— Он говорил о моем будущем — что там будет кто-то с зелеными глазами. Как твои. Но не твои. Ребенка. — Я прочистила горло. — Нашего ребенка. Благодаря какой-то услуге, которую я окажу Габриэлю.
Цвет отлил от его лица, даже больше, чем вы могли бы ожидать от четырехсотлетнего вампира.
Часть меня сочла это удовлетворительным, что у него появилась возможно испытать тот же вид шока, который я переносила в течении долгих месяцев. Часть меня сочла это пугающим, что он будет сожалеть о вероятном сценарии, по которому будет необратимо привязан без возможности сделать самостоятельный выбор.
Он поднялся, прошагал в другой конец комнаты.
— Может, скажешь что-нибудь? — спросила я, пока мой живот скручивало от нервов, готовя себя к худшему. Это было частью того, кем я была, частью того, как меня воспитывали. Всегда неминуемо следовало наказание, условие, идущее в приложении с любовью, которую мне даровали.
Но когда он повернулся, его глаза горели зеленым огнем.
— Он сказал... что ты родишь ребенка?
Я сглотнула, кивнула.
— Моего ребенка? Нашего ребенка?
Еще один кивок, поскольку я размышляла о том, что, как я думала, было страхом, оказалось благоговением в его глазах. Он шагнул ко мне, поднял меня с дивана и жестоко поцеловал.
Его губы были решительными, язык настойчивым, заставляя мою кровь мчаться, несмотря на то, что мои тело и разум утонули в поцелуе.
Он отстранился и обхватил мое лицо руками, прижался своим лбом к моему.
— Ребенок. Ребенок. — Было легко услышать диво в его голосе, и даже когда он отступил, по-прежнему обхватив мое лицо руками, в его глазах было сомнение. — Расскажи мне в точности, что он сказал.
И я рассказала. Дважды, и о предсказании, что сперва я подвергнусь испытанию. Но ничего из этого не притупило изумления в глазах Этана. Он положил руку на мой живот, как будто я уже была беременна.
— Ребенок. Первый ребенок вампиров. Ты знаешь, каким это будет чудом? Или какой силой? Каким благом для Северо-Американских Домов?
Настала моя очередь отстраняться, поскольку дрожь гнева пробудила мой темперамент.
— Или для ГС, если ты возглавишь их.
Он, должно быть, не заметил тона моего голоса, или же проигнорировал его.
— Прямо скажем, да.
— Так вот почему ты так этому рад? Потому что это дает тебе политическое преимущество? Мы может не примешивать в этот разговор стратегию?
— Страж, — произнес он, и я уловила предупреждающий сигнал в его голосе.
Я отошла в сторону и ткнула пальцем в его грудь.
— Не смей называть меня «Стражем». Сейчас я не твой Послушник, не тогда, когда мы говорим об этом.
— Мы говорим об уникальном событии в истории вампиров.
— Мы говорим о рождении ребенка. — У меня голова начала кружится. Из-за произнесенных слов вслух, у меня практически поехала крыша, и я нащупала ближайший стул и уселась на него, прежде чем провалиться в темноту окончательно.
— Дыши, Страж, — сказал Этан, с намеком на веселье в голосе.
Мне было не до смеха. Нисколечко. Не с осознанием того, что я буду матерью единственного ребенка вампира в истории. Что мы будем единственными родителями вампирами в истории.
Этан встал на одно колено передо мной.
— У тебя приступ паники из-за ребенка?
— Нет, — ответила я, в голове все плыло. — Это было бы трусливо и нелепо. Я хочу иметь детей. Дети — это здорово. Но я буду первой и единственной матерью вампиром. Каждый другой вампир в мире будет опекать меня.
Он смахнул волосы с моего лица.
— А разве Габриэль сказал, что это чудесное событие произойдет завтра?
— Ну, нет. Сначала будут испытания.
— Тогда, я полагаю, у тебя есть немного времени, чтобы подготовиться, — решительно заявил он. — Как делаю я. — Он поднял глаза на меня, одно колено на земле, другое поднято. Идеальное положение для безошибочного предбрачного действия. Медленная улыбка начала появляться на его лице.
— Не смей этого делать, — предупредила я, тыча в него пальцем. — Не смей снова мне делать липовое предложение.
— Кто сказал, что оно будет липовым?
Я закатила глаза.
— Как будто вот так совпало, что у тебя имеется кольцо в кармане пиджака.
К моему большому удивлению, и ужасу, он не отшутился. Его глаза блестели, что заставило мой живот скрутиться от нервов. Конечно же, у него на самом деле нет кольца в кармане. Мы знали друг друга недостаточно долго. Были вместе недостаточно долго.
— Боже, Этан. — Я ударила его по руке. — Нет. У тебя нет кольца в кармане.
— Бедный, обеспокоенный Страж. — Он поставил меня на ноги и обнял. — Все бремя мира на ее плечах.
— Это бремя исключительно на моей матке, — поправила я. — Или будет, после испытания.
— Да, ты уже упоминала об этом, — сухо сказал он. — И он даже никак не намекнул тебе, что, конкретно, это значит?
Я отрицательно покачала головой, сложила руки на груди и посмотрела на него.
— Что, если это ты? Что, если ты решишь бросить вызов ГС и тебя ранят? Или Убьют? Или что, если ты одержишь победу и переедешь в Лондон?
— Тогда, либо у тебя случится непорочное зачатие, либо мы будем видеться время от времени. — Этот блеск вернулся в его глаза. Он всецело наслаждался этим.
— Ты не помогаешь. Серьезно — что мы будем делать?
— Относительно потенциального ребенка? Я могу думать о нескольких вещах, Страж. Большинство из них требуют наготы. Некоторые незаконны в большинстве консервативных штатов.
Я пихнула его локтем под ребра.
— Относительно ГС.
Выражение его лица выровнялось.
— Я не знаю. Не знаю. — Он провел рукой по волосам. — Насколько крепка поддержка?
— Вполне, — ответила я. — Достаточно, чтобы гарантировать голоса ГС. Но недостаточно, чтобы гарантировать победу или бескровный переворот.
Он кивнул.
— Это касается большинства стоящих вещей, сказал бы я. Они редко бывают нерискованными.
Затем он покосился на меня.
— Страж, конкретно, как долго ты все это умалчивала?
— Чертовски долго. По обоим пунктам.
Он хмыкнул и, положив мне руку на затылок, потянул вперед.
— Я люблю тебя, Кэролайн Эвелин Мерит, — произнес он, прижимаясь своими губами к моим.
Он целовал меня нежно, его рот был нуждающийся и настойчивый, язык переплелся с моим, а губы нежно надавливали, пока он прижимался своим телом ко мне. Его рука скользнула по моим ребрам, он взял в ладонь мою грудь и ущипнул сосок, дразня и возбуждая. Мое тело сводило от желания, кровь гудела от потребности, которую он вызывал, ослепляющее желание, которое начало требовать действий.
Он двинулся вперед, толкая меня к спинке дивана, его эрекция твердела между нами.
