— Посмотри на собаку! — закричала я Гэвину. — Веласкес не нарисовал бы собаку так неумело.
Теперь, когда я внимательно рассматривала картину, не принимая на веру то, что слышала о ней, я стала замечать и другие детали.
Крошечная рука карлицы, которую она положила себе на грудь, лицо, — все было не совсем таким, как надо. Сам мазок — то, что невозможно подделать, — был другим.
— Да, эту картину писал не Веласкес, — согласился Гэвин.
— Нужно сказать об этом Хуану!
Я выключила свет. Заперев дверь, мы вместе пошли в дом.
Мы нашли дедушку в кабинете, и, когда ворвались туда, он пригвоздил меня к месту холодным взглядом.
— Это ты взяла мои ключи, Аманда?
Я положила их на стол перед ним, но когда Гэвин хотел заговорить, я остановила его прикосновением руки.
— Когда вы занимались живописью, — спросила я Хуана, — вы когда-нибудь пытались копировать старых мастеров?
— Да, конечно. Я ходил в музеи в разных странах и сделал много копий. Это хороший способ научиться живописи. Когда я приобрел Веласкеса, я сделал копию и с него тоже. Хотя собака у меня не получилась — всегда плохо рисовал животных.
Мы с Гэвином переглянулись. Кларита услышала наши голоса и поднялась в кабинет.
— Веласкеса в коллекции нет, — сказал Гэвин. — Картина, которая висит на его месте, — это, наверное, та, которую вы написали много лет тому назад.
Старик не пошевелился и ничего не сказал. Он застыл в своем кресле, глядя Гэвину прямо в глаза. Кларита издала тихий стон и упала на стул, хотя мне показалось, что она в то же время внимательно наблюдает за отцом.
— Теперь, я считаю, нужно вызвать полицию, — сказала я Гэвину.
Он отрицательно покачал головой.
— Поднимется невероятный шум и скандал. Если картину найдут, ее могут у нас забрать.
— Это правда, — холодно сказал Хуан. — Я этого не потерплю. Пока я жив, она моя. Что случится после моей смерти, меня не интересует.
— Тогда как вы ее найдете? — спросила я.
— Я ее найду. Где Элеанора?
— Мы оставили ее в Мадриде, — сказал Гэвин. — Я прибыл туда как раз вовремя, чтобы помешать ей мучить Аманду.
Хуан посмотрел на меня.
— Поэтому я и послал за тобой Гэвина. Я не хотел, чтобы она поддалась настроению и сделала что-нибудь такое, что ей может навредить.
— Она могла навредить мне, — сухо сказала я.
— Тогда зачем ты с ней поехала?
Кларита начала что-то говорить, как будто хотела помешать мне ответить, но я не стала ничего скрывать.
— Элеанора хотела показать мне кое-что. Вы знаете, что дом, где когда-то встречались моя мать и Керк, все еще цел, и что в нем есть обставленная мебелью комната?
— О чем ты говоришь? — яростный, мрачный взгляд Хуана леденил меня, требуя от меня всей правды, но тут вмешалась Кларита.
— Пожалуйста, пожалуйста, ничего страшного не случилось. Я могу все объяснить.
Хуан обратил мрачный взгляд на свою старшую дочь.
— Тебе уже многое пришлось сегодня объяснять. Ты помнишь, что я сказал Кэти? Ты помнишь, что я приказал снести этот дом и уничтожить все, что в нем было?
Кларита наклонила голову, но прежде чем она это сделала, я уловила выражение злобы на ее лице, обращенном к Хуану, и поняла, что если Хуан и должен бояться врагов, то таким врагом была Кларита. Однако ответила она достаточно покорно.
— Да, я помню. Но мама не захотела этого делать. Все остальные вещи Доро были уничтожены или унесены из нашего дома. Осталась только эта хижина, и мама хотела ее сохранить. Хотя Доро никогда не ходила туда после того, как Керк уехал из Санта-Фе.
— Значит, дом нужно снести сейчас, — сказал Хуан. — Я не позволю оставить его.
Я вмешалась.
— Но, тетя Кларита, Доро должна была посещать этот дом некоторое время спустя после того, как Керк уехал. Из-за вот этого.
Я открыла сумку и, достав оттуда желтый кружевной чепчик, положила его на стол перед Хуаном. Он бесстрастно посмотрел на чепчик, а Кларита шумно вздохнула, и тут произошло нечто удивительное. Она встала со стула и сразу преобразилась, как будто покинув свое прежнее тело и прежнюю душу. В удивлении и смятении я увидела перед собой женщину, которую я на очень короткое время ощутила однажды за обеденным столом, женщину, в платье из бордового бархата, державшуюся с высокомерной уверенностью Кордова. Даже в своем обычном черном платье она, казалось, выросла у меня на глазах, и так же выросло ощущение легкой угрозы, исходившей от нее.
