Лорд-странник возил все свои талисманы на шее, и Талисман был ему за это благодарен. Отсюда, да ещё с высоты лошади, можно было отлично изучать мир. Всё лучше, чем пылиться в чьём-нибудь сундуке долгие десятилетия. Сэр Оливер же в минуты одиночества смотрелся в нарисованный глаз и восклицал:
- Ах, если бы найти красавицу с такими глазами!
Затем он делал правильный вывод:
- Невозможно, чтобы художник извлёк столь волшебный образ из головы. Такой долгий грустный взгляд хочется встречать своим, влюблённым во веки веков. Я разгадал это сообщение, этот крик о помощи на лоскуте кожи. Я найду тебя, и спасу, какая бы беда тебе не угрожала.
Единственный глаз вовсе не задумывался грустным. Просто кое-где подтекла краска. Счастье, что он, дух, сумел уберечь остальное, защитив от влаги и выветривания доступными ему чарами.
- Ты опоздал примерно на полтора столетия, - хотел бы ответить Талисман. - Полтора столетия назад девочке исполнилось шестнадцать, и ты пришёлся бы весьма кстати. Я немного знаком с её отцом. У неё хороший отец! Вряд ли он отдал бы дочь за такого странствующего безумца, как ты.
- Я же лорд!
Талисман скрипнул волокнами. Иногда привычка сэра Оливера читать мысли и разговаривать с неодушевленными предметами, вроде болтающихся у него на шее побрякушек, просто выводила из себя. Ему место в застенках инквизиции, не иначе.
- Не разговаривай со мной. Может, тут ещё есть традиция хранить топоры прославленных предков.
Лорд тут же угомонился, и принялся услаждать свой взор приземистой, характерной для этой области мира архитектурой, а Талисман вновь стал размышлять о том, что более безалаберного хозяина у него ещё не было. Как его только носит земля?..
Нужно сказать спасибо Оливеру хотя бы за то, что он показал ему (и всей той куче призраков-паразитов, что путешествуют в складках одежды, в вещах, в многочисленных талисманах лорда) мир. Они познакомились на одном базаре, где запахи благовоний и пряностей вели непостижимую войну друг с другом.
Этот базар располагался прямо во дворе сэра Оливера, и финансировался, когда в дырявом его кармане находилась лишнее песо (это был очень небогатый лорд, а в Испании их было в то время просто пруд пруди). А остальное время не финансировался, а существовал как-то сам по себе. Сэр Оливер очень любил базары и предпочитал вкладывать деньги в любимое предприятие.
Вот так всё и случилось. Лорд остановился возле одного из прилавков, вокруг, словно пчела, с томным жужжанием вился торговец.
- Изволите интересоваться? Всего несколько грошей, и этот прекрасный, дошедший до нас с другого континента и из другого времени, расписанный дикарями-туземцами амулет станет вашим.
- Нет! - сказал Талисман, взглянув на своего возможного будущего хозяина. - Возьмите лучше орешков в сахаре.
- Извольте, - сказал сэр Оливер, - Конечно же, я его беру.
Орешками он не интересовался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Итак, теперь, спустя по пять лет после судьбоносной встречи, они в стране долгой зимы в самом разгаре долгой зимы. Просто замечательно.
Нет, на самом деле замечательно. Талисман заскучал по родным местам, особенно после того, как в каком-то диком месте на него наступил и два дня таскал на копыте слон. Лорд мёрз, из его рта вырывались облака и тучи пара (должно быть, после полудня пойдёт снег), но был вполне счастлив.
Господин вёл на поводу нервного тонконогого скакуна, больше похожего на гигантскую охотничью борзую даже привычкой держать под брюхом хвост. Это был отличный конь, породистый, но с рождения знакомый с лордом, и потому слишком неуверенный в своём будущем.
Сэр Оливер забросил все дела и посвятил себя приключениям. Возможно, здесь сказался богатый итальянский фольклор и множество сказок, которые буквально висели в воздухе, ожидая, пока их расскажут, возможно, что-то другое... в любом случае - каковы шансы у обычного трудяги-работяги в этом огромном скучном мире отыскать хоть что-то интересное?.. Но приключения, как ни удивительно, находили и находили его, едва он ступил за порог собственного дома. Возможно, дело в том, что он видел приключение там, где никто другой его не видел. Однажды они попытались совершить восхождение на гору, существовавшую только в воображении лорда, и действительно, некоторое время карабкались по воздуху, до тех пор, пока кто-то снизу их не окликнул, и сэр Оливер не спросил: "Как он попал внутрь горы?" Хорошо, что падать было невысоко.
Сюда, в долгие снега, их привела идея отыскать настоящее романтическое одиночество. Кто бы объяснил, что это значит?
- Там, где я родился и вырос, - рассказывал лорд всем, кто готов был его слушать, - одиночества нет и в помине. Вокруг тебя всегда полно людей! Люди, люди, люди... они что-то делают, шебуршатся в земле, казявки-малявки... А так хотелось бы побродить по абсолютно пустому базару, вдоволь попримерять на себя различные штуки-дрюки, и чтобы никто не совал тебе в лицо ломти дыни или орехов в сахаре. Но нет, конечно же, вы правы (хотя ему никто и не возражал), это не романтическое одиночество... Его нужно искать там, где холодно и большую часть суток темно. У меня с собой маленькая ложечка, чтобы попробовать, и небольшая кадка, чтобы немного увезти с собой.
Там, где чёрная земля начала покрываться удивительнейшим снегом, и появились первые приземистые домики, сложенные из едва обработанных камней, дорогу им заступил дюжий стражник.
- Позвольте приглашение.
- Что за приглашение?
- Вы из далёких земель. Вам нужно приглашение, чтобы путешествовать по дороге, идущей через славные земли льдов и фьордов..
- Как вы догадались, что я из других мест? - зачем-то обрадовался лорд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Я совершенно вас не понимаю, - признался страж. В его голосе удивительнейшим образом сочеталась смесь брезгливости и раболепия. Господин на скакуне походил не то на разбогатевшего бродягу, не то на владыку, берущего пример с черепахи и таскающего всё своё имущество с собой. При этом он поглядывал на дорогу, ожидая, что по ней вот-вот приедет на спинах рабов, или же сам по себе прекрасный замок. - Что это за язык, так похожий на крики птиц, сошедших с ума во время первой весенней капели. Французский?
