Совсем недавно — думаю, что то был мой одиннадцатый или двенадцатый визит к этому аппарату — я узнал любопытную подробность из жизни селенитов-ремесленников. Меня повели кратчайшей дорогой, а не так, как обычно — вниз по спиралям и затем по набережным Центрального моря. Из длинной, извилистой и темной галереи мы проникли в обширную пещеру, сильно пахнувшую землей и довольно ярко освещенную. Свет исходил от густой поросли синевато-багровых грибовидных растений. Некоторые из них поразительно напоминали наши земные грибы-дождевики, но поднимались до высоты человеческого роста и даже больше.
— Муни едят это? — спросил я, обращаясь к Фи-У.
— Да, пища.
— Господи! — воскликнул я. — А что это такое?
Глазам моим предстала фигура чрезвычайно рослого и неуклюжего на вид селенита, лежавшего ничком между стеблями. Мы остановились.
— Он умер? — спросил я. (До сих пор я не видел на Луне ни одного покойника и любопытство мое было сильно возбуждено.)
— Нет, — отозвался Фи-У, — его — работник — нет работы. Тогда немножко выпил — пока нам не нужно. Зачем будить, э? Ему не надо везде ходить.
— А вот и другой! — воскликнул я.
— Муни едят это? — спросил я (стр. 203.).В самом деле, все поросшее грибами обширное пространство было усеяно телами селенитов, спавших под действием наркоза в ожидании того времени, когда Луне потребуются их услуги. Здесь было несколько десятков рабочих всех типов, и мы могли переворачивать их с боку на бок и рассматривать так внимательно, как это мне до сих пор еще никогда не удавалось. Они шумно дышали, когда я трогал их, но не просыпались. Одного я особенно отчетливо запомнил: он произвел на меня сильнейшее впечатление, вероятно, потому, что игра света и положение тела сообщали ему сходство с человеком. У него были длинные деликатные щупальцы, очевидно приспособленные для какой-то тонкой работы, и поза, в которой он заснул, выражала покорное страдание. Несомненно я ошибся, истолковав в этом смысле его выражение, но так мне почудилось. И когда Фи-У откатил его обратно в тень мясистых багрово-синих грибов, я испытал очень неприятное ощущение, хотя, когда спящий покатился, свойства насекомого обнаружились в нем совершенно явственно.
Все это может лишь служить иллюстрацией того, как неразумны бывают наши привычные душевные переживания. Опоить ненужного рабочего снотворным напитком и отложить в сторону несомненно гораздо гуманнее, чем прогнать с фабрики и позволить ему умирать с голоду на улицах. В каждом обществе со сложной организацией неизбежно случаются перебои в спросе на работу тех или иных специалистов, и селениты очень удачно разрешили проблему безработицы. И, однако, так безрассудны бывают иногда даже люди науки, что я до сих пор не люблю вспоминать об этих телах, распростертых под молчаливыми светящимися аркадами мясистых грибов, и избегаю ходить более короткой дорогой, несмотря на все неудобства другой дорога, более длинной и более людной.
Эта более длинная круговая дорога проходит через большую полутемную пещеру, переполненную народом и шумную, где я могу видеть, как из шестиугольных отверстий в похожей на пчелиные соты стене, выглядывают матери лунного мира, пчелиные королевы этого улья. Иногда они прогуливаются тут же по широкому открытому пространству, рассматривая и выбирая игрушки и амулеты, изготовляемые им на потеху тонкорукими ювелирами, работающими в подвальных конурах. Лунные женщины очень величественны на вид. Все они фантастически, а иногда, очень красиво наряжены, выступают гордо и обладают, если не считать выпяченных ртов, почти микроскопическими головами.
О взаимоотношениях полов на Луне, о замужествах, свадьбах и рождениях среди селенитов мне удалось до сих пор узнать лишь очень немного. Однако, по мере успехов Фи-У в английском языке, неведение мое без сомнения скоро исчезнет. Я придерживаюсь того мнения, что, по примеру муравьев и пчел, значительное большинство членов лунной общины принадлежит к среднему полу. Конечно, и у нас на Земле в больших городах много найдется мужчин и женщин, которые никогда не знали радостей отцовства и материнства. Но здесь, как у муравьев, это стало нормальным положением для большинства, и вся работа по воспроизведению расы возложена на особый и отнюдь немногочисленный класс матрон, матерей лунного мира. Это — статные дородные создания, как нельзя более пригодные для того, чтобы вынашивать личинки будущих селенитов. Если я правильно понял объяснения Фи-У, матери совершенно неспособны выращивать малышей, которых производят на свет. Периоды сумасшедшего баловства сменяются у них припадками злобного неистовства, и потому, возможно раньше, крохотные существа, рождающиеся нежными, мягкими и бледно окрашенными. передаются на попечение безмужних самок, женщин-работниц, которые во многих случаях обладают мозгами, по размерам своим не уступающими мужским».
К несчастью как раз в этом месте послание прерывается. При всей отрывочности и неполноте этой главы, она все же дает некоторое представление об этом странном и поразительном мире, — о мире, с которым нашему собственному миру, быть может, придется столкнуться рано или поздно. Прерывистый шопот посланий Кавора, поскрипывание записывающей иглы в тишине горных склонов есть лишь первый вестник наступающей перемены во всех условиях жизни человечества, перемены, которую мы вряд ли можем вообразить. На нашем спутнике имеются новые для нас формы общественного строя, новые технические усовершенствования, новые понятия, ошеломляющая лавина новых идей, странная порода существ, с которыми мы неизбежно должны будем вступить в борьбу за господство над миром, — и наконец золото, столь же распространенное там, как у нас железо или дерево…
XXV. ВЕЛИКИЙ ЛУНАРИЙ
Предпоследнее послание описывает с мелочными, зачастую излишними подробностями встречу Кавора с Великим Лунарием, который является правителем, или властелином Луны. Повидимому, Кавор отправил большую часть этого послания без всякой помехи с чьей-либо стороны, но подконец его перебили. Следующее, самое последнее послание было получено через неделю.
Первое из этих двух посланий начинается так: «Наконец я могу рассказать здесь», — затем оно становится недоступным для прочтения и через некоторое время возобновляется на половине фразы.
Отсутствующее слово в этой фразе, вероятно, — «толпа». Далее идет совершенно ясно: «становилась все гуще, по мере того, как мы приближались к дворцу Великого Лунария, если только можно назвать дворцом вереницу пещер. Со всех сторон на меня смотрели лица, образины и маски, бледные и раздутые, с большими глазами, сидевшими поверх страшных, похожих на щупальцы ноздрей, или маленькие глазки под чудовищными лбами; пониже кишмя-кишели более мелкие создания, толкавшиеся и визжавшие, и головы, смешно сидевшие на длинных изогнутых шеях, высовывались между чужими плечами или из-под рук. Поддерживая вокруг меня свободное пространство, маршировала цепь дюжих гвардейцев с головами, похожими на ящики для угля. Они окружили нас, лишь только мы вышли из лодки, в которой плыли по каналам Центрального моря. Художник с маленьким мозгом также присоединился к нам, а за ним сплошная толпа сухопарых носильщиков сгибалась под тяжеловесными знаками отличия, полагавшимися такой важной особе, как я. Последнюю часть пути я проделал на носилках. Носилки эти были сделаны из темной и очень упругой металлической сети, с рукоятками из более бледного металла. По мере того как я подвигался вперед, вокруг меня сгруппировалась длинная и очень сложная процессия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