— Нет, — сказала она. — Доро не возвращалась больше в Мадрид.
Она протянула руку и, взяв чепчик, постояла нет сколько секунд, завороженно глядя на него. Потом, она протянула его Хуану:
— Ты помнишь его, отец?
Он уставился на этот клочок из кружев и атласа с выражением ужаса на лице, ничего не отвечая. Через секунду Кларита гордо вышла из комнаты, унося чепчик.
Хуан не пытался ее остановить, и подобно тому, как она увеличилась в росте, он так же необъяснимо съежился в своем кресле, морщины на его лице стали глубже. Не обращая на нас с Гэвином внимания, он встал и подошел к кушетке. Я думала, что он ляжет, но он не сделал этого. Пошарив рукой под подушкой, он уверился в том, что какой-то предмет, что он искал, на месте, и вернулся к столу. Я знала: он проверил, на месте ли кинжал.
— Враги поднимают голову, — сумрачно произнес он. — Теперь идите и оставьте меня одного. Мне нужно подумать. Когда Элеанора вернется, пошлите ее ко мне.
Гэвин, наверное, хотел остаться и продолжить разговор, но когда я повернулась, чтобы уйти, он пошел за мной. Мы вместе спустились в гостиную.
— Что происходит? — воскликнула я, и Гэвин грустно покачал головой.
— Не знаю, Аманда. Впрочем, я догадываюсь насчет картины.
— Ты знаешь, где она? — удивленно спросила я.
— Я могу предположить, но не хочу никого обвинять преждевременно. Подождем, когда Элеанора вернется из Мадрида.
Однако она не вернулась в тот день. Гэвин уехал в магазин, и дедушка остался один. Как и Кларита, не выходившая из своей комнаты. Я хотела знать, что выяснилось, когда он обвинил ее в том, что она лгала, когда сказала, что в день трагедии стояла у окна.
Близился вечер, когда я решила, что мне нужно с кем-нибудь поговорить, и единственным подходящим человеком опять была Сильвия Стюарт. Я перебежала через патио и вошла в соседний двор. Напротив портала Стюартов я увидела распахнутую дверь в гостиную. Я окликнула Сильвию, но никто не ответил. Однако я слышала легкое постукивание, доносившееся из комнаты Пола.
Набравшись решимости прервать его работу, потому что мне нужно было найти Сильвию, я подошла к двери и заглянула. Пола не было видно, а за столом сидела его жена. Она в рассеянности постукивала карандашом по столу — это и был тот звук, который я слышала, — но она меня не заметила, полностью поглощенная чтением рукописи, лежавшей перед ней. Она склонилась над столом, ее каштановые волосы были слегка растрепаны, а рот приоткрыт, настолько она углубилась в чтение.
Я сказала тихо, чтобы не испугать ее:
— Сильвия?
Тем не менее, она сильно испугалась — она уронила карандаш и, дернувшись, обернулась ко мне, внезапно сильно покраснев.
— Извини, — сказала я. — Я звала тебя еще с портала, но ты не слышала.
Ее затуманенный взгляд говорил о том, что она все еще далеко, хотя краска на ее лице обличала какую-то ее вину и смущение.
— Я подумала, это Пол! — воскликнула она. — У него будет удар, если он узнает, что я читала его рукопись. Но недавно ему позвонили, и он ушел, я и воспользовалась случаем.
— Это та самая книга об убийствах Юго-Запада? — спросила я.
— Да. И глава о Кордова будет хорошей. — Я не понимала, почему она говорила с таким облегчением. — Я боялась, что он просто скрупулезно изложит факты, но он опять фантазирует. Все будет в порядке.
Когда она опять повернулась к столу, я подошла к ней поближе, чтобы тоже взглянуть на рукопись, но она сразу же перевернула листы.
— Нет, Аманда. Я не могу дать тебе это почитать без разрешения Пола. Одно дело я — его жена — и совсем другое, когда рукопись читает человек посторонний.
Она отодвинула стул и выключила настольную лампу.
— Пойдем куда-нибудь, где мы сможем поговорить спокойно. Что случилось? Ты нервничаешь.
Я не хотела так просто оставить разговор о книге Пола.
— Если он фантазирует, имея дело с фактами, не вызовет ли это неприязнь со стороны Хуана Кордовы?
— Может, нет. Пол идеализирует Доро и делает из Керка настоящего негодяя. Думаю, Хуан не будет возражать.
Она повела меня в другую комнату и предложила мне кресло. Сама она уселась на тахту, покрытую коричневым пледом, по которому были разбросаны подушки канареечно-желтого цвета.
— Принести что-нибудь выпить, Аманда?
— Спасибо, не надо. Почему книга Пола принесла тебе такое облегчение? Чего ты боялась?
С явным усилием она занялась поисками сигарет, предложила мне, взяла сигарету для себя, когда я отказалась, — очевидно все это время раздумывая, что мне ответить.
