Ашир Мурадов писал на официальном бланке редакции. Правда, печати не было. Айболек вертела письмо и так и сяк — печати не оказалось… Ашир клялся в вечной любви; сейчас он дежурит по номеру, ночь, две полосы уже подписаны в печать, остальные задержались по вине линотиписта. А мысленно Ашир летит к Айболек на крыльях любви.

Она ничего не поняла: что такое "полосы", кто такой "линотипист"? Однако и это послание доставило удовольствие — бережно спрятала в кармашек зеленого джемпера.

И пошла в каюту старшего брата.

Союну писали солдаты-туркмены из артиллерийского полка. Они слышали по московскому радио корреспонденцию Ашира Мурадова "Чабан пришел на канал" и счастливы, что Союн Кульбердыев уже стал бульдозеристом, желают ему здоровья, успехов в труде.

— Позволь, — испугался брат. — Когда это я стал бульдозеристом? Это тот Ашир написал, который вечно торчит в библиотеке? Скажи, чтоб ноги его больше не было на земснаряде, иначе…

— Но ты же экзамен сдал.

— Экзамен — слова! — заорал Союн. — Людям нужны дела. Как можно по радио произносить лживые речи? Непесу Сарыевичу пожалуюсь. А если солдаты уволятся и приедут сюда?

— Значит, надо скорее садиться на бульдозер, — предложила Айболек; конечно, в ауле она не решалась бы давать советы старшему. Союн едва не застонал от обиды. Младшая сестренка, девчонка учит его, прославленного чабана… Слава богу, что жены в каюте нету. Но все-таки это достойный выход. Пусть Союн будет работать сперва плохо и норму не выполнять, и на производственных собраниях его станут срамить — это стерпеть можно… Зато радио не обманет солдат, действительно Союн Кульбердыев не чабан, не кумли, не матрос, а доподлинный бульдозерист.

— Ладно, сам знаю, — проворчал он, пряча глаза.

У Айболек посветлела душа; подпрыгивая, мурлыча под нос песенку, она помчалась к Непесу Сарыевичу, вручила пачку деловых писем.

— Слушай, товарищ Кульбердыева, — сердито сказал начальник, отодвигая от себя пакеты: надоело. — Ты бы спектакль какой-нибудь поставила, на худой конец концерт. Куплю вам туркменский дутар, гиджак. Скучно ведь!

Айболек согласилась: и верно, на земснаряде скучно. Работают все много, устают, а после вахты забиваются в каюты, как в норы.

— Аню Садапову привлеки в актрисы…

Брови девушки подпрыгнули, поползли вверх.

— Тетю Пашу, — невозмутимо продолжал Непес Сарыевич.

Теперь Айболек не удержалась, фыркнула. Это тетя Паша-то актриса, ну и придумал начальник…

— В гараже, в механических мастерских поищи талантливых девушек.

— С нашими очень трудно разговаривать.

— Понимаю, что трудно, — кивнул Непес Сарыевич. — Вот слушай. Лет тридцать назад мы, комсомольцы, в ауле создали театральный кружок. Ха! Так я злую женщину-сплетницу изображал. Нарядился в материнский борук, рот прикрыл яшмаком… — Он покрутил орлиным носом, хохотнул.

Айболек и поверила и не поверила. Она знала, что Непес Сарыевич правдив, но не могла представить его в женской одежде.

— Так ведь то было тридцать лет назад, — и мечтательно и тоскливо закончил Непес Сарыевич.

— И сейчас не легче, — сказала Айболек, крепясь из последних сил: смех одолевал… Подумать, начальник играл роль женщины. — У нас в ауле есть певунья Гулялек! Залезет на тутовник, листву собирает для шелкопряда и заливается соловьем. А в самодеятельность — ни ногой. Стыдно! Осудят!.. Так я к матери пошла, а ее мать героиня, многодетная. "Абадан-эдже, за что вас государство наградило?" — "За детей, джейранчик, за детей!" — "Так у вашей Гулялек в горлышке соловьиные трели, а вы ее на вечную немоту обрекли…" Обиделась, выгнала.

— Так-таки выгнала? — с любопытством взглянул на раскрасневшуюся Айболек начальник.

— Ну, сначала выгнала и второй раз выгнала, а потом согласилась, разрешила!.. — победоносно воскликнула Айболек.

— Видишь! А тридцать лет назад вовсе не разрешали. Однажды я жену бая представлял, скупую, мерзкую. Так после спектакля сынки нашего бая — его тогда еще не выселили — подкараулили меня, избили до потери сознания. Оказывается, за свою мамашу обиделись, нашли сходство… — Непес Сарыевич говорил вполголоса, задумчиво, как бы не Айболек, а самому себе. — Тридцать лет… И сколько из них пропало попусту. Из жизни вычеркнуты. Самые молодые!

— Как это "вычеркнуты"?

— Тебе этого, девушка, пока не понять, — устало вздохнул начальник. — А может, и поймешь… Умница! Правда, не во всем умница. С Аней вот по-глупому разошлась. Как-нибудь расскажу.

