовой комнаты, мистер и миссис Фрэнкленд повернулись спиной к Уэст-Уинстону и в третий раз отправились в путь к Портдженнской Башне.
Глава II
Начало конца
Эндрю Тревертон и его слуга собирались печь хлеб, когда посыльный с письмом доктора Ченнери подошел к калитке коттеджа. Позвонив три раза, он, наконец, услышал за стеною грубый голос, спрашивавший, кто он такой и какого дьявола ему нужно.
– Письмо мистеру Тревертону, – сказал посыльный, невольно делая шаг назад.
– Брось через забор и убирайся! – проговорил тот же голос.
Посыльный повиновался обоим предписаниям. Он был кротким, скромным, пожилым человеком, и когда природа смешивала составляющие его характера, обидчивости среди них не было.
Человек с грубым голосом или, говоря проще, Шроул, поднял письмо, взвесил его в руке, посмотрел на адрес с выражением презрительного любопытства, положил конверт в карман и потащился в кухню.
В помещение, которое в приличном доме назвали бы кладовой, мистер Тревертон был занят тем, что отстаивал свою независимость от всех мельников Англии, перемалывая на ручной мельнице кукурузу. Он раздраженно вздрогнул, когда в дверях появился его слуга и сердито спросил:
– Зачем ты сюда пришел? Я позову тебя, как мука будет готова. Я вовсе не нахожу удовольствия смотреть на тебя лишний раз! Я никогда не рассматривал тебя, Шроул, но все равно спрашиваю себя, есть ли во всем мироздании животное, столь же уродливое, как человек? Сегодня утром я видел кота на стене сада, и не было ни одного пункта, по которому ты мог бы сравниться с ним. Глаза кота были ясными – твои мутные. Нос у кота был прямой – твой кривой. Усы у него были чистые, а у тебя грязные. Кошачья шубка была ему впору, а твоя одежка болтается, как мешок. Повторяю тебе, Шроул, вид, к которому принадлежишь ты – и я – самый уродливый из всех творений. Уходи, худший, немощнейший урод природы, уходи!
Шроул выслушал эту речь с угрюмым спокойствием. Когда мистер Тревертон закончил, он вынул письмо из кармана. К этому времени он уже слишком хорошо осознал свою власть над хозяином, чтобы придавать хоть малейшее значение тому, что тот мог ему сказать.
– Теперь, когда вы закончили говорить, взгляните вот на это, – сказал он, небрежно бросив письмо на стол. – Не так уж часто люди утруждают себя тем, чтобы посылать вам письма. Интересно, не вздумала ли ваша племянница написать вам? На днях в газетах сообщали, что у нее родился сын и наследник. Откройте письмо и посмотрите, не приглашение ли это на крестины. Семья наверняка хочет видеть ваше улыбающееся лицо за столом. Позвольте мне заняться мукой, а вы сходите в лавку за серебряной кружкой. Сын и наследник ожидает в дар кружку, его няня ожидает награды в полгинеи, и его мама – все ваше состояние. Какое удовольствие сделать счастливыми трех невинных существ! Ужасно видеть, как тебе сейчас перекосило. Господи! Господи! Куда же делась ваша природная привязанность к семье?
– Если бы я только знал, где взять кляп, я бы засунул его в твой проклятый рот! – закричал мистер Тревертон. – Как ты смеешь напоминать мне о племяннице, негодяй?! Ты знаешь, что я ненавижу ее так же, как и ее мать. И что ты привязался к моему наследству? Я скорее оставлю его тебе, чем ребенку этой актрисы; а еще скорее, вывезу все до последнего фартинга в лодке и навсегда похороню на дне моря!
Выразив таким резким образом свое недовольство, мистер Тревертон выхватил письмо доктора Ченнери и распечатал его с видом, не сулившим успеха викарию.
Он читал письмо со зловещей гримасой на лице, которая становилась все мрачнее и мрачнее по мере того, как он приближался к концу. Когда он дошел до подписи, его настроение изменилось, и он сардонически рассмеялся.
– Искренне ваш, Роберт Ченнери, – повторил он себе под нос. – Ха! Искренне мой! Это если я исполню его прихоть. А что, если нет, пастор? – Он сделал паузу и снова посмотрел на письмо, на его лице застыло угрюмое выражение. – Меж строк этого письма скрывается какая-то ложь, – пробормотал он с подозрением. – Я не принадлежу к его пастве: закон не дает ему привилегии навязываться мне. Что же ему надо? – Он снова замер, немного поразмыслил. Затем посмотрел на Шроула и спросил: – Ты уже разжег огонь в кухне?
– Нет, – ответил Шроул.
Мистер Тревертон в третий раз просмотрел на письмо, повертел его в руках, потом медленно
