— Что вы наденете?
— Я иду в Синьорию. Подбери что-нибудь производящее впечатление.
Около восьми утра Франческо Ракоци да Сан-Джермано в черной мантии и красной шапочке саламанкского университета стоял перед дворцом Синьории.
— Чего хочет синьор? — спросил стражник, преградивший ему путь.
— Я желаю обратить внимание консула на то, что происходит на флорентийских улицах после наступления темноты. Прошлой ночью один мой товарищ был жестоко избит, а его ученика умертвили. Это произошло в нескольких шагах от того места, где вы стоите.
Стражник смутился.
— Ночью на улицах действительно небезопасно, синьор. Вашему другу не стоило выходить на прогулку. Однако у вас нет никаких оснований…
— Любезный, — холодно прервал его Ракоци, — вы намерены читать мне нотацию или все-таки пропустите меня во дворец?
Рассерженный стражник встал в позу.
— Вы — чужеземец и не можете требовать аудиенции у приора. Только у флорентийцев имеются такие права. Подайте прошение, вам будет назначено время…
— Я знаю законы республики. Или позвольте мне войти во дворец, или я объявлю всему городу, что назначаю пятьсот флоринов золотом за поимку тех, кто искалечил магистра Бранко и убил его ученика-флорентийца.
Чужеземец держался уверенно, и стражник заколебался. Задетое самолюбие боролось в нем с благоразумием. Последнее победило. Он поднял пику, преграждавшую Ракоци путь.
— Пройдите в приемную, почтенный синьор.
— Благодарю. — Ракоци одарил охранника самой обворожительной из своих улыбок.
Внутри палаццо, несмотря на раннее время, было уже людно. Он быстро взбежал по лестнице, провожаемый враждебными взглядами и шепотками.
В переполненной приемной приора ему пришлось прождать около часа, прежде чем чиновник для поручений обратил к нему взор. Ракоци встал со скамьи, но его оттер в сторону какой-то торговец.
— Я — флорентиец, и у меня больше прав.
— Но этот синьор пришел раньше, — мягко заметил чиновник.
— Пусть еще подождет! — Торговец покосился на Ракоци. — Чужеземным язычникам следует знать свое место!
Ракоци поклонился в ответ.
— Я действительно чужеземец, но не язычник. Земля и собственность во Флоренции дают мне те же нрава, что и вам, мой друг.
— Я вам не друг! — взорвался торговец, его круглое красное лицо приобрело землистый оттенок. — Вы — алхимик, вы развращаете флорентийцев. Вас надо бы гнать из города поганой метлой!
Ракоци только кивнул и, повернувшись к чиновнику, произнес ровным тоном:
— Договориться с этим синьором, похоже, нельзя. Пусть изложит свою просьбу. Я подойду к вам потом.
Торговец, приготовившийся к скандалу, опешил, потом, задетый пренебрежительным к себе отношением, подбоченился и заявил:
— Я знаю вас, Франческо Ракоци. Вы — сторонник Медичи!
Он явно нарывался на ссору, но нисколько в этом не преуспел. Ракоци рассмеялся.
— Вы абсолютно правы. Лоренцо Медичи был моим другом.
Он умолк, задумавшись о своем.
— Тут нечем гордиться, — не унимался торговец.
— Синьор, — снова заговорил Ракоци, — у вас, кажется, есть к приору какое-то дело. Очевидно, срочное, раз вы рветесь меня обойти. Так займитесь им! Я тоже спешу. — Он отвернулся к окну, не обращая внимания на свирепые взгляды торговца.
Наконец чиновник освободился. Носивший звучное имя Градаццо Онданте, он, похоже, полагал, что может поглядывать на людей свысока.
— У вас жалоба?
— Да. Я рассчитывал переговорить лично с приором, но уже вижу, что тому не бывать. Придется, видимо, изложить суть дела вам в надежде, что в самое ближайшее время сей документ попадет в руки приора.
Градаццо Онданте принял пергамент и приосанился.
— Моя прямая обязанность — доводить все жалобы до главы Синьории.
— Похвально. Я — граф Франческо Ракоци да Сан-Джермано. — Титул произвел впечатление. Чиновник вытаращил глаза и обратился в слух. — У меня палаццо в северной части города, около монастыря Святейшей Аннунциаты. Я провожу там различные опыты…
— Многие из которых противоречат флорентийским законам, — счел нужным вставить Градаццо Онданте.
— Это спорный вопрос, — возразил сухо Ракоци и продолжил: — Я веду переписку со многими именитыми учеными мира, и некоторые из них навещают меня. Такие, например, как португальский алхимик магистр Иоахим Бранко. Он гостит у меня достаточно долгое время и так увлекся научной работой, что даже счел нужным взять себе в помощь ученика. Прошлой ночью на магистра и сопровождавшего его юношу напали трое молодых флорентийцев, хорошо одетых и достаточно образованных, судя по их речам. Магистр Бранко был искалечен, его ученик Нарцисо Бочино — убит. Ему проломили череп.
Лицо чиновника вытянулось.
— Когда это случилось? И где?
— Прошлой ночью. В переулке, примыкающем к виа Порта-Росса. Молодчики действовали не таясь и переговаривались друг с другом. Магистр Бранко отчетливо слышал имя Клеменцо. Других имен он не помнит, ибо потерял отболи сознание и очнулся, когда все ушли.
— А ученик его, стало быть, не очнулся? — Градаццо Онданте вскинул пергамент, словно бы защищаясь от плохих новостей.
— Нет. Он мертв и лежит сейчас у меня. К сожалению, ни одна церковь не захотела принять его тело. Мне кажется, необходимо упомянуть, что Нарцисо Бочино — коренной флорентиец. Его отец — аптекарь с виа делла Примавера. Если власти Флоренции не сочтут нужным предпринять что-либо по факту избиения иноземца, то на убийство гражданина республики они вряд ли закроют глаза.
Пергамент в руках чиновника хрустнул.
— Ну разумеется, граф. Я… я немедленно сообщу об этом приору.
— Надеюсь.
— Череп пробит и ребра сломаны? — Чиновник прятал глаза. — А что с португальцем?
— Он плох. Прошу прислать в мое палаццо врачей, чтобы они составили акт о его состоянии.
— А Бочино, вы говорите, убит?
— Тело юноши лежит в комнате для приемов. Хотя ему больше пристало бы покоиться в церкви.
Онданте рассеянно покивал.
— Да-да, вы, конечно же, правы. Сейчас мы направим посыльных к его отцу…
Ракоци начал терять терпение.
— Я взял это на себя. Мой слуга Аральдо уже известил синьора Бочино о смерти его сына. Лучше направьте туда кого-нибудь из священников.
— Ну разумеется, разумеется! — Казалось, больше всего на свете Онданте хотелось, чтобы докучный проситель ушел. — Мы непременно обо всем позаботимся. Уверяю вас, граф!
— Когда?
Вопрос повис в воздухе и был воспринят с трудом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});