- Как матушка? - спросил князь.
- Плохо, государь. Тает на глазах. Уж и вставать не может.
- Я в вечору загляну. А вот эту девку оставляю тебе. Она христианка... Монашенкой была. Умеет читать по-гречески и по-славянски. Матушка любит, когда ей читают молитвослов. Переодень ее, служить будет.
Все дни беспокойства о болезни княгини Ольги и молитвы о ее здоровье отец Григорий ночевал в светлице рядом с опочивальней княгини. Она с каждым днем угасала, слабела, и отец Григорий видел, ожидая скорую ее кончину. На четвертый день после собора бояр и речи княгини, в ночь на девятое июля 969 года, отец Григорий очнулся, будто от толчка, и узрел необычное явление. Холодный Фаворский свет озарил не только светлицу и опочивальню Ольги, но всю половину терема, где она проживала. Отец Григорий приподнялся, тихо приоткрыл дверь и вздрогнул от видимого чуда: у кровати Ольги стояла женщина, окутанная в сиреневую хламиду и с золотым венцом вокруг головы. Она говорила:
- Вот и снова пришла я к тебе, Ольга! Теперь уж никогда мы не расстанемся с тобой. Пропадут все твои телесные и душевные боли, и мы вместе войдем в Царство Небесное. Подай, подай мне руку свою, дочь моя!
Ольга подняла руку, и видение тут же исчезло. Рука еще какое-то время висела в воздухе, а потом рухнула на постель. Медленно гас, уходил серебристый свет, опочивальня и светлица снова наполнилась темнотой ночи, будто прогоняла, вытесняла свет. Только небольшой огонек под иконой Божьей Матери вдруг радостно засверкал, подпрыгивая в темноте, Григорий поднялся с колен, подошел к Ольге и закрыл ее большие счастливые глаза. Светлица уже была забита людьми с факелами. Когда Григорий вышел, челядь обступила его.
- Что это было, отец Григорий? - спрашивали его.
- Божия Матерь забрала душу Великой княгини Ольги, - еле сдерживая рыдания, отвечал он. - Теперь она на пути к Богу.
Со времен распятия Великого андского князя Буса с семидесятые князьями Русь, земля русская не переживала такую печаль. Гремели била, низкие мрачные тучи повисли над Киевом, народ облачился в черное и следовал за санями, на которых в домине [135] лежало тело покойной княгини. Процессия двигалась в сторону христианского кладбища, называемого могилой Аскольда, по преданию, принявшего христианство после неудачного похода на Константинополь, куда указала похоронить себя Ольга. Во главе процессии шел Великий князь Святослав, рядом священник Григорий, потом шла княгиня Преслава с княжичами Ярославом и Олегом, рядом Владимир с дядькой Добротой, потом бояре и знатные люди, военачальники и воеводы, купцы, а далее прислуга и народ. Здесь были христиане, язычники и иудеи, такое смешение разных религий никого не смущало, да люди и не замечали этого, потому как придавила их одна общая печаль. Когда подошли к вырытой могиле, пошел редкий мелкий дождь, как бы предупреждая, что пора поспешить, тучи уже сурово гремели где-то вдали. Но Григорий, глянув на небо, встал у гроба княгини, зажег кадило и, поклонившись во все стороны, стал громко, так, чтобы все слышали его, произносить прощальную молитву:
- Ангел во плоти, архангел Гавриил явился на земли к тебе, блаженная Ольго, исполняющи волю Божию.
Видище людие и патриарх Полиэвкт, егда крегцаще, блаженная, чудный столп облачный над головою твоею и обо-иявше благоухание велие, дивлехуся, что убо сия откровица будет, поюще Богу Аллилуя!
Разум имея просвященный, патриарх церкви Господней Полиэвкт позна, яко крещаемая от неге сосуд благодати Божия есть на Руси. И тя, праведная Ольго, откровицу святу нарече Елена. Не единожды являлась тебе Пресвятая Владычица наша Богородица достойно ублажити княгиню Елену.
Ты, матерь наша, собираши землю русские, давати покой, устройство и мир. Святозарным светом сияет житие твое, блаженная Ольго, освещая мрак многосуетного мира сего, и влечет к себе души наша яко да и мы лучею благодати Божия озаримая и скорбный путь привременныя жизни богоугодно пройдем и Царствие Божие достигнем. Иде же ты, Ольго, в крещении Елена! Ныне вселилась еси, слышаши глас наш, к тебе зовущих!
Он прервал дыхание и со слезами наклонился, обращаясь к неподвижному лику княгини Ольги:
- Моли Бога и мне, святая угодница Божия Ольго, яко аз усердно к тебе прибегаю, скорой помощнице и молитвеннице, о душе моей и прочих, аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, -запел он, размахивая кадилом. Уже над головой гремел гром и плакало небо.
