— Неточности? У сэра Невилла Уигса? Какие же именно?
— Одних подозрений недостаточно, миледи. Давайте предоставим решать сэру Кристиану.
Значит, Хоксблад уже успел приручить и мистера Берка! Рано или поздно все попадают под власть этого человека, радуясь исполнить его малейшее желание.
За обедом Брайенна, сидевшая рядом с дамами, с удивлением заметила, что все места были заняты как обитателями замка, так и людьми, прибывшими вместе с Хоксбладом. Джоан и Глинис оживленно щебетали обо всем, увиденном сегодня, но Брайенна почти не слушала их. Ее внимание было занято скрытыми от глаз посторонних эмоциями, которые, казалось, бурлили, грозя перелиться через край.
Сэр Невилл Уигс и его люди сидели в одном конце, а Берк и Хоксблад со своими оруженосцами — в противоположном. Возничие и воины Хоксблада устроились вместе со слугами и конюхами Бедфордского замка, но Уигс и его приспешники, судя по всему, чем-то разгневанные, старались держаться в стороне. Брайенна поспешно перевела взгляд на Кристиана, который снова о чем-то тихо беседовал с мистером Берком. Оба не выглядели рассерженными, скорее, озабоченными.
Наблюдая за Хоксбладом, девушка не могла не заметить, насколько он выделяется среди сидящих в зале. Этот сильный человек излучал уверенность и властность, словно находился в собственном замке, вел себя, как хозяин каждого камня и каждого подданного в пределах этих зубчатых стен. Впрочем, всюду к нему относились с почтением, и даже Плантагенеты признавали его силу и предпочитали иметь своим другом, нежели врагом. Брайенна была уверена: это все потому, что Хоксблад обладает магической силой, покорявшей любого.
После обеда мужчины начали играть в кости, а дамы удалились в солярий, где Адель развлекала их игрой на лютне и на ирландской арфе. У камеристки был приятный мягкий голос, будивший в Брайенне воспоминания о матери, об ушедшем навсегда детстве.
К тому времени, когда пришла пора удалиться ко сну, девушку охватила странная задумчивость. Она уже почти разделась, как вдруг почувствовала непреодолимое желание открыть сундук с материнской одеждой. Брайенна медленно подняла тяжелую крышку. Запах свежего сена поплыл по комнате, когда девушка вынула пеньюар из неотбеленного кружева, тонкого, как паутина. Брайенна поднесла поближе свечу, чтобы рассмотреть рисунок. Оказалось, что это древний кельтский узор, очень похожий на орнамент, которым она украшала рисунки на пергаменте. Символы и изображения животных, обладавших мистическими свойствами, переплетались между собой в рисунок, не имевший ни конца, ни начала.
Брайенне захотелось надеть пеньюар. Встав перед серебряным полированным зеркалом, она разделась догола и натянула ткань на обнаженное тело. Разрез шел сверху донизу, одеяние завязывалось лентами. В тот момент, когда ткань кружева коснулась кожи, она почувствовала в себе какую-то перемену. Во всяком случае, она выглядела иной. Одеяние телесного цвета подчеркивало и облегало каждый изгиб тела. Длинные широкие рукава доходили до кончиков пальцев, юбка при малейшем движении распахивалась, высоко обнажая ноги и то, что было между ними.
В душе девушки неожиданно возникло ощущение счастья, смешанное с почти детским возбуждением-ожиданием чего-то неведомого. Брайенна вновь посмотрелась в зеркало, поражаясь переменам, произошедшим в ней… и вдруг встретилась со взглядом знакомых аквамариновых глаз. Она не могла отвернуться. Она не хотела отворачиваться. Она улыбнулась, глядя в эти глаза. Только сейчас Брайенна поняла, что и они часто наблюдали за ней. Особенно, когда она обнажена.
Брайенна невольно затрепетала. Кристиан был в трансе. Но и она неожиданно осознала, что также способна наблюдать за ним, когда захочет. Какой она была глупой, что раньше не делала этого. Брайенна сосредоточилась на видении: ее глаза расширились, зрачки сузились, а мысли унеслись далеко-далеко.
Глаза в зеркале превратились в лицо. По мере того как Брайенна все пристальнее всматривалась в это лицо, она все яснее различала фигуру мужчины. Брайенна никогда раньше не видела мужское тело обнаженным и благодарила небо за то, что арабский рыцарь оказался первым, кто предстал перед ней в таком виде. Великолепная симметрия сильного гибкого мужского тела была идеальной. Фигура казалась высеченной из темного камня.
Она ласкала взглядом каждую перекатывающуюся под кожей мышцу и ощущала запах миндального масла, которым была натерта его кожа. Брайенна посмотрела ниже, почему-то точно зная, что предстанет сейчас перед ней. Уголки ее рта чуть приподнялись при виде мощного мужского естества, дерзко поднимавшегося из гнезда темных волос. Бедра были такими же мускулистыми и смуглыми, как руки и грудь.
Брайенна внезапно застыла. Господи Боже, что это на длинном мощном бедре? В полумраке было не видно. Брайенна сосредоточилась, стараясь освободиться от посторонних мыслей. Может, это шрам? Да нет. Ожог? Возможно. Всего за какое-то мгновение пятно приобрело очертания, и Брайенна увидела, что оно имеет форму ятагана. Но в следующий момент все исчезло, и осталось лишь ее отражение в зеркале.
Возбуждение расцвело в ней, подобно ярко-красной розе в саду. Она знала: он ждет ее! Улыбнулась затаенной улыбкой. Как восхитительно заставить его ждать! Но сила его притягательна и чересчур велика, чтобы противостоять ей слишком долго, благодарение Богу. Брайенна набросила поверх тонкого пеньюара плащ и выскользнула в темноту, поднялась на крепостной вал замка.
Ночной мрак покровительствовал любовникам и принял их в свои объятия. Оба точно знали, куда идти, обоих влекло друг к другу, они стали неразлучны, как луна и лунный прилив.
Кристиан и Брайенна подошли друг к другу очень близко, но не соприкасаясь, только глаза глядели в глаза и душа сливалась с душой. Под его плащом, подбитым соболем и накинутым на словно отлитое из бронзы тело, ничего не было, под накидкой Брайенны едва слышно шелестели тонкие кружева.
Они не знали, сколько прошло времени, когда оба, словно по чьему-то неслышному приказу, соединились в страстном порыве и каждый как будто ощутил сокрушительный удар грома, взорвавший спокойствие ночи.
Сильные руки раздвинули накидку Брайенны, сжали упругие груди, и тугие соски, преодолев сетчатую преграду, вырвались на волю. Когда большие пальцы коснулись их, они мгновенно набухли. Его голодный рот нашел ямку на горле, где лихорадочно билась жилка, а потом губы начали долгое путешествие по ее телу, отыскивая все новые чувствительные места. Его ласка, словно весенняя гроза, превращала ее в вольное дикое создание. Тело Кристиана — большое, горящее желанием, требовательное — заслоняло ее, как бы уберегая от всех бед. Нетерпеливые руки развязали бесчисленные банты на пеньюаре и раздвинули кружева. А потом… потом было обжигающее столкновение шелка и бронзы. Рты их слились, жаждущие, пересохшие рты. Его руки стянули накидку и пеньюар с горевшего, как в лихорадке, тела и прикрыли ее широкой, подбитой соболем мантией.
