неприязнь. (Пахульский сочинял музыку, Чайковский по просьбе баронессы занимался с ним композицией, но композиторского таланта в нем не нашел.) Эта версия впервые была высказана слугой Чайковского Алексеем Софроновым, который писал своему барину: «Но вы знаете, дорогой мой благодетель, я думаю, не настолько разорилась Надежда Филаретовна, насколько она пишет, а думаю – это дело Вашего поляка Пахульского, так как акции Рязанской дороги стоят гораздо выше прошлого года… По этому случаю думаю, что тут главную роль сыграл Пахульский. Он летом все завидовал Вам, как Вы хорошо живете».
Сторонники этой версии считают, что якобы Пахульский рассказал баронессе об особенностях личной жизни Петра Ильича и тем самым настроил ее против «дорогого друга». Но вряд ли эти особенности, как уже было сказано выше, стали бы для Надежды Филаретовны откровением. Может, попробуем подыскать другую причину? Что, если Пахульский рассказал своей теще о том, как отреагировал на прекращение финансирования Петр Ильич? Он же явно высказывал свое мнение по этому поводу не только Юргенсону и брату… А хотя бы и Юргенсону. Пахульский был с ним знаком и мог получить от него эти сведения. Да и вообще музыкальный мирок Первопрестольной был тесным – здесь аукнулось, а там уже откликается.
Пожалуй, это единственная версия, которая складно ложится в канву произошедшего. По сути, баронессе больше не на что было обижаться, а, как выходит, именно она прекратила отношения. Пахульский передавал Петру Ильичу поклоны от Надежды Филаретовны и как-то даже написал о том, что «Надежда Филаретовна… велела передать Вам, что это невозможная вещь, чтобы она когда-нибудь на Вас сердилась и что отношение ее к Вам неизменно», но деликатные слова не могли сгладить горечь преподнесенной Чайковскому пилюли – выходило так, будто деньги были основой их общения все эти годы. Деньги, а не интерес к творчеству Чайковского, не общность взглядов, не духовное родство, о котором Надежда Филаретовна столько рассуждала… Иссяк денежный поток – и не о чем стало разговаривать. Бумеранг, запущенный Чайковским, вернулся к нему.
Что же касается «не настолько разорилась Надежда Филаретовна, насколько она пишет», то со стороны, не имея точных сведений, невозможно судить о чьем-либо благосостоянии. Всем видна только верхушка айсберга, а не то основное, что скрыто под водой.
Вопреки просьбе Пахульский ответил на резкое письмо Петра Ильича, точнее вернул его со словами: «Если бы Вы по-старому написали ей о себе да об ней спросили, то ручаюсь, что она тогда откликнется всей душою, и тогда Вы увидите, как ничуть ее отношение к Вам не переменилось».
Но Петр Ильич не написал своему «милому, дорогому другу».
Грустно все это…
Обида занозой засела в душе и давала знать о себе до конца жизни. «О Надежда Филаретовна, зачем, коварная старуха, ты изменила мне?!! – писал Петр Ильич незадолго до своей смерти. – А в самом деле, я недавно перечитывал письма Н[адежды] Ф[иларетовны] ф[он] Мекк и удивлялся изменчивости женских увлечений. Можно подумать, читая эти письма, что скорее огонь обратится в воду, чем прекратится ее субсидия, а также скорее можно удивляться, что я удовольствуюсь такой ничтожной суммой, тогда как она готова чуть не все мне отдать. И вдруг – прощайте! Главное, что я ведь было поверил, что она разорилась. Но, оказывается, ничуть не бывало. Просто бабье непостоянство. Досадно, черт возьми! А впрочем, плевать!..»[244]
ПОСКРИПТУМ. Надежда Филаретовна фон Мекк умерла 1 (13) января 1894 года в Ницце. Общий объем финансовой помощи, оказанной ею Чайковскому, составил более 85 000 рублей. Но, по большому счету, не так важны были деньги (хотя деньги всегда важны), как духовная поддержка со стороны баронессы, в которой Чайковский, вечно сомневавшийся в своих силах, весьма нуждался.
Глава двенадцатая. Что наша жизнь? Игра!
Ноты к балету «Щелкунчик».
Петр Чайковский у своей усадьбы в Клину.
«Года за четыре до смерти Петр Ильич сделал опыт, совершенно неудавшийся, поселиться на зиму в Москве. В то время он вошел в состав дирекции Музыкального общества в Москве… Квартиру Чайковский нанял в переулке в конце Остоженки и устроился там весьма недурно. Сам он был первое время очень доволен, но, когда начались посещения посторонних лиц, становившиеся все более и более частыми, а звонки по утрам мешали заниматься, Петр Ильич придумал выставить на подъезде медную доску с аншлагом: “Дома нет. Просят не звонить”. Всякий мимоидущий школьник, прочитав этот аншлаг, считал, конечно, непременной обязанностью позвонить посильнее и скрыться, и звонки не менее прежнего досаждали бедному композитору. Наконец, задумав приняться за сочинение “Пиковой дамы”, композитор решил, что в Москве этим заниматься нельзя, и потому немедленно уехал за границу, в Италию… Тем кончилось московское житье Петра Ильича, и больше он уже не пытался обзаводиться квартирой в городе»[245], – вспоминал Николай Кашкин.
В 1888 году Модест Ильич Чайковский написал либретто на сюжет пушкинской «Пиковой дамы» для композитора Николая Кленовского, ученика Петра Ильича. «Вторую картину либретто кончил. Общим видом этой картины я ужасно доволен… Если бы ты написал на это музыку, с каким удесятеренным старанием я кропал бы мои стихи!»[246] – писал Модест Ильич брату.
Инициатива постановки «Пиковой дамы» на сцене Мариинского театра принадлежала все тому же директору Императорских театров Ивану Всеволожскому. В свое время предложение было сделано Петру Ильичу, но тот наотрез отказался, поскольку не находил в пушкинском сюжете должной сценичности. Всеволжский вернулся к этому вопросу в начале 1890 года (с Кленовским не сложилось). На этот раз Чайковский согласился, потому что ему в целом понравилось либретто Модеста Ильича. Работа над оперой началась во Флоренции в январе 1890 года, а в начале июня уже была готова партитура. По собственному признанию, Чайковский работал над «Пиковой дамой» «с самозабвением и наслаждением».
Либретто оперы, доработанное Петром Ильичом, существенно отличается от пушкинского оригинала. «Пиковая дама» была написана прозой, а либретто – стихотворное, но главное отличие не в этом. Прежде всего, по просьбе Всеволожского, действие было перенесено в «благословенную» екатерининскую эпоху. Пушкинская Лиза – воспитанница богатой графини, а в либретто она стала ее внучкой. У Пушкина Германн (Герман)[247] в финале сходит с ума, но не умирает, а Лиза выходит замуж, в опере же оба героя гибнут. Пушкинская повесть – драма, опера Чайковского – трагедия.
«Самый же конец оперы я сочинял вчера перед обедом, – писал Петр Ильич Модесту, – и когда дошел до смерти Германа и заключительного хора, то мне до того стало жаль
