Времени оставалось мало. Композиции оставались сырыми. Известно, что вещь должна "созреть". Если её "засветить" раньше времени – будут слышны все просчёты, которым не уделили времени. Я был не в состоянии форсировать процесс – отсутствие опыта, ёшкин кот. Посему толком мы ничего слепить не успели. Материал звучал на уровне качественной импровизации.
В назначенный день я пришёл на жеребьёвку и вытянул картонный квадратик, определивший мою очередь в длиннющем списке групп самого разного плана. После процедуры я договорился со Старым и Полтинником насчёт завтрашнего дня и поехал домой. Я понимал, что с сырым материалом шансы у меня нулевые, но на призовое место я и не рассчитывал. Главное – показать, что я не утонул. Остальное – со временем.
Следующий день выдался пасмурным. Вот это январь! Где снег, где стужа, где бодрящий морозец? Налицо совершенно другие декорации: гнилая оттепель, под ногами чвохкает вязкое нечто, сверху сыплется какая-то дрянь, ноги сами собой наступают в стылые лужи. Мерзкий ветер треплет волосы, горстями бросает в лицо колючие брызги.
Короче, погода – дерьмо. Гадость, а не погода.
Я с утра подгрёб к Дворцу Культуры им. Гагарина, где проводился фестиваль. На сцене вовсю вызвучивалась нетерпеливая молодёжь. За кулисами деловито заправлялись вином троглодиты, увешанные хэви-металлическими регалиями. Некоторые из них лениво приветствовали меня, предлагая присоединиться. Я вежливо отказался и побрёл дальше, разыскивая своих музыкантов. Старого я нашёл в самом дальнем углу, где он находился в компании Валика и Апреля. Их, судя по всему, здорово волокло. Обсуждались бесконечно тягучие и непонятные мне темы, обрывающиеся на полуслове и на глазах трансформирующиеся.
– Здорово, чуваки! Как настрой?
– Всё пучком, Андрюха. Падай возле нас.
– А где Полтинник?
– Полтинник побежал с Кешей на пятьдесят.
– А вы что же?
– А у нас свой приход, – вяло улыбнулся Валик, – водка – свинский кайф.
– Как вообще можно пить эту гадость? – поддержал его Апрель, – это же уксус в животе.
Я стал слушать их длинные рассуждения о вреде спиртного и о пользе "правильного кайфа". Расширяет, мол, сознание, не садит печень, и т.п. Все эти аргументы были для меня в новинку, и я слушал с интересом. Тему оборвал на полуслове подбежавший Кеша. Он бросил опытный взгляд на Апреля и возмутился:
– Витяня, мы же договаривались! До лабы – не торчать! Ну что за похуизм?
– Тут, откуда ни возьмись, появился в рот ебись, – прокомментировал Апрель Кешино появление.
– Ты же обещал! – продолжал разоряться Кеша.
– Чувак, не ломай торч! Всё будет в лучшем виде. Я после раскумарки ещё круче лабаю, – оправдывался Апрель.
– Хрен с тобой, – смирился Кеша, – тебя всё равно не переделаешь.
– Кеша, где Полтинник? – спросил я.
– Он по дороге Краба встретил. Они зашли ещё на пятьдесят.
Увидев моё встревоженное лицо, он меня успокоил:
– Да ты не боись. Полтиннику по трезвяне лабать взападло, но до усирачки он не напьётся. Видишь, я не ссу, а он ведь и с нами лабает, и с "Пятихатками".
– Да я не боюсь… Чего мне? Просто не по себе малость.
– А ты и себе соточку тресни – легче будет.
– Или драпцу хапни. Мы угостим, – радушно предложил Валик.
От "драпца" я отказался, а насчёт "соточки" – принял к сведению.
Через час подошла Татка, и я ей сказал:
– Идём, я выпью малость. Мне муторно как-то. Смотри, весь народ вгашенный, один я – как кретин трезвый.
– Смотри, не переусердствуй, – предостерегла меня Татка.
– Не бойся, я чуть-чуть.
Сказано-сделано. Мы зашли в близлежащее кафе, и там я взял Наташе кофе с пирожным, а себе стакан водки.
– Ну, как? – спросила Наташа, прихлёбывая кофе и наблюдая за тем, как я всосал в себя спиртное.
Я прислушался к тому, как внутри разливается приятное тепло и констатировал:
– Нормалёк.
Я подождал, пока она допила свой кофе, и мы направились обратно.
Я заметно повеселел и больше не чувстовал себя "лишним на этом празднике жизни". За кулисами всё кипело. Концерт уже начался, и нетерпеливая молодёжь смотрела выступления "конкурентов", обмениваясь впечатлениями. Динозавры постарше усиленно киряли, а из сортира шёл отчётливый запах "мариванны". Двое полицейских-муниципалов с ужасом следили за шатающимися фигурами конкурсантов, но никаких репрессий не предпринимали. Видимо, им были даны на этот счёт твёрдые инструкции.
