Ты следишь за моей логикой?
Я колебался.
– Точно так же и нынешняя политическая ситуация в Лейпциге не представляет прямой угрозы для меня. Никто не врывается в наши дома и не разделяет нас по национальному признаку… пока что. Разумеется, положение может быстро измениться, но в данный момент мы вместе и мы в безопасности. Поэтому, пожалуйста, мой дорогой, сохраняй спокойствие. Хотя бы ради меня.
Я замедлил дыхание и посмотрел ей в глаза.
– Извини.
– Любимый, нет надобности в извинениях. Я просто хочу, чтобы ты знал: я здесь и с тобой все в порядке.
Она погладила мои волосы, что неизменно оказывало успокаивающее действие. Через несколько секунд я встал с кровати.
– И все равно пора действовать. Я начну составлять план нашего отъезда. – Я вытащил свой чемодан из гардероба и положил его в центре комнаты. – Завтра ты должна сходить в банк и снять все доступные средства. Потом мы просто уедем из города на последнем вечернем поезде.
– Куда ты предлагаешь бежать, Бо? Обратно во Францию? К жандармам, которые, по всей видимости, по-прежнему намерены арестовать тебя? Мы не сможем поговорить с Эвелин или с Ландовски. В Булонь-Бийанкуре пойдут слухи о твоем возвращении после таинственного исчезновения, и полиция найдет тебя.
– Ты права. Мы не поедем во Францию, это слишком большой риск. Мы отправимся в Швейцарию. Настало время выяснить, что могло произойти с моим отцом.
Элле вздохнула.
– Сколько лет ты говоришь об отъезде в Швейцарию, Бо? Неужели ты все еще веришь, что он жив?
Она застигла меня врасплох.
– Нет… конечно же, нет. Но что ты предлагаешь – остаться здесь, в Германии? Должен ли я примириться с тем, что Криг может убить меня? Или что Гитлер может сделать то же самое с тобой?
Я раздосадованно лягнул чемодан и сразу почувствовал себя виноватым. Элле старалась помочь, а я снова поддался панике.
– Послушай, – умоляла она. – Мы ничего не можем поделать с Гитлером, но, возможно, сумеем что-то предпринять насчет Крига.
Я подбоченился.
– И что же, Элле?
– Я думала об этом в последние годы, – сказала она. – Почему бы тебе просто не вернуть алмаз?
Я невольно рассмеялся.
– Ох, Элле. Тебе известно, что я пытался вернуть ему алмаз в Сибири. Но он ничего не захотел слушать и просто напал на меня.
Элле кивнула.
– Знаю, но с тех пор многое изменилось. Вы были детьми. А с учетом той ситуации, которую ты описал, я не знаю, о чем еще Криг мог подумать. – Она помедлила, тщательно взвешивая следующие слова: – В конце концов, ты стоял над телом его матери.
Меня передернуло от этого воспоминания. Я устал от многолетних попыток стереть его из своей памяти.
– Зачем напоминать об этом?
– Любимый. Ты должен помнить, что никого не убивал. Меня беспокоит, что порой ты как будто забываешь об этом. Ты невиновен, и тебе нечего бояться перед Творцом.
– Перед Творцом – да. Но мой брат… Криг – это другая история.
– Криг считает, что ты убил его мать, чтобы завладеть алмазом. Мы оба знаем, что это не так. Он должен примириться с правдой.
– И как ты предлагаешь это сделать, Элле? Подойти к нему на улице, хлопнуть по плечу и обнять его? Или бросить ему алмаз и сказать: «Давай без обид, братишка»?
– Я понимаю твои чувства, Бо, – упавшим голосом сказала она. – Но не надо вымещать их на мне.
– Прости, любимая, но, боюсь, ты забыла, почему мы оказались здесь. Криг поклялся выследить меня и отомстить за свою мать или умереть. Я хорошо его знаю, Элле. Наверное, лучше всех на свете. Он сдержит свое слово.
– Понимаю, но есть несколько вещей, о которых нам следует помнить. Во-первых, он не знает твое новое имя. Здесь тебя зовут Бо Деплеси. Во-вторых, ты повзрослел. Да, ты моментально узнал Крига, но совсем необязательно, что он так же просто узнает тебя. В-третьих, Криг знает, на каком инструменте ты играешь?
– На скрипке… – Потом до меня дошло. – Ага!
– Вот именно. Он определенно не будет наводить справки о студенте консерватории Бо Деплеси, который играет на виолончели. Если он и спрашивал о тебе, то, скорее всего, начал терять надежду на то, что ты находишься здесь.
– Думаю, это возможно, – согласился я.
– Тогда у нас есть шанс на успех. У Крига нет элемента внезапности, которого ты так боишься. Если мы придумаем, как вернуть ему алмаз, – возможно, в посылке с полным и правдивым описанием обстоятельств смерти его матери, – то, может быть, он откажется от преследования.
Я грустно покачал головой.
– Никакой правды ему не хватит, Элле. Он хочет отнять мою жизнь.
Она погладила меня по щеке.
– Давай попробуем, любимый? Тогда мы с тобой сможем жить спокойно.
– Я боюсь, Элле. Я боюсь его.
– Знаю. Но у тебя есть Элле. – Она встала и принялась расхаживать по комнате, размышляя вслух. – Во-первых, ты должен оставаться в квартире, пока я не выясню, где проживает Криг и каково его рабочее расписание. Разумно для начала?
– Да, – со вздохом согласился я.
– Хорошо! Тогда приступим.
– Элле…
– Да, любимый?
– Умоляю тебя быть осторожной. Мы лишь предполагаем, что Криг не узнал меня сегодня вечером. Он проницателен и очень опасен. Если с тобой что-то случится, я добровольно сдамся в его руки.
– Знаю. Поэтому мы, так или иначе, должны постараться и довести это до конца. – Элле поцеловала меня. – До свидания, любимый. Я вернусь с информацией, когда получу ее.
С этими словами она отперла дверь и вышла на лестницу, а я остался сидеть, застывший от страха перед тем, что может случиться с Элле, если Криг все-таки узнал меня в том кафе. Время от времени я отодвигал занавеску и выглядывал на улицу, почти ожидая увидеть человека в мундире СС, смотревшего на меня в ответ. Ночь обещала быть долгой.
22
Элле вернулась в десять утра, бледная и потрясенная. От волнения она не могла говорить, поэтому я усадил ее и принес кружку сладкого чая из кухоньки на первом этаже. Пока Элле пила, я обнимал ее, и краска мало-помалу начала возвращаться на ее щеки.
– Это было ужасно, Бо. Так ужасно!
Когда Элле пришла в себя, она описала жуткую сцену, которую недавно видела возле Гевандхауза – самого большого концертного зала в городе. На площади перед зданием стояла статуя великого Феликса Мендельсона, еврейского композитора и основателя Лейпцигской консерватории. Сегодня утром молодчики из гитлерюгенда повалили статую и превратили ее в кучу камней.
– Они пучили глаза и скрежетали зубами, Бо. Они были похожи на бешеных животных, ослепленных яростью и
