Он специально приготовил ей комнаты в качестве свадебного подарка, надеясь, что они придутся ей по вкусу. Выбрал разные оттенки синего, чтобы подчеркнуть ее глаза. Он выбрал для нее драгоценности Эбби по той же причине: сапфиры напоминали ему о ее глазах.
Эта кровать была меньше, чем его собственная, но все же могла более чем удобно уместить их обоих — и умещала. Она была ниже и без лестницы. Но Леофрик не лег с Астрид в постель. Он не хотел нарушать ее покой. Вместо этого он опустился на колени рядом с подушками и взял ее руку — теперь холодную и сухую — в свою.
Она пошевелилась, рука ожила в его руке. Когда Леофрик посмотрел ей в лицо, то увидел ее глаза.
Взгляд был туманным, но Астрид смотрела на него, и Леофрик воспользовался моментом.
— Я люблю тебя, Астрид. Моя клятва тебе неизменна и непоколебима. Я буду любить тебя всю жизнь и сделаю тебя счастливой. То, что между нами, — это больше, чем слова.
Она снова закрыла глаза, не говоря ни слова, но ее пальцы сжались вокруг его большого пальца.
Он надеялся, что это знак того, что в ее сердце все еще живет любовь к нему.
21
Астрид проснулась и, прежде чем открыть глаза, поняла, что не одна. В своей прежней жизни, жизни, которую у нее отняли, она всегда сначала доверяла инстинктам и пыталась понять, где находится, до того, как все узнают, что она проснулась.
Ее комната в замке. Ее кровать. Все как обычно. Но матрас прогнулся под чьим-то весом.
Она открыла глаза. Яркий лунный свет лился в окна, создавая голубое сияние и длинные тени. Леофрик сидел на кровати, наблюдая за ней. Его грудь была обнажена, и она опустила взгляд ниже. На нем были только брэ (прим. нательное белье в Средние века, широкие штаны до колен) — одежда, которую редко надевал под бриджи. Она спросила себя, как долго он сидит здесь.
— Астрид, — сказал он, увидев, что она проснулась. — Пожалуйста.
За те недели, что прошли с тех пор, как они побывали в торговом городке, и она повидалась с Михкелем, с тех пор, как она обнаружила обман Леофрика и потеряла ребенка, Астрид старалась держаться от него подальше, и Леофрик уважал это желание. Его отец и брат тоже понимали ее и не слишком давили. Так что Астрид почти каждый день оставалась наедине со своими мыслями, запертая в этих комнатах, которые якобы принадлежали ей.
Они примыкали к комнатам Леофрика и располагались в покоях королевской семьи, так что она не могла все время избегать его или кого-либо из его семьи. Но Леофрик оставлял ее, как она и хотела, спать каждую ночь в одиночестве.
До этой ночи.
Он протянул руку и накрыл ее ладонь своей. Она не отстранилась.
— Я скучаю по тебе. Я схожу с ума от того, что происходит между нами.
Она тоже скучала по нему. Она была одинока и печальна и переносила потерю ребенка тяжелее, чем могла себе представить. В последние дни беременности Астрид уже чувствовала внутри себя движение, легкий трепет, и смысл происходящего дошел до ее разума. Другая жизнь растет в ней. Ее тело растит эту жизнь и лелеет ее. Она чувствовала себя даже как будто зачарованной. Обнаружила, что разговаривает со своим животом, когда почувствовала движение.
Но теперь все это ушло, и она снова осталась одна в своем теле, в этом замке, в этом мире.
Астрид скучала по Леофрику. Она любила его. Но сейчас она смотрела на него и вспоминала, как стояла на коленях в приливе, раздавленная сознанием того, что ее бросили в этом ужасном месте, что ее друзья даже не попытались ее спасти.
Ее любовь к Леофрику выросла в этом опустошении. Эта новая жизнь, которую она вела, была построена в этой пустоте. И эта пустота оказалась ложью. Ее не бросили. Та жизнь, которая у нее была, все еще оставалась там, в ее настоящем доме. Леофрик знал это и скрывал от нее. Он заставил ее остаться здесь, в месте, где ее тело и дух были разорваны на части.