Я подошёл и выглянул из-за кулис. Как раз объявили
"Электрического Адольфа", и мне было интересно посмотреть их выступление. Тем более, что после них шли мы.
Возле микрофона уже стоял Кеша и чего-то вещал залу. Зал покатывался со смеху. Бесплотной тенью на сцену вышел Апрель с гитарой за спиной, держа охапку примочек. Он разложил их в нужном порядке, скоммутировал и включился в комбик, после чего выпрямился и показал себя зрителям во всей красе. Действительно, Апрель был неотразим. Ковбойские сапоги-казаки, вытертые до дыр кожанные штаны, спутанный хаер, спадающий на плечи. Майка с короткими рукавами открывала любопытным взорам круг "внеклассных" увлечений Апреля.
Возле басового комбика в "готовности номер раз" замер Сэм, изогнувшись в виде знака ї. А из-за барабанов выглядывала радостная физиономия Полтинника. Кеша подошёл к нему и, наклонясь, произнёс:
– Андрюша, умоляю, если вздумаешь петь – то хотя бы попадай в ноты. Или пой мимо микрофона. Ладно?
– Но, ты, тиран! – насупился Полтинник, – за собой следи!
Кеша безнадёжно вздохнул и пошёл к микрофону.
У Полтинника была непобедимая любовь к пению. Эта, казалось бы, безобидная привычка отравляла жизнь всем, кто с ним сотрудничал. В самый пиковый момент Полтинник имел привычку встать, не прекращая игры, и орать в микрофоны в полный голос. Это у него называлось бэк-вокалом. Естественно, что частенько он пел мимо нот, за что его недолюбливали почти все вокалисты. На все претензии в свой адрес
Андрюха предъявлял железный аргумент:
– Чё вы гоните? Это же рок-н-ролл!
Никто не находился, что ответить на такое "идеологически выдержанное" заявление.
Кеша послал залу одну из своих чертячьих улыбочек и объявил:
– Первая пьеса называется "Горобец".
Полтинник дал сбивку, и "Адольфы" загромыхали ритм-энд-блюзом по бездорожью. Кеша пел и одновременно "давал шоу", в чём он был общепризнанным спецом. У него имелся свой набор прикольных
"заточек", придуманных специально для покорения публики. Теперь Кеша щедро выплёскивал в зал весь "джентльменский набор". Сэм, извлекая из своего инструмента всё возможное, завязывался в немыслимые узлы и уподоблялся всему греческому алфавиту одновременно. Апрель традиционно тух, автоматически пританцовывая на "квакере" и всё-таки попадая "в кассу". Зал реагировал весьма приветливо и живо.
Чуваки доиграли первую вещь. Кеша снова мило улыбнулся и сообщил, что сейчас прозвучит "Алкоголик". Народ в зале засмеялся. Полтинник дал счёт, и пошла жара. Народ пританцовывал, подпевал и вообще всячески оттягивался. Всё происходило очень мило и весело. Вторая вещь закончилась, и случилось непредвиденное. Апрель молча собрал свои манели и, не сказав ни слова, удалился со сцены. Кеша от такого закидона просто оторопел. Ему не оставалось ничего иного, как развести руками и играть третью пьесу без Витяни. Отсутствие Апреля сказалось на общем саунде – третья вещь прозвучала очень тускло и вяло. Доиграв коду, Кеша поблаголарил зал за внимание и ринулся
"вынать душу из этого гада". Наблюдать дальше я не имел возможности
– нас объявили.
Я вышел на сцену последним. Сунул джек в гнездо комбика. Подошёл к микрофону.
– Привет всем. Сегодня я представляю вам свой новый проект
"Граффити". Музыкантов, занятых в нём, называть не нужно – вы их хорошо знаете. Остаётся только показать то, ради чего мы сюда пришли.
На этих словах погас свет, и по сцене зашарили лучи робосканов.
Бесплатный подарок Серёжи Григорьева, одного из хозяев фирмы, обеспечивающей звук и свет на фестивале. В последнее время я подрабатывал у них, латая дыры в семейном бюджете, и Григорьев, видать, решил подбодрить меня классным светом.
Пятак вступил с фирменной сбивки, а Старый ответил затяжным соло в стиле Хендрикса. Я прикрыл глаза и попытался отъехать от посторонних некайфов, сосредотачиваясь на музыке.
Чорно-біле місто слухає гранж
У виконанні дощів,
Багатооке обличчя вулиць
Спливає в мареві снів,
Тремтячі шпилі старих костьолів
Співають реквієм дню,
Уламки кроків перехожих
Лежать в обіймах калюж.10
Всё шло классно, но не так, как надо. Чувствовался класс музыкантов, кач, настроение, но мы не ушли от импровизационности.
Материал выглядел сыроватым. Я впервые не ощущал за спиной знакомую ауру старых друзей. Там, за мной, стояли новые люди, новые идеи, новые ощущения. Даже родной бас Батьковича растворялся в их новизне.
