— Это слишком холодная компания для тебя. Ты сегодня нуждаешься в человеческом общении. — Весело звякнули дверные колокольчики. Сиренити бросила взгляд в сторону открывающейся двери.
— Сиренити? — позвала Ариадна. — Где ты?
— Третий проход. Крекеры и сухофрукты. — Сиренити вышла из-за полок, одной рукой продолжая бережно обнимать Зоун за поникшие плечи. — Как хорошо, что ты пришла, Ариадна. Надо кое-что сделать для Зоун.
— Всегда пожалуйста. — Ариадна улыбнулась своей материнской улыбкой. — Что надо делать?
К половине двенадцатого у Калеба появились сомнения относительно того, брать или не брать с собой Сиренити в ночную экспедицию к архиву Эстерли.
Такие мысли возникали у него весь день, но он не мог отрицать, что теперь, когда близилось время начала операции, они, казалось, зазвучали у него в мозгу гораздо громче и сильнее. Он в двадцатый раз за сегодняшний день мысленно прокрутил все стадии операции, но так и не нашел, где их могла бы подстерегать серьезная опасность.
Было почти невероятно, что кто-то увидит их с Сиренити, когда они будут входить в хижину Эстерли или выходить из нее. Все опять накрыла пелена тумана. И это очень кстати, потому что туман даст им желанное прикрытие от чужих любопытных глаз.
Желанное прикрытие? Чужие глаза? Копание в бумагах покойника?
Что же здесь происходит, черт побери? В который уже раз Калеб задавал себе этот вопрос. До недавнего времени ввязываться в подобные ситуации было не в его правилах. Как, впрочем, и браться консультировать мелкие проекты вроде расширения микроскопических бакалейных магазинчиков. Раньше ему не приходилось и рассиживаться в хот-табах. Или коротать вечер в пещере. Ему не доводилось созерцать видения, возникающие, если пристально смотреть в водy горячего источника. И он никогда в жизни не занимался любовью с женщинами, которые потенциально могли стать жертвами шантажа.
В последнее время вся его жизнь перевернулась вверх тормашками. Он не понимал, как это с ним случилось, но интуитивно чувствовал, что уже опоздал сделать поворот на сто восемьдесят градусов и лечь на обратный курс.
Более того, у него и не было особого желания вернуться к прежней жизни. Временами в Уиттс-Энде происходили странноватые вещи, но ему почему-то было здесь хорошо. У него было такое ощущение, будто он пришел туда, куда всегда стремился.
Протянув руку за фонариком, стоявшим на полке возле входной двери, Калеб случайно увидел свое отражение в зеркале. Он машинально начал отворачиваться, но вдруг остановился. Он очень хорошо видел себя в зеркале. Его отражение было резким и четким.
— Калеб? — Сиренити вошла в комнату, застегивая на ходу свою украшенную бахромой и бусинами куртку. — Я готова. — Она натянула капюшон на непокорную рыжую гриву. — Фонарик взял?
— Взял. — Он посмотрел на нее и понял, что возврата к себе прежнему не может быть. — Тронулись.
Он открыл дверь и увидел, что холодный туман клубится уже на ступенях крыльца.
— Пока еще сносно, — заметила Сиренити, проходя мимо него в дверь. — Но думаю, что станет хуже. Нам лучше поторопиться.
— Я не хочу включать фонарик, если мы сможем обойтись без него какое-то время. — Калеб закрыл за собой дверь.
— Он нам и не понадобится. Луна светит достаточно ярко. А потом, я ведь всю жизнь живу здесь, не забывай. Могу провести тебя по Уиттс-Энду с завязанными глазами.
— Я определенно рад, что один из нас знает, куда идти, — пробормотал Калеб себе под нос. Спускаясь вслед за Сиренити по ступенькам, он поднял воротник, чтобы было теплее.
Эта ночь почему-то напомнила ему другую, оставленную далеко в прошлом. Ночь из детства. Она возникла у него в памяти с пугающей ясностью. Ему было тогда одиннадцать лет. Дед разбудил его и сказал что одна из кобыл собралась жеребиться и что возникли осложнения. Калеб вылез из постели, натянул джинсы и спортивную фуфайку и вышел вслед за Роландом в холодную, туманную ночь.
Кобыле действительно приходилось туго. Калеб испугался, что они потеряют и ее, и жеребенка. Но Роланд давал ему спокойные, четкие указания, а Калеб в точности их выполнял. Работая вместе, они с дедом спасли и кобылу, и ее новорожденного малыша. Сейчас, идя сквозь туман рядом с Сиренити, Калеб на миг вспомнил, что он чувствовал, когда стоял рядом с Роландом и смотрел, как крошечный жеребенок неуверенно встает на дрожащие ножки.
Он вспомнил чувство облегчения, которое тогда испытал, но ярче всего ему припомнилось мимолетное ощущение пережитого вместе с дедом момента. Это был один из тех редких случаев, когда Роланд, казалось, был по-настоящему им доволен. Дед улыбнулся, взъерошил Калебу волосы своей крупной, загрубевшей от работы рукой.
— Мы с этим справились, сынок. Хочешь дать ему имя?
— Уиндстар.
— Пусть будет Уиндстар, — согласился Poланд. — Это будет отличный производитель. В нем течет хорошая кровь. Самая лучшая.
Калеб очнулся от воспоминаний о былом, когда рядом с ним тихо заговорила Сиренити:
— Я только что вспомнила. Джесси говорила мне, что заперла хижину Эмброуза. А ключ у агента по недвижимости в Буллингтоне. Как мы попадем внутрь?
— Не думаю, что с этим будут большие проблемы. Мне кажется, что здесь, в Уиттс-Энде, нет ни одного человека, который был бы очень сильно озабочен вопросами безопасности. Я еще не видел здесь приличного замка ни на одной двери. В худшем случае нам придется подковырнуть ломиком окно.
Сиренити странно взглянула на него.
— Ты говоришь это так, будто уже делал такое раньше.
— Не делал, но я быстро учусь. — Несмотря на серьезность ситуации, Калеб начал испытывать пьнящее чувство радостного возбуждения. У меня настоящее приключение. Он улыбнулся про себя.
— Калеб? Что-то не так?
— Вероятно. Но я пока не собираюсь из-за этого беспокоиться. — Когда с этим делом будет покончено, он займется любовью с Сиренити, подумал он. Адреналин растекался у него по жилам подобно вину.
— Что мы будем делать, если не найдем ничего полезного в папках Эмброуза?
Ее вопрос мгновенно отрезвил его.
— Пока не знаю. После того как мы просмотрим бумаги Эстерли, я поговорю с Франклином. Мне надо выяснить все возможное относительно того, как с ним связались и как условились о порядке передачи денег. Может, удастся выудить какую-нибудь наводящую информацию.
— Я все-таки не верю, что в этом участвует кто-то из живущих у нас в Уиттс-Энде.
— Я не представляю, как шантажистом может быть кто-то, кто не живет в Уиттс-Энде, — сказал Калеб. — А после того, что ты рассказала мне о случившемся с Зоун, ты должна признать, что знаешь далеко не все о своих друзьях и соседях.
