рассмотрением дела, так как еще ордером от 22 декабря 1800 года обер-прокурору 3-го департамента Сената действительному статскому советнику А. Н. Оленину были отправлены «книги и разные бумаги» с кратким описанием их содержания, конфискованные в доме хасидского руководителя (103 книги и 14 рукописей)[698]. В Сенате же вместе с материалами следственного дела были получены письма различных лиц на еврейском языке вместе с их русским переводом[699]. Вынужденная задержка в столице уже формально оправданного Шнеура Залмана привела к тому, что он в начале марта 1801 года обратился в Сенат с просьбой ускорить решение его судьбы, представив копии документов, содержащих высочайшее повеление не преследовать хасидов. Стоит добавить, что еще в декабре 1800 года его обличитель Авигдор Хаймович вновь обратился к властям с запиской, в которой повторил старые обвинения об отсылке хасидами денег за границу и предложил дать свои объяснения на ответы Шнеура Залмана.
Ситуация резко изменилась в пользу цадика сразу после вступления на престол Александра I: согласно императорскому повелению от 22 марта 1801 года, переданному генерал-прокурором Сената А. А. Беклешовым, 29 марта он наконец был отпущен из столицы к себе на родину[700]. Однако с официальным окончанием следствия раввинисты не сложили оружия, продолжая беспокоить власти своими претензиями и жалобами на хасидского лидера. Видимо, по этой причине белорусский гражданский губернатор тайный советник П. М. Тарбеев выдал ему 13 июля 1801 года своего рода охранную грамоту («открытое свидетельство») следующего содержания:
Его высокопревосходительство господин генерал-прокурор, генерал от инфантерии и кавалер Александр Андреевич Беклешев в отношении ко мне от 29 марта сего года, изъясняя, что еврей Зальман Борухович, бывший в Санкт-Петербурге по некоторым надобностям, ныне по высочайшему государя императора повелению освобожден и отпущен в дом его, о чем, а равно и о доставлении полной ему по прежнему его жительству и обращении свободы, к исполнению сего изволит сообщать мне, почему, исполняя вышеписанное, снабдил его, господина рабина Боруховича, сим открытым свидетельством, чтобы он по жительству его в Белорусской губернии пользовался повсеместно в оной по прежнему его жительству и разном обращении полною свободою, без малейшего от какого-либо препятствия[701].
Таким образом, в результате междоусобной борьбы между хасидами и миснагидами 1796–1801 годов, в разрешение которой оказались вовлеченными, помимо двух императоров, многие государственные чиновники разного ранга (генерал-прокуроры, обер-прокурор, военные и гражданские губернаторы и другие), были подорваны основы кагальной власти как старой системы еврейского общинного самоуправления, которая господствовала над народными массами и эксплуатировала их при помощи множества налогов и различных поборов. В то же время укрепились позиции хасидизма, олицетворявшего собой протест против традиционного религиозно-бытового уклада еврейской жизни, оберегавшегося кагалами. Убедившись в полной безвредности еврейского религиозного и общественного раскола с государственной точки зрения, александровское правительство узаконило его. В «Положении для евреев» — первом законодательном кодексе о статусе российского еврейства, утвержденном именным указом Александра I от 9 декабря 1804 года, хасидам было разрешено в каждой общине устраивать свои особые синагоги и выбирать своих раввинов, с тем условием, чтобы кагальное управление в городе или местечке было общим для обеих частей общины[702].
В заключение стоит остановиться на вопросе о том, что же произошло с главными героями нашего повествования в будущем, как сложились их дальнейшие судьбы. Что касается истца — обвинителя Шнеура Залмана, то спустя некоторое время мы находим рабби Авигдора Хаймовича в очень непростой жизненной ситуации. Во всяком случае, в своем прошении, отправленном в феврале 1803 года императору Александру I, он написал следующее:
Воззрите на несчастие мое и семейства моего, что уже тому несколько лет, как я нахожусь без места и таскаюсь от места на место сам один без семейства моего, а семейство мое находится без всякого попечения, не имея по неспособности моей дневного пропитания, и довели себя питания мирским подаянием[703].
Упомянув о подаренном ему Александром I перстне за некие поднесенные «писания» (как видим, раввин представлял свои сочинения не только Павлу I), рабби Авигдор сообщил, что Пинский кагал до сих пор не возместил ему убытков в размере 400 червонных, понесенных в результате досрочного смещения с должности местного раввина, и вновь пожаловался на происки «злобных» хасидов, которые выразились, в частности, в предписаниях санкт-петербургского военного губернатора М. И. Голенищева-Кутузова и минского гражданского губернатора 3. Я. Карнеева о его высылке из Петербурга в Пинск за якобы «развратное поведение и распутную жизнь» без права самовольно отлучаться в столицу[704]. Интересно, что, помимо просьб о возмещении убытков и восстановлении его доброго имени, Авигдор Хаймович попросил Александра I назначить его с сыном Хаимом Авигдоровичем виленскими раввинами — однако этот чисто внутриобщинный вопрос находился вне сферы компетенции императора. К сожалению, итоги обращения рабби Авигдора Хаймовича к российскому монарху неизвестны, как пока остается неясной и дальнейшая его судьба. Правда, имеются сведения о том, что некоторое время он служил калишским раввином.
Значительно больше мы знаем о жизни цадика Залмана Боруховича — рабби Шнеура Залмана. Во время Отечественной войны 1812 года он выступил яростным противником императора французов Наполеона I Бонапарта. Однако еще в 1800 году он предсказал гибель Наполеона, одерживавшего тогда одну военную победу за другой. Выбрав два стиха из Торы (статьи 41–42 главы XXXII Второзакония), которые содержали в себе 24 слова из 96 букв и говорили о гибели мятежников, начинаясь словами: «Когда заострю (изощрю) сверкающий меч Мой и возьмется за суд рука (десница) Моя…», и перемещая эти буквы, цадик составил из этих же букв новую фразу в 24 слова: «Главари французских мятежников вначале преуспеют, но потом будут посрамлены, ибо истинный царь (царь правды) воздаст (отмстит) им, зарубит их мечом и покорит, и погибнет муж Бонапарт — тогда мир успокоится и возрадуется»[705]. Таким образом, наиболее ранний документ о Наполеоне, составленный российским евреем, явился пророчеством о гибели великого полководца.
Рабби Шнеур Залман — Залман Борухович стал, пожалуй, главным идеологом и активным проводником антифранцузских настроений в еврейском обществе России, а также неутомимым организатором участия еврейского народа в войне 1812 года. Разослав письма во все общины Белоруссии, Шнеур Залман призывал других цадиков и всех евреев оказывать русской армии всяческую помощь и всемерное содействие, в том числе жертвовать свои денежные средства на военные нужды. Не ограничиваясь только антинаполеоновской агитацией, он активно собирал сведения о передвижениях и численности вражеских войск и передавал их с помощью своих единоверцев-разведчиков военным и гражданским властям, по сути, взяв на себя задачу практической организации еврейской разведки
