– Кстати, помните миф о Констанции? – спросила вдруг Октавия.
Все присутствующие, за исключением виконтессы, дружно кивнули.
– Э, я не в курсе, – поспешила сказать Александра. – Что за миф?
– Давным-давно в Республике жила девушка по имени Констанция, – принялась рассказывать ее подруга. – Красотой она превосходила всех сверстниц, многие юноши мечтали взять ее в жены, даже сам сын претора, но сама она любила лишь одного Константина, Владыку Дракона. И когда пришла пора Жребия, она добровольно вызвалась на роль жертвы.
– С тех пор, кстати, введен запрет идти на алтарь добровольно, минуя Жребий, – вставил Аппий.
– А что, часто бывают желающие? – не удержалась от вопроса Александра, хотя прерывать Октавию ей и не хотелось.
– Не так чтобы слишком. Но бывают.
– Константин же, увидев Констанцию и почувствовав силу ее любви, – продолжила Октавия, – сам воспылал страстью к девушке и забрал ее с собой на небо, как сказано в мифе. С тех пор они жили там в счастии, но иногда, если Констанция вдруг начинала скучать, Владыка дозволял ей навестить Республику. Люди видели Констанцию и славили Константина. Такая вот история, – закончила свой рассказ девушка.
– Миф, – поправил ее неугомонный Аппий.
– Миф – не миф, а храм Констанции в городе стоит, хоть и пустует, – заметила Октавия. – В былые времена, как говорят, он играл заметную роль в жизни Республики.
– Мифы вообще возникают не на пустом месте, – задумчиво проговорил Маний.
– Что касается этого, то тут, по-моему, все просто, – заявил Аппий. – Возможно, раньше алтарь не был столь хорошо изолирован, как сейчас, и однажды некой предназначенной в жертву девушке удалось сбежать оттуда до прилета Дракона. Не исключено, что ее действительно звали Констанцией, но, честно говоря, сомневаюсь: еще пятьдесят лет назад это сочли бы непростительным кощунством. Сбежав, она, естественно, попалась людям на глаза – вот и готовая основа для мифа.
– Тебе не кажется, что ты сам себе противоречишь? – едко поинтересовалась Златовласка. – То говоришь, что жертв не едят, а когда находится доказательство твоей теории, тут же его отвергаешь?
– Потому что доказательство никуда не годится, – отрезал Аппий. – Нужно найти другое.
– Боюсь только, для этого придется самому взойти на алтарь, – усмехнулся Маний.
– Вот пусть и идет, – бросила Златовласка. – А то теоретизировать все мастера!
– Может, и пошел бы, – буркнул Аппий. – Да добровольцев не берут.
– Ври больше: пошел бы он!
– Октавия, тебя там что-то отец зовет! – донеслось откуда-то с соседнего стола.
Поднявшись с лавки, подруга Александры подошла к стойке и о чем-то заговорила с Титом. Через минуту она вернулась, тронула за плечо виконтессу.
– Алекса, там стража сверху какое-то «седло» пригнала. Просят тебя подойти в ангар.
– «Седло»? – виконтесса вскочила на ноги. – Это Эдуард! Но почему стража? – в груди у нее закололо от нехорошего предчувствия.
– Не знаю, – развела руками Октавия. – Так сказали отцу. Пошли, я с тобой схожу.
– Идем, – кивнула Александра, переступая через лавку. В длиннополой тунике сделать это было не так-то просто. – Идем скорее!
Провожаемые любопытными взглядами студентов, девушки поспешили прочь из зала.
38
Александра
В ангаре ее встретил хмурый закутанный в плащ стражник.
– Перегрина Алекса? Гастат Нумерий, – представился он. – Имею приказ опциона Гнея доставить вам перегрина Эдуарда и принадлежащее ему «седло».
– Доставить? – переспросила Александра. – Вы его что – на жесткой сцепке привели?
– Вы поразительно догадливы, перегрина, – буркнул стражник.
– Что? – внутри у нее все оборвалось. – Но почему? Где Эдуард? – выдохнула она.
– В кабине «седла», где ж ему еще быть. С вас юань за доставку.
– Сейчас, – пальцы виконтессы зашарили в поясной сумке.
– Позвольте, гастат, – решительно выступила из-за ее спины Октавия. – На каком основании вы требуете с перегрины Алексы уплаты юаня?
– Сказано же: за доставку, – процедил тот. – Что я просто так должен мотаться сюда с заставы и обратно?
– Согласно Постановлению Сената об учреждении городской когорты и наделении ее функциями обеспечения порядка в Республике, деятельность стражи осуществляется в интересах государства и не подлежит оплате гражданами в какой-либо форме! – отчеканила девушка.
