было мало: за дальним столом, в самом углу, здоровяк с зеленоватой кожей с выражением полного блаженства на лице, будто ест впервые за всю жизнь, уплетал зажаренного целиком молочного поросенка, да два запоздалых выпивохи сидели за центральным столом, играя в Рао Галдан — надеясь то ли на то, что непогода слегка поутихнет, то ли на то, что хозяин таверны разрешит вздремнуть до утра на лавках.
Хозяин уже закончил с работой, и сидя в одиночку за столом, планомерно накачивался грогом.
Скрип входной двери не ожидал услышать никто. На звук обернулись все, кроме здоровяка: тот не отрывался от мяса.
С холода в зал таверны завалились три усатых-бородатых приключенца в потрепанных ватниках, впуская с собой ворох снежинок. Дверь закрывали с натугой: ветер не давал захлопнуть, рвался в тепло.
Хозяин кхекнул и тяжко вздохнул, готовясь к тому, что придется обслуживать посетителей. Конечно, все монеты, все прибыток, но когда находишься на полпути от желаемого опьянения, останавливаться и работать не хочется. Пьянчужки нехотя отвлеклись, оценили вид приключенцев и вернулись к партии. Здоровяк оказался менее любопытным — всего на секунду поднял взгляд на троицу и сразу вернулся к обгладыванию косточек. Мелкие перемалывал крепкими зубами, и глотал вместе с мясом — луженый желудок переварит, крупные раскусывал и выпивал костный мозг.
Один из приключенцев направился прямиком к столу, за которым сидел владелец таверны, остальные пошли с порога прямиком к камину — обогреваться и сбивать со спин, плеч и задниц друг с друга снег и намороженный ледок.
— Ох, и морозит в ваших краях, ох и знобит... — сказал первый гость, подойдя к столу. — В буран попали, папаша! Есть чего горячего, а?
Гость полез в карман и сыпанул на стол щедрую жменьку меди. Тавернщик вздохнул еще раз, ловко смел со столешницы монеты и направился к стойке.
— На троих?
— Не, это на мой глинтвейн. Мы, конечно, друзья, и выручали друг друга не раз, но все же не настолько близкие, чтобы я за них платил, гы-гы.
— Минут десять на разогрев вина уйдет, балагур. А вам налить чего, уважаемые? — повысил голос хозяин таверны.
— Давай того же, что и нашему другу.
Спустя пятнадцать минут разогревшиеся путешественники сидели, обнимая ладонями пузатые кружки и цедили напиток.
— Ох, и хорош у тебя глинтвейн получился... — с довольным прищуром сказал балагур. Хозяин таверны слегка занервничал, произнес чуть быстрее, чем нужно было:
— Обычное пойло. Шесть лет одно и то же варю по той же самой рецептуре.
— Ну да, ну да...
— А чего вы в буран решили путь продолжать? С дороги сбиться в такую непогоду — раз плюнуть.
— Так мы и остановились, костер развели, укрыли. Но потом метель уже подстихла, и вечер настал: увидели огни городских фонарей и окон, и побрели к вам.
— И откуда бредете?
— Счастья пытаем. Идем в Подземелье, говорят, что там всяческие монстры уже не такими крупными стаями носятся. Надеюсь, поднимем серебра на драконьей чешуе.
Здоровяк тихо хмыкнул, но на него не обратили внимания. Минута прошла под спокойный треск камина.
— Слышали, что в мире творится? — с видом торговца тайнами спросил балагур, прерывая тишину.
— А чего в мире творится? — равнодушно переспросил хозяин заведения.
— Ну вы и дере-евня! — с удовольствием и превосходством протянул балагур. — Такого не знать... В общем, слушайте по порядку. Монстры выходят из Пустыни и нападают на крестьян, вот!
— Эка невидаль — приходится стеречь деревни из-за разгулявшихся монстров, — снисходительно усмехнулся трактирщик. — На ближайшие деревеньки с Подземелья лезут. Но раньше ведь стерег кто-то частокол? Кто-то на воротах стоял? Стоял. И сейчас стоят. И к чему тогда возмущаться?
— Ладно, а насчет следующей новости чего скажешь? Король Вермута официально открыл в своей столице гильдию воров!
— А на кой ему это?
— Конец столице.
Пару минут обсуждали экстравагантное решение короля, а потом балагур задал новую тему для обсуждения:
— Про систему, надеюсь, все в курсе?
— Ну, совсем нас за недалеких не считай. Про развитие уже с пол года все знают. Некоторые даже используют... Но не я, разумеется. Господа маги запретили обычному люду рисовать эти демоновы письмена.
Здесь хмыкнул и зеленый здоровяк, и даже балагур кивнул, не пряча усмешку:
— Ну да, ну да... то-то у тебя, папаша, такой вкусный глинтвейн!
— Сам варю, по давнему рецепту.
— Ну-ну. Портные вон откапывают старые рецепты платьев, кузнецы оружие на заглядение делают, а кованые решетки некоторых и графья себе на окна поместья поставить не побрезгуют. Простой люд грамоте учится почти поголовно, матери детям сказки читают, каких в своем детстве не слыхивали, кто-то приличным алхимиком становится, ни разу с другим алхимиком словом не перемолвясь, и книги ни одной по профессии не открыв. И разумеется, демоновыми письменами никто-никто не пользуется.
— Ты давай ближе к делу, неча напраслину на людей наводить, — мрачно подтолкнул тавернщик.
— А кто эту систему создал, знаешь?
— Никто не знает. И ты не знаешь.
— Чушь! Выяснилось, что школа Змей создала!
Зеленый здоровяк за дальним столом на такое заявление хмыкнул, но на смешок болтуны не обратили внимания. Тем более, что балагур продолжал рассказ:
— Они не то, что отрицают — они прямо заявили, что они и создали, и никто их слов не опроверг. Только вот их экскре... экс-пе-ре-мент вышел из-под контроля, и разошелся всюду, во! Самые умные из их магической школы уже выдвинули требование, чтобы все маги, которые пользуются плодом их эксперемента, ежегодно отдавали магические монеты в их школу.
— И много просят? — пробасил здоровяк. Балагур дернулся от неожиданности, когда эта гора заговорила, но справился с собой.
— Да кто их знает... господин маг. Я в детали не вдавался. Да и вообще в магических монетах не понимаю.
— А где эта самая школа? — вмешался пьянчужка.
— Ну ты... ай, деревня. У юга пустыни же. Стыдно не знать!
— Стыдно плохо кожу дубить! Зачем мне знать, где находится та школа, если я всю прошлую часть жизни сидел в своем городке, занимаясь кожевничеством, и всю будущую часть просижу?
— Ходит слух, что маг, который запустил систему, живет как раз возле подземелья, — веско сказал здоровяк, закончив обгладывать очередную кость, — он Арму Пламенную, которая тогда адептом еще была, в тайну посвятил.
— Да бросьте, господин