обряды», просителям было объявлено, что «секта каролинская должна быть терпима и что кагал долженствует заниматься единственно делами обрядов закона и богослужения, не вмешиваясь в гражданские дела, для коих установлены законом особенные места»[678].
Однако отрешенные от власти раввинисты на этом не остановились, выдвинув из своей среды для дальнейшего противостояния с хасидами пинского раввина Авигдора Хаймовича (Хаимовича), сына калишского раввина, который вошел в историю как один из наиболее ревностных и активных борцов с литовско-белорусским хасидизмом. После того как в 1772 году освободилась должность пинского раввина, Хаймович занял с согласия кагала Пинска это место, взяв на откуп также раввинские доходы у владельцев еще трех близлежащих местечек Минской губернии: Злобина, Столина и Добровичей. (По укоренившемуся в еврейских общинах обычаю, кагалы предоставляли раввинскую должность кандидатам, которые за нее давали высшую цену или же у которых можно было сделать крупный заем; часто место покупалось у помещиков — собственников еврейских поселений.) Однако около 1795 года, за два года до истечения срока откупа и его полномочий, хасидам вышеупомянутых местечек (и прикагалков) удалось сместить его с позором с занимаемой должности раввина в Пинске («обер-раббина», как он именовал себя сам), лишив раввинских доходов также в пинских прикагалках, избрав в 1796 году судьями и старшинами своих людей. Поводом для этого послужило публичное сожжение напечатанных тайно (то есть не снабженных разрешением раввинов к выпуску) хасидских книг, захваченных Хаймовичем. Долгие тяжбы по магистратам и судам с хасидской частью общины положительного результата не дали, убытки из-за смещения Хаймовича с раввинского поста его оппоненты так и не возместили. Таким образом, он оказался оптимальной фигурой для миснагидской партии в деле вытеснения хасидизма с завоеванных им позиций, так как, защищая свои личные, материальные интересы и преследуя своих конкретных противников, рабби Авигдор тем самым как бы выступил в защиту всех ортодоксов-раввинистов против общего религиозного оппонента в лице цадика Шнеура Залмана. (Кстати, сам Авигдор Хаймович известен нам и как автор нескольких верноподданнических сочинений, лично поднесенных императору Павлу I, за что удостоился от него пожалования золотыми часами и деньгами[679].)
Приехав в марте 1800 года в Санкт-Петербург, рабби Авигдор составил обширную записку — донос на хасидов, которую и представил Павлу I в апреле того же года[680]. Причем понимая, что каролинская секта была признана терпимой, он не упомянул ее названия, а обозначил как некую «новую секту» или «Шабзус-Цвинкус». Поначалу эта хитрость сработала: правительство так и предположило, что речь идет о какой-то новой «вредной и опасной» организации. Правда, когда в дальнейшем в ходе разбирательства выяснилось, что Хаймович жалуется на каролинов, последний уже не стеснялся называть своих оппонентов именно так. Донос рабби Авигдора содержал такие обвинительные тезисы, как распространение сектантами «вольных злодеятельных сочинений» против Священного Писания и нарушение сектантами заповедей — «не укради, не божися ложно», а также сбор и отправка крупных денежных сумм в Палестину. Он утверждал, что, поскольку сектанты «в собраниях своих не иное что делают, как хорошо пьют и едят, то и побуждает их сие к особенным вольностям, чрез которые они между собою учреждают тайные союзы, что может подать повод к величайшим продерзостям и злодеяниям», а также что они «не имеют пред начальником никакого страха», имея в виду даже царя, что не могло не обратить на себя особого внимания властей.
Император не захотел или не смог самолично определиться в возникшей проблеме и в апреле 1800 года переслал прошение «обер-раббина еврея Хаима», описывающего «притеснения и гонения, претерпеваемые им от какой-то новой секты», генерал-прокурору Сената генералу от инфантерии П. X. Обольянинову, а тот отправил его к литовскому военному губернатору генералу от инфантерии М. И. Голенищеву-Кутузову. Однако поскольку в Литве о секте «Шабзус-Цвинкус» ничего не было известно, а сам проситель проживал в Пинске, будущий генерал-фельдмаршал и герой Отечественной войны 1812 года отправил петицию раввина минскому гражданскому губернатору действительному статскому советнику 3. Я. Карнееву, который впоследствии обвинил Хаймовича в подлоге и высказался против удовлетворения его жалобы. Объяснив, что секта, «по ученому Шабзус-Цвинкус, а попросту называемая Китаевою», — это хасиды, губернатор сообщил, что «секта сия, равно древней их, существуя по городам Минской губернии, ведет себя покойно и все государственные подати платит равно с другими». Указанному письму Карнеева предшествовало секретное расследование комиссионера Провиантского штата П. Н. Хрущова, сообщившего в отчете от 10 сентября 1800 года, что еще в 1798 году проводилось следствие о секте «каролинов или хосодов» в Белорусской и Литовской губерниях, что ее возглавляет «рабин Борухович» («что у нас митрополит или патриарх») и что «таинство оной секты при отправлении богомолья кричать во всю силу и лезть на стену, а чрез то привесть себя в безпамятство»[681]. На основе записки Карнеева военный губернатор Голенищев-Кутузов представил императору свой доклад, указав в нем, что секта «ничего противного не токмо правительству, но и самой их религии в себе не заключает, кроме отриновения ими некоторых заблуждений, помещаемых в последней». Кроме того, генерал-губернатор объяснил одно из наименований хасидов «китаевцами»: поскольку «ученнейшие между ними, по особому правилу, не могут носить иного платья, как из бумажной материи, и потому носят обыкновенно китайчатое»[682]. Донесение Голенищева-Кутузова с приложенными к нему бумагами поступило на рассмотрение в Правительствующий Сенат.
В то же время рабби Авигдору удалось добиться в самом начале октября в Гатчине аудиенции у Павла I; видимо, об этом факте он сообщил: «И так как я понравился государю Павлу, как это всем известно, то я…»[683]. На этой встрече бывший пинский «обер-раббин» попросил вызвать Шнеура Залмана для допроса и очной ставки с ним в Санкт-Петербург, а вскоре после этого, согласно секретному рапорту белорусского гражданского губернатора тайного советника П. И. Северина от 9 ноября 1800 года, хасидский лидер, «взятый из дому под строжайший караул, не иначе, как бы важнейший преступник», был вновь арестован в Лиозно и доставлен 16 ноября в сопровождении двух сенатских курьеров в столицу, где был подвергнут «тайному аресту»; одновременно все бумаги и книги, найденные в его доме, были опечатаны и отосланы в Петербург[684]. Тогда же были составлены реестры конфиската, в которые чиновники занесли названия книг и рукописей. В следующем же своем донесении от 14 ноября П. И. Северин сообщил следующее:
…Секретно входил я в тончайшее испытание и изыскание в образ жизни и поведение секты каролинской и российских раскольников, но ничего такого между ими соблазнительного или неповиновения к власти не токмо не замечается, но и