И взял пакеты, распечатал, погрузился в чтение.

Айболек вышла из каюты на цыпочках.

31 декабря 1954 года

НОВОГОДНИЙ КОНЦЕРТ

В программе: туркменские, русские, азербайджанские, лезгинские песни и пляски

Художественное чтение

Смешная сценка

Программу ведут А. Кульбердыева и К. Яхьяев

Начало концерта в 8 часов вечера

Плакат написал разноцветными красками Витя Орловский. Он же выразительно, но чересчур громко прочитал главу из поэмы Твардовского "Василий Теркин"; после каждой строфы Витя неизвестно для чего бил себя в грудь с такой силой, что в коридоре было слышно.

Бурные рукоплескания и восторг зрителей вознаградили Яхьева: он пел азербайджанские песни, плясал, показывал фокусы.

По заманчивой афише можно было ожидать, что концерт продлится часа два-три. Увы, мастерства и выдумки артистов хватало всего минут на сорок.

Союн был разочарован: исполнили всего одну туркменскую песню. Правда, он не отрицал: "Фирюзу" Аня Садапова под аккомпанемент гитары и балалайки спела замечательно!

Сперва Союн пытался обиженно усмехаться, потом вдруг размяк, растроганно улыбнулся в усы и гулко захлопал шершавыми от мозолей ладонями.

Вихрастый Кульберды и Джемаль сидели впереди всех на полу, хотя свободные стулья оставались. По их мнению, это были самые лучшие места. От восхищения дети пронзительно взвизгивали. На следующее утро Кульберды не смог понять, почему у него распухли руки… Простодушная его сестренка, когда исполняли грустные песни, плакала, когда веселые — смеялась.

Смешную сценку Союн смотреть не пожелал: в ней высмеивались деревенские суеверия. И ушел в каюту. Герек, жена неизменно покорная, уступчивая, на этот раз дерзко вскинула подбородок и не тронулась с места. Не станешь же скандалить под Новый год!.. Союн смирился, промолчал.

Минут через десять Герек зашла за ним, позвала на торжественный ужин.

— Ну навеселилась же сегодня, отец! Вот так прокатили божьих старушек-прорицательниц! — сказала жена с беспечным видом, будто ничего не случилось.

Союну хотелось и бушевать, и плеваться, но опять превозмог себя, поплелся, опустив голову, в столовую, где расставляли столы, раскидывали скатерти.

В полночь по местному времени, в десять часов по московскому Ашхабад поздравил туркменский народ, всех слушателей с Новым годом.

Непес Сарыевич, в строгом черном костюме, внушительно солидный, оживленный, поднял бокал шампанского:

— За мир во всем мире, товарищи! За успехи в труде! За счастье!

Грянуло дружное, крепкое "ура", нежно зазвенели бокалы.

Мухамед чокался с соседями, но выпил украдкой стопку "столичной": терпеть не мог этого "колючего пойла" — так он определял вкус шампанского.

В морском кителе, в ярко сверкающих хромовых сапожках, он был ловок, строен. Потянулся через стол с непригубленным бокалом к Ане Садаповой, заглянул в ее глаза, влажные, словно сине-черные виноградинки под дождем, и побледнел, слова не смог вымолвить.

Аня не отвела взгляда, но румянцем вспыхнули щеки, дрогнула нижняя губа. Сейчас Аня была не прежней Аней, не багермейстером, строгим и зачастую горластым. В белой кофточке, с косами, туго завернутыми узлом на затылке, похорошевшая, уверенная в себе, она затмила стеснительную Айболек.

А Союн все видел, все подмечал, но воспользоваться освященной обычаями властью старшего брата уже не мог…

— За большую туркменскую воду, друзья! — вскочил и пылко воскликнул техник Баба.

Этот тост Союи поддержал чистосердечно.

Глава десятая

Скрипуче посвистывающий ветер предвещал песчаную бурю, по вечером у капала было пока что тихо, хотя и студено.

Союн развел высокий костер.

Кустарник с муравьиными гнездами на корнях пылал яростно, стрелял искрами, сине-зеленый дым отдавал горечью. С наслаждением, жадно вдыхал эту горечь Союн — дым пах пустыней, кочевьем.

А кругом простирались пески Хахмета и Кизылджа-Баба, зловеще безжизненные, такие, какими испокон веков и полагалось быть пескам. Земснаряд, бульдозеры, экскаваторы, скреперы остановились у высоких могучих холмов, похожих скорее на цепочку приземистых гор. Глубина пионерной траншеи капала здесь достигала четырнадцати — семнадцати метров — невиданное в истории мировой гидротехники событие…

1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 103

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Люди песков (сборник) - Бердыназар Худайназаров бесплатно.

Похожие на Люди песков (сборник) - Бердыназар Худайназаров книги

Последствия неустранимы: Жестокое счастье. - Михаил Черненок - Великолепные истории
Мужчина на всю жизнь - Герд Фукс - Великолепные истории
Энни - третий клон (СИ) - Раиса Николаева - Великолепные истории

Оставить комментарий