Дом их был сложен из огромных замшелых валунов в сеточке плюща, как и каждый дом по соседству, а крыша из добротных древесных стволов. Из дерева были и две пристройки - стойло для лошади и сарай, которые были сделаны позднее, отцом отца Йена и Туммми (дом был построен его дедом). Летом плющ оживал, и превращал дом в зелёную кочку, а под осенними дождями он казался печальной усыпальницей, а вся долина казалась не веселее исполинского кладбища, по которому туда-сюда сновали кладбищенские собаки. Наверное, когда-нибудь здесь была гора, которую взяли и разобрали на жилища.
Йен полагал, что знает в доме каждый уголок. Ведь здесь так мало места! Две крошечных комнаты, прихожая с печью, которая прогревает весь дом и чердак, где можно было, спрятавшись среди старых одеял, слушать таинственные звуки из дымохода. Но Тумми знала куда больше. Когда брат с сестрой играли в прятки, Йен далеко не сразу находил сестрёнку, а она всегда знала, где он находится.
- Ты не понимаешь, - восторженно говорила ему Тумми, и размахивала руками. - Он огромен. Наверное, до того, как я родилась, я гадала, каким будет моё новое жилище - как собачья конура, как мышиная норка, или как птичье гнездо. Но уж точно не представляла себе такого огромного дома!
Долгими зимними вечерами, когда вьюга старалась втиснуть своё тело в печную трубу, чтобы немного согреться, они часами сидели возле камина, и смотрели, как догорающие поленья стреляют искрами из-за плохо подогнанной печной дверцы. Тумми считала, сколько искорок вырвалось наружу, и говорила:
- Я пойду их потом искать. Найду их все до единой, где бы они не спрятались!..
А по утрам они шли гулять и считали искорок-белок. Тумми смотрела в небо и ловила ртом снежинки. По утрам снега обычно было мало, не смотря на то, что всё вокруг затянуто низкими облаками.
- Братик, - звала она, - потряси для меня дерево. Вон ту осинку. Пожа-а-луйста!
Йен с разбегу врезался плечом в ствол, а Тумми, зажмурившись и обратив лицо наверх, ждала снегопада.
Сейчас, глядя на добычу отца в руках брата, Тумми сказала:
- Это такая заплатка. Если рысечка вдруг продырявит шкурку, она сможет её залатать. Папа, ты видел у неё швейный набор?
- Конечно, - с уморительной серьёзностью ответил отец. - Висел на шее.
- Это амулет, - сказал тихо Йен, и папа кивнул:
- Наверняка бедняга уже сложил кости в какой-нибудь лисьей норе. А хорошо выделанную оленью кожу трудно переварить.
Весь вечер Йен рассматривал талисман. Сколько ему лет? Какому богу с помощью него поклонялись? Вряд ли Богу-отцу, потому что на крест там нет даже намёка. Теперь, с пришествием христианства, все древние боги повымирали, а духи остались бродить только по закоулкам легенд. Так говорят. Но христианство пришло, а полудикие сказки остались полны таинственными шорохами, матутами, которые спускаются с гор и живущими в ручье привидениями. "Интересно, плачут ли они, зная, что их нет?" - думал Йен, - "Горюют ли о тех временах, когда им покланялись?.."
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сестрёнка быстро потеряла к талисману интерес. Она вновь и вновь задавала отцу бесконечные вопросы - а были ли у рыси детки, какое конкретно на дороге от одной деревни к другой это дерево, не могла ли рысь укрыться в дупле и подождать там до её, Тумми, прихода. Йен тоже слушал. Он трогал оставленные желудочным соком зверя отметины, и не мог отделаться от ощущения, что там, в клочке кожи, таится что-то очень древнее.
Утро мальчик вновь посвятил талисману. Он гладил разморившиеся края, ощупывал кожу. Она казалась ему тёплой и живой, как будто всё ещё являлась частью какого-то животного. Иногда, если достаточно долго держать палец, можно ощутить, как напрягаются его мышцы.
- Что ты делаешь? - спрашивала его сестрёнка с уморительной серьёзностью, но брат молчал.
- Это и мой талисман тоже. Папа принёс его нам обоим. Я обязана знать!
Йен поднял голову. Лицо его выражало глубокую задумчивость.
- Ты слышала что-нибудь ночью?
Сестрёнка помотала головой.
- Я смотрела сны про рыбок. А что? У нас под домом собачка опять вывела щенков? Правда? Не обманываешь?
Она вскочила, уже готовая лезть под пол, чтобы поскорее отбить живые комочки шерсти у зимы, и устроить им тёплое местечко.
- Да сиди ты, не суетись. Нет, не собаки. Ты не слышала стука копыт? Прямо здесь, в коридоре?
Девочка потрясённо замолкла. Сложила губы трубочкой.
- Но я всегда так крепко сплю!
Ночами слышался стук копыт где-то совсем рядом. Тумми, которая очень хотела его послушать, дождалась полуночи, отчаянно протирая глаза и напевая себе под нос песенку, но всё равно уснула, так, что когда в коридоре снова застучало брату пришлось её будить.
Брат и сестра были не единственными, кто слышал шум. Ночь выдалась беспокойная: чуть позже пришёл папа со свечой, и водил ею по углам и над лицами сонно моргающих детей.
- Вы слышали что-нибудь необычное?
По правде говоря, внезапный визит отца, и возникший в связи с этим шум и яркий свет пугал детей куда больше, чем скрип под неведомым, но немаленьким весом досчатого настила.
- Да, - отозвался Йен. - Это, наверное, гуляет талисманов дух.
- Может, он был лошадкой, или оленем, - прибавила Тумми. Её было почти не видно под одеялом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Папа вращал глазами. В доме было довольно холодно, и он кутался в овечью шкуру, которая, вкупе с торчащими во все стороны волосами, делала его похожим на хитрого волка из сказки.
- Дайте мне этот клочок шкуры, я завтра же...