Жить здесь, чтобы питать собой месть, которую она не заслужила. Все, что Астрид пережила, все, что потеряла — все это было местью за зло, которого она не совершала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Все эти месяцы она ничего не понимала. Способность этих людей к жестокости превосходила все, что она могла понять. Даже Эйк не был таким жестоким, как люди в этом черном месте. Чудовищность происшедшего была настолько за пределами ее понимания, что ей пришлось закрыть его так далеко и так глубоко в своем разуме, как только она могла. Но каждый день память об этом была с ней, в ее теле и сознании.
Теперь Астрид поняла, но понимание не принесло никакого смысла. Понимание сделало все еще хуже.
Как она могла любить человека, который был частью этого? Как она могла стать частью его семьи?
Но она любила его, и теперь она была его семьей. Леофрик позволил ей оставаться в черном месте так долго, но он спас ее. Он был добрым и нежным. Он любил ее. Но он заставил ее принять эту жизнь, позволил ей поверить, что она брошена на произвол судьбы. Ее разум не мог примирить столько противоречий. Мысли кружились в нем, заставляя ее чувствовать себя больной и потерянной. И такой печальной.
— Любовь моя. Я сделаю все, что ты попросишь, чтобы заслужить твое прощение.
— Я не знаю, что просить. Не знаю прощения.
Несколько мгновений они просто смотрели друг другу в глаза. Астрид поверила боли и сожалению, которые увидела в его взгляде. Прощение — это сила, сказал он ей однажды. Казалось, больше всего на свете Леофрик хотел бы, чтобы она обрела такую силу.
— Ты позволишь мне обнять тебя?
Она знала, что почувствует в его объятиях, и знала, что и он это знает. С тех пор как Леофрик поднял ее с пола в черном месте, Астрид чувствовала себя в безопасности в его объятиях, всегда. Его прикосновение успокаивало ее, и она искала его снова и снова, пытаясь найти свет в этом мире.
Она знала, что простит его, если позволит обнять себя сейчас. Она чувствовала, как ее тело и сердце жаждут этого, как разум ищет успокоения, которое принесет это прикосновение. Она уже представила ощущение своей щеки у его груди, своей головы, прижатой к его подбородку, обнимающих ее рук. Почувствовала теплый пряный мужской запах. Она помнила, какое спокойствие охватывало ее, когда она прижималась к Леофрику.
Она простит его и не потребует от него ничего, кроме этого спокойствия. Потому что она любила его, а любовь сделала ее слабой.
Астрид откинула одеяло и приняла Леофрика в свою постель.
Когда он оказался рядом, притянул ее к себе и крепко обнял, она положила голову ему под подбородок, почувствовала щекой волосы на его груди, глубоко вдохнула его запах. Когда спокойствие окутало ее, как дым, она простила.
— оОо~
— Не согласитесь ли вы прогуляться со мной в Плезанс после ужина, герцогиня?
Астрид подняла глаза от тарелки, где безуспешно ковыряла тушку какой-то странной птицы, уложенной во фрукты и слишком маленькой, чтобы аккуратно вытащить из нее мясо. Она хотела бы есть руками, но это было запрещено за королевским столом, даже за этим, в частных покоях.
С ней говорил король. Астрид с трудом удержалась от того, чтобы повернуться к Леофрику и проверить его реакцию. Вместо этого она посмотрела прямо в лицо его отца.
За те месяцы, что Астрид жила в комфорте, как его гостья, а затем в роскоши, как его невестка, ненависть к королю остыла и стала чем-то сродни неохотной привязанности. Он был добр к ней, пока она носила его внука, и продолжал быть добрым — возможно, даже больше — с тех пор, как ребенок умер. Но она так и не простила его. Это он приказал ее пытать. Даже зная, что он горевал о своей дочери, Астрид не могла найти в себе силы простить его за то, что он сделал с ней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Однако с тех пор, как она поговорила с Михкелем, ее ненависть не стала сильнее. Только Леофрик встретился с жаром ее потрясения и боли. Только у него была ее любовь, и только он предал ее.
— Зачем? — спросила она, и все сидевшие за столом — Леофрик, Эдрик, Дунстан, Уинифред и отец Томас, новый епископ, — замерли и притихли. Она знала причину их потрясения: она обратилась к королю без соблюдения этикета.