– Это кто еще у нас тут такой умный? – хмыкнул гастат.
– Оратор Октавия – к вашим услугам.
– Ишь ты, – сплюнул стражник. – Девка – и туда же, оратор. Куда катится Республика? – проговорил он, патетически взметнув вверх руки. – Ладно, пойду хоть брюхо набью за казенный счет, пока и этот краник не перекрыли… – бросил он, удаляясь.
– Вообще-то, я не имела права представляться оратором, – заговорщически прошептала Октавия подруге. – Я же еще только студентка… Но с ораторами боятся связываться все – даже стража. Считают, что мы тут же потащим их в суд, где и размажем по полной программе. И не без оснований, надо сказать, считают…
Она еще что-то там говорила, но Александра не слушала, бросившись к «седлу» с почерневшим, но не слезшим окончательно номером двенадцать тридцать девять на борту. Бронеколпак был опущен, и она поспешила его открыть.
– Эдуард!
Сидящий в пилотском кресле рыцарь медленно повернул голову в ее сторону.
– Рад тебя видеть, Алекса, – проговорил он безо всякого выражения в голосе.
– Что ты там застрял? – воскликнула виконтесса, испытывая одновременно и облегчение от созерцания живого и невредимого юноши, и зарождающийся гнев. – Вылезай!
– Зачем? – спросил Эдуард.
– Как это зачем? Вылезай, прилетели!
– Зачем? – с легким нажимом повторил юноша.
– Хватит дурака валять! – взорвалась она. – Вылезай немедленно!
– Что ж, раз ты настаиваешь… – перевалившись через борт, Эдуард соскользнул на пол.
– Бронеколпак опусти! – потребовала Александра.
Пожав плечами, юноша подчинился – с видом человека, принужденного заниматься бессмысленными, никому не нужными вещами.
– Пошли! – велела виконтесса.
Эд вновь подчинился, двинувшись за ней по коридору.
– Это и есть твой товарищ, про которого ты говорила? – спросила Алексу присоединившаяся к процессии Октавия.
– Он самый, – буркнула Александра. – Только что-то он сегодня какой-то… словно пыльным мешком по голове стукнутый.
– И куда ты его ведешь?
– К себе, куда же еще.
– Если он останется здесь ночевать, потребуется отдельная комната, – сказала Октавия. – По закону в одной комнате в мансионе могут останавливаться только члены одной семьи – брат и сестра, муж и жена, родители с детьми и так далее.
– Что ж, считай, что он мой сын, – бросила Александра, недовольная, что ее отвлекают такой ерундой. – Приемный.
– Я серьезно. Закон есть закон. Надо снять еще одну комнат у.
– Еще три юаня? – невесело усмехнулась виконтесса.
– На вторую комнату отец сделает скидку, – пообещала Октавия. – Плюс я только что сэкономила тебе юань, так что не скупись… – с подкупающей своей искренностью улыбкой добавила она.
– Ладно, потом решим, – отмахнулась Александра. – Пока пойдем ко мне.
Войдя в комнату, Эдуард помялся, покосился на стоящую в дверях Октавию и грузно опустился в кресло. Левая рука его легла на подвернувшийся стол, и пальцы тут же принялись выстукивать какой-то бойкий ритм.
– Что с тобой происходит? – насупившись, спросила Александра.
– Ничего, – покачал головой юноша. – Ничего не происходит.
– А что же ты тогда такой… пришибленный, – подобрала подходящее слово она.
Рыцарь не ответил, только пальцами продолжил стучать.
– Да прекрати ты, наконец, барабанить! – рявкнула, окончательно потеряв терпение, виконтесса.
– Не могу, – отозвался Эдуард, затем добавил: – Извини, – все так же, без выражения.
Шагнув к столу, Александра мягко накрыла ладонь юноши своей. Стук прекратился, но лицо Эдуарда перекосилось.
– Отпусти, – попросил он. – Больно. Вот здесь, – он показал свободной рукой на голову. – Очень.
Она убрала ладонь, и пальцы рыцаря вновь, как ни в чем не бывало, принялись за свое.
– Я пойду, возьму у отца ключ от второй комнаты, – проговорила сзади от двери Октавия. – Плату потом занесешь.
– Хорошо, – не оборачиваясь, сказала Александра, силясь загнать назад норовившую скатиться из уголка глаза каплю.
Эдуард равнодушно смотрел куда-то мимо нее.
* * *
Закончив осмотр пациента, медикус Луций, неспешный добрячок с маленькими живыми глазками на круглом, одутловатом лице, тщательно вытер руки накрахмаленным платком и обернулся к Александре.
