в живот пусть даже и оскорбившей его особы.
Уже перед тем как покинуть мастерскую, она разговорилась с еще одной женщиной, вероятно, другом семьи и подругой Татьяны, чтобы расспросить о здоровье Зимина. Выяснила, что у него и без того сердце болело, что он постоянно пил какие-то препараты. Рожкова прошла в спальню художника, где на широкой кровати, похрапывая, спала, раскинувшись в своем темном балахоне, Татьяна, и увидела в изголовье на тумбочке поднос с таблетками и бутылочками, которые сфотографировала, после чего отправила фото своей подруге, врачу, которая и подтвердила, что эти лекарства обычно выписывает кардиолог.
Конечно, можно было более тщательно изучить этот вопрос, связавшись с лечащим врачом Зимина и, конечно же, с патологоанатомом, который вскрывал тело. Но Люсе и без того стало ясно, что Зимин мог умереть просто потому, что был болен. И что для того, чтобы случился инфаркт, ему вовсе не обязательно было кого-то убивать.
Ее план был прост и одновременно дерзок. И дерзость эта заключалась лишь в том, что действовать она решила за спиной Сергея. Простит ли он ее за это? Поблагодарит в случае удачного исхода дела или нет? Конечно, они еще так мало были вместе, и она недостаточно знала его, чтобы спрогнозировать его реакцию на какие-то ее поступки. Ну что ж. Вот теперь все и прояснится. Если он, как и многие мужчины, будет воспринимать ее просто как женщину, глуповатую и готовую во всем подчиняться своему мужу, то зачем он ей нужен? Если же он увидит в ней человека, если сумеет оценить и ее деловые качества, вот тогда совсем другое дело. Но мысль о том, что она собирается резко вмешаться в расследование, воспользовавшись своей собственной схемой, заставляла ее сильно нервничать.
Проводив утром Сергея, она, сказав, что у нее дела и что она приедет на работу позже, допила кофе, оделась и позвонила Кристине Метель.
– Кристина, это Людмила Рожкова, мы познакомились вчера с вами в мастерской Зимина, – она старалась говорить чуть ли не весело, как если бы они познакомились не в мастерской, где недавно умер убийца, а на вечеринке.
– Да-да, конечно. Что-нибудь случилось? – спросила Кристина примерно таким же тоном, как если бы их знакомство было связано с какими-то светскими делами или людьми.
– О нет! Просто у одного моего хорошего знакомого скоро юбилей, и мы с друзьями и близкими людьми хотели подарить ему картину. После того как мы познакомились с вами, я заглянула в интернет, увидела ваши прекрасные фантазийные натюрморты и поняла, что это то, что нам и нужно. У вас есть что-нибудь на продажу?
– Неожиданно… – вырвалось у художницы. – Вот уж меньше всего предполагала подобную тему для разговора. Конечно, есть!
– Я бы хотела посмотреть… – Не дожидаясь, когда Метель сама направит разговор в нужное ей русло, предложила: – Можно я прямо сейчас приеду к вам? Просто у меня день такой насыщенный, а сейчас есть свободных часа два.
– Без проблем. Подъезжайте!
Вот и отлично, подумала Рожкова. Быстро собралась и поехала к Кристине.
Она впервые увидела художницу в домашнем облачении. Это был бархатный узорчатый золотистый с красным халат с капюшоном, который заканчивался шелковым шнурком и кисточкой. От Кристины пахло шампунем, влажные волосы колечками закручивались вокруг ее головы. Выспавшаяся, отдохнувшая, она с удовольствием показывала свои работы Рожковой. Комментировала скупо, не расхваливая их, а просто обозначая какие-то детали. К примеру: «Эти фиалки я увидела на подоконнике одной своей приятельницы, сфотографировала их и написала маслом. Видите, за ними проглядывается кусок подоконника и черное стекло, в котором отражаюсь как раз я…» Или: «Все без исключения любят маки. Поэтому у меня много маковых букетов. Считаю, что, когда зимой, в стужу и метель, человек смотрит на такую картину, ему становится теплее… Вы не находите?»
Вдоль одной из стен, на полу, стояли работы, прислоненные друг к другу, которые совершенно не походили по своему стилю на Метель.
– Это ученические работы Кати Фионовой, понимаете, о ком я, да?
– И как, у нее получается?
– Сами видите… Она способная ученица. Много работает. Конечно, ее сестра сильно тормозила ее, внушала ей, что она бесталанная и все такое, давила на нее… Для творческого человека это недопустимо. Конечно, ей нужно много работать, чтобы достичь реальных результатов именно в рисовании, то есть стать хорошим рисовальщиком, и тогда… Вот, видите? Она прекрасный колорист, она хорошо чувствует свет и тень, безошибочно определяет тон, которым нужно подчеркнуть эту самую тень, а как хорошо у нее получаются солнечные блики! Словом, ей надо еще учиться и учиться, в чем я ей, безусловно, помогу.
– А где она все это рисовала? Вернее, писала?
– Да здесь же и работала. Места много. Конечно, она старалась делать это в мое отсутствие, ну а когда я работаю здесь, она перемещается в соседнее помещение, там тоже французское окно, много света, да и лампы стоят мощные… Там и мольберт стоит. Хотите заглянуть туда?
Люся вошла в узкую длинную комнату, на самом деле очень светлую, увидела мольберт с незаконченным натюрмортом (снова маки!), шкаф, пару белых стульев и даже кушетку, заваленную одеждой и пакетами с новым постельным бельем.
– Это Катя накупила белье, чтобы ночевать именно здесь, внизу, хотя наверху я тоже выделила ей комнату. Нам с Валей очень нравится Катя. И мы с дочкой всегда жалели ее, понимали, как крепко она влипла со своей сестрой… Что самое ужасное было в этой истории – это крепкая эмоциональная зависимость ее от Марины. Да, временами она ее ненавидела и считала, что Марина просто губит ее жизнь, подчиняет ее себе во всем, но в то же самое время она не могла без нее. Она уже так привыкла к этому тотальному контролю и какой-то злобной, иначе и не скажешь, опеке, что, как мазохистка, всегда готова была к удару… Но уже очень скоро все это должно было измениться: я уговорила Катю снять квартиру, даже подыскала ей отличный вариант. Конечно, без скандала здесь бы не обошлось, даже представить себе страшно, что было бы, если бы Катя съехала из дома. Но рано или поздно она все равно приняла бы это. Жизнь-то продолжается!
– Как вы думаете, Кристина, сколько времени понадобится Кате, чтобы вернуться к нормальной жизни?
– Да она уже вернулась. У нее наладилась личная жизнь, она сумела помириться с человеком, которого пыталась уничтожить ее сестра… О, это долгая история. И очень драматичная. Но главное – они теперь вместе.
– Представляю, как Катя благодарна вам за поддержку! И ваша дочь тоже