Спустя 27 лет, когда в 996 году Владимир Святой построил церковь Успения Пресвятой Богородицы, или Десятинную, то перенес в нее прах своей бабушки Ольги, и летописцы пишут, что очевидцы рассказывали, что, глядя в окошко ракии, видели лицо княгини, совершенно не подверженное истлению, и выглядело оно будто похороненное вчера.
3. Возвращение в Болгарию
После смерти матери Святослав намерен был покинуть Киев через девять дней, ибо надо было присутствовать, а вернее, отметить день памяти не тризною или стравой, которые Ольга, еще будучи живой, отвергла как языческое пиршество, а поминальным днем, кутьей и сладостями. Он искренне любил мать, строгую во всем, иногда категоричную, но разумную и справедливую, очень сердечную к нему, с теплыми воспоминаниями об отце, обидно погибшем, желавшем угодить своей дружине и одновременно спасти княжество от нового нашествия хазар. Когда он вспоминал рассказы матери об отце, у него на глазах невольно появлялись слезы. И еще в юности он поклялся отомстить за отца. Нет, не древлянам, мать это сделала еще язычницей по всем варяжским законам, о чем впоследствии очень сожалела. Он отомстил хазарам так же жестоко, но никоим образом не сожалея об этом, понимая - или Хазария, или Русь. Теперь перед ним стояла другая задача, о которой знал он и учитель, но Асмуда уже нет, следовательно, только один он знает, зачем возвращается в Болгарию.
Вернуться в Болгарию надо было также сушей, потому он тщательно готовил конницу и конные, по примеру половцев, мобильные обозы. Оружия и продуктов хватало, погрузил на телеги пороки - метательные машины, которые снял с детинца в Киеве, но приказал восстановить новые в свое отсутствие. Оставалось последнее - кто заменит его на Руси? Кому он оставит княжество? Вопрос был непростой, земли Великого княжества простирались с севера от Ладоги по Днепру и Дону до Азовского моря, части Крымского полуострова до Тьмутаракани, а на западе от уличей и тиверцев по Днестру и Бугу. Это уже была держава, но не то, что он задумал, не то, что могло удовлетворить его буйное воображение и решить вопрос о всеславянской империи [136] .
Прощальное богослужение в капище и собор бояр и знатных горожан были назначены в канун отбытия Святослава. Предварительно Великий князь переговорил со своими сыновьями Ярополком и Олегом, с их дядьками, которым намеревался оставить княжество. О Владимире он тоже подумал, решив, что ему лучше остаться при братьях, с которым пожелает, ведь и Улеб, брат Святослава, все время при нем. Дети согласились с тем, что Киевская земля и звание Великого князя переходят к Ярополку, которому исполнилось пятнадцать лет, самый деятельный возраст, как думал отец. Древлянскую землю он отдавал двенадцатилетнему Олегу. А с Владимиром решит перед отъездом. Невольно приходит мысль: почему такое неравенство? А дело в том, что сама Ольга относилась к внукам неравноправно. Она считала, что Ярополк и Олег рождены венгерской княжной из королевского христианского рода, Владимир же от ее рабыни, и неизвестно, какому богу та поклонялась. Эта тайна осталась тайной навсегда, навечно. Ольга несколько раз посылала вестового к Малуше в Ботутину Весь, что отдала ей в кормление, с вопросом, в чем нуждается она. Но Малуша считала себя оскорбленной - у нее забрали сына, и постоянно она отвечала:
- Видеть сына! И больше ничего мне не нужно от этой старухи!
Ольга не могла и не хотела возвращать ее в княжеский терем, не только осторожничала, а просто не хотела пересудов. Но категоричные ответы Малуши просто раздражали ее. И вот потому Ольга уже перед самой смертью отписала Ботутино церкви Святой Богородицы. А Владимир так и не увидел своей матери.
Собор начался в Золотой палате, куда были призваны все князья, бояре, воеводы, именитые люди, знатные купцы, духовенство, как ведическое, так и христианское в лице Григория, богатые и служивые люди. На собор явился из Новгорода и Плескова верховный жрец Руси Богумил-соловей. Он должен был провести прощальную службу в капище, благословить князя и войско, передать ему свои полномочия как главному жрецу в походе. Таков был обычай с незапамятных времен. Палата была заполнена до предела, люди стояли даже в проходе и за крыльцом.
Святослав, сидя в княжеском кресле, в узорчатом платье, подпоясанном широким золотым поясом, в штанах из серебряной нитки, заправленных в красные сафьяновые сапоги с загнутыми носками, которые заканчивались большими зелеными изумрудами, с хохлом на бритой голове и низко опускавшимися усами, с зеленым карбункулом в ухе, обрамленным двумя жемчужинами; широкоплечий, с крупными сильными руками, на пальце одной из них сверкал красный массивный рубин, кольцо, подаренное матерью, когда его призвали на Великий стол, - казался вылитым из бронзы. Рядом два пустых кресла, на которые он пригласил детей - Ярополка, тонкого изящного юношу, чернявого, как мать, и Олега - полную копию отца для людей, помнивших Святослава юным.
