— Я не забыл, принцесса. Я даже не знал, что это твой день рождения, пока ты мне не сказала.
Она ненавидела логику. В особенности хваленую мужскую логику.
— Но если у тебя нет подарка для меня, то почему ты просто об этом не скажешь? Я не стану сердиться.
Вероятно, его смех можно было услышать даже в Перро.
— Меня не проведешь, принцесса, — сказал он, продолжая смеяться. — Сейчас ты подумала о подземных темницах, правда?
— Нет, — оборвала она его. — Я подумала о гильотине.
Дэниел запустил руку во внутренний карман куртки и достал квадратную коробочку, завернутую в блестящую серебристую бумагу и перевязанную большим красным атласным бантом.
— Должно быть, тут есть твое имя.
Она в восторге потянулась за подарком. «Украшение, — думала Изабель, развязывая бант. — Кольцо. Определенно кольцо… С бриллиантами… Или с сапфирами. Боже правый, а вдруг там обручальное кольцо?! Ну не странный ли поворот судьбы: получить обручальное кольцо как раз в тот момент, когда ты не уверена даже, хочешь ли вообще выходить замуж? Однако как это романтично… и как прекрасно, и как…»
— О! — сказала Изабель, подняв крышку коробочки. — Это браслет.
Браслет был очень красив: толстая тяжелая золотая цепочка с вкраплениями маленьких бриллиантов и свисающей золотой короной на застежке.
— Посмотри внутрь.
— Тут гравировка. — Она всмотрелась в замысловатые буквы. Дата. Его инициалы. Ее инициалы. — Как трогательно. Странно, что ты не добавил номер своей страховой карточки.
— И что это должно значить?
Изабель захлопала на него ресницами:
— Что ты имеешь в виду, задавая этот вопрос? Это повествовательное предложение, достаточно внятно произнесенное, даже невзирая на мой акцент.
— Если не нравится браслет, ты так и скажи.
— Почему же, Бронсон, мне очень нравится браслет, — процедила принцесса сквозь зубы. — Я только сомневаюсь насчет диадемы.
— Это корона, — поправил ее Бронсон.
— Это диадема, — возразила она.
— Ювелир сказал, что это корона.
— Разве твой ювелир — принцесса? — вкрадчиво молвила Изабель.
— Но если он тебе нравится, то почему не надеваешь?
— Не уверена, что он пойдет к пижаме. — Она надела украшение на левое запястье. — Видишь? Даже Шанель не может сделать лучше. — Она понимала, что ведет себя как испорченный ребенок, но просто не в силах была остановиться. То ли грипп так повлиял на извилины, то ли что-то еще. «Ты идиотка! — ругала себя Изабель. — Ты же не хотела, чтобы он подарил тебе кольцо. И он не дал тебе его. Ты не желала обручения, и его не случилось. Ты должна быть счастлива!»
— Напомни мне, чтобы на День Святого Валентина я вручил тебе сертификат на этот браслет, принцесса.
С этими словами Бронсон развернулся и исчез за дверью. Откуда-то с верхнего этажа донеслась мелодия «Джингл беллз».
— О, ради Бога, заткнитесь! — простонала Изабель и снова разрыдалась.
Через час он вернулся с пакетом еды из китайского ресторана, ванильным мороженым и огромным красным тропическим цветком.
— Ах, Бронсон, — сказала Изабель, просияв. — Ты не должен был…
— Ну-ну, — отозвался он, — должен был.
— Ты намекаешь, что меня надо задабривать подарками?
— Похоже, это правда, а?
И они снова принялись спорить — то о блюдах, то об экзотической флоре.
И все-таки, несмотря ни на что, это было самое лучшее Рождество в жизни каждого из них.
Джулиана спустилась по потертым ступеням старинной лестницы и прошла в библиотеку, плотно запахивая халат, чтобы не замерзнуть. На улице завывал свирепый ветер, настойчиво толкаясь в стены замка в поисках малейшей трещинки, хотя бы самого крохотного отверстия. Казалось, что ночью, подобной нынешней, замок проиграет битву. Пронизывающие сквозняки, цепко обвиваясь вокруг колен его хозяйки, проникали под кремовый кашемировый подол, заставляя ее дрожать.
Умирающие язычки пламени еще трепетали в библиотечном камине. Придвинув любимое кресло отца поближе к теплу, Джулиана свернулась калачиком, насколько ей позволял живот. Гром музыки, смех и бесконечные разговоры сводили ее с ума, и к тому времени, когда гости замка наконец разошлись по покоям, нервы Джулианы были до такой степени напряжены, что она едва сдерживала рыдания. А как хорошо было бы сейчас поплакать всласть! Это хоть как-то разрядило бы жуткое напряжение, растущее в ее груди.
Оноре настоял на том, чтобы непременно устроить в замке рождественский бал.
— Это не просто нужно. Это необходимо, — сказал он. — Пора снова открывать двери перед обществом, Джулиана. Мы обязаны думать о будущем.
Она смотрела на затухающие угли, и горечь переполняла ее. Ей очень хотелось спросить, о каком будущем говорит свекор, ведь у Перро нет никакого будущего. Зима уже крепко сжала в ледяных ладонях крохотное княжество с его маленьким замком, а прожекты Оноре до сих пор существовали только на бумаге. Целых два дня Джулиана вынуждена была терпеть всю эту разношерстную толпу любителей светских увеселений, наслаждавшихся ее гостеприимством. И ради чего?! Оноре заявил, что это необходимая часть кампании по привлечению постоянной клиентуры в будущие казино. Но о какой клиентуре можно говорить, если нет еще и фундамента этого самого казино? Похоже, до строительства дело так и не дойдет.
Между тем Оноре рад был узнать, что его невестка разморозила счета своей сестры Изабель.
— Ты умная женщина, — одобрительно молвил он. — Лучше уж обезоружить противника великодушием, чем раздражать его справедливым возмездием.
Что-то в этой фразе никак не устраивало Джулиану, но она не стала копаться в своих чувствах на сей счет.
Так много всего в жизни совершалось помимо ее воли: несуществующий проект казино, Эрик с его бесконечными разъездами и любовными аферами, Виктория, начинавшая плакать всякий раз, когда родная мать брала ее на руки.
И, наконец, самое горькое из всех разочарований — Джулиана положила руки на свой живот — на прошлой неделе ее обследовали, и выяснилось, что ребенок, которого она носит, здоров, нормально развит, но это — девочка. Оноре тут же предложил сделать аборт, но Джулиана пришла в ужас.
— Ты могла бы еще раз попробовать, моя дорогая. Почти сразу. И в конце концов родить столь желанного сына.
Но принцесса посмотрела на него с такой обидой, что он быстро извинился за столь неуклюжее предложение:
— Мы живем в новом мире, дорогое дитя. У нас большая, чем прежде, свобода выбора.
И все же Джулиана категорически отказалась от аборта. Отнимать жизнь у неродившегося существа казалось ей диким варварством. Хотя перед ее глазами были отнюдь не такие уж невинные жизни.
