Чарлз потрепал ее по плечу:
— Выше голову, Грейс!
— Мы едим рыбный паштет и домашний джем, но во многих семьях вообще голодают, так что спасибо тебе за помощь, Чарли, — сказала Грейс, не терпевшая покровительственного тона, но не рискующая показывать это сейчас. — Я знаю, будь твоя воля, мы бы ели ветчину и бифштексы, но я их от тебя не приму. Я благодарна, что ты оплачиваешь счета от Башира Мабуда, но если бы у Бера не помутилось в голове, он был бы против. Мы не пиявки.
— Мне нравится твоя независимость, — искренне признался Чарлз.
— Высокомерный ублюдок, — проворчала Грейс, когда он ушел. — Весь мир страдает, а ему хоть бы что. Тоже мне, важная персона.
То же самое она повторила Эдде, которая тотчас же осадила ее, напомнив, что Чарли только что пережил смерть первенца.
— Может, твои ребята и не едят ветчины, но они здоровы, как кони, так что поубавь тон, Грейс.
По мнению раздавленной жизнью Грейс, Эдда выглядела великолепно. Им уже исполнилось двадцать пять, возраст, который по прежним меркам считался началом увядания женской привлекательности — но это было устаревшее мнение. Длинные приталенные платья, вошедшие в моду в начале 30-х годов, чрезвычайно шли Эдде, подчеркивая ее рост и стройность. Она была такая элегантная! Красный всегда был ее цветом, даже в том рискованном рыжеватом варианте, в котором она предстала перед Грейс сегодня. Платье из тонкого облегающего крепа было надето на голое тело без всяких там нижних юбок и комбинаций, но даже в таком виде Эдда ухитрялась выглядеть вполне приличной женщиной. И она отрастила волосы, густые и черные — зачем?
— Он просто становится в позу, а так вполне приличный парень, — возразила она Грейс, проведя рукой по шелковому чулку, чтобы удостовериться, что шов не съехал в сторону. — У него всегда благие намерения, просто он никак не может отделаться от своих английских замашек. Нам кажется, что он ведет себя покровительственно, а ему это и в голову не приходит. Посмотри, что он придумал для Тафтс — ты ведь за нее рада? — а ведь это все благодаря ему.
— Да, да, я просто счастлива.
Эдда опустила на стол плетеную сумку.
— Ты прекрасно знаешь, что я не занимаюсь благотворительностью, поэтому возьми все это и не обижайся, сестричка. Здесь ветчина, девонширская колбаса, бараньи отбивные и соленая рыба. Не все же вам на паштете сидеть.
Грейс вспыхнула, но сдержалась.
— Спасибо, дорогая, очень мило с твоей стороны.
Пошарив в сумке, она вытащила мясо и положила его на лед.
— Подумать только, женщина — заместитель главврача!
— Ты тоже могла бы продвинуться, если бы не бросила больницу, — безжалостно заявила Эдда. — Пол здесь ни при чем, наша Тафтс отлично справится. Чарлз поможет ей получить степень бакалавра медицины и диплом бухгалтера, так что никакие силы небесные не смогут упрекнуть ее в отсутствии образования. И пусть только кто-нибудь пикнет насчет ее пола. Не рад будет, что на свет родился.
— Ты права, — засмеялась Грейс. — Но ты и сама была бы не прочь стать заместительницей, а, Эдда?
— Да, у Барга или Гайса. Я бы хотела сменить обстановку.
— Ты все время это говоришь. А когда поедешь?
— Когда буду к этому готова.
25 октября 1930 года жители Нового Южного Уэльса отправились к урнам, чтобы выбрать новое правительство. Они проголосовали за Джека Ланга, и в результате к власти пришли лейбористы, чей премьер-министр был убежден, что программа жесткой экономии, предложенная сэром Отто Нимейером, была в корне неверной. Джек Ланг намеревался увеличить государственные расходы и дать работу максимальному количеству людей. Неожиданно возобновилось строительство сиднейского моста и подземки. Ланг был категорически против выплаты процентов по государственным займам штата, пока австралийцы находились в столь бедственном положении, причем именно из-за этих долгов.
Даже постоянно взвинченная Грейс забывала о своих невзгодах, когда углублялась в газеты, которые ежедневно оставлял для нее Башир Мабуд, комментируя прочитанное ни на что не реагирующему Беру, когда он сидел на скамейке после своей ежедневной прогулки.
— Джек Ланг совершенно прав, — заявила она незадолго до Рождества, махнув газетой в сторону Бера. — Посмотри на Корунду! Почти у всех есть работа, а значит, депрессия коснулась нас значительно меньше, чем всех остальных. И все благодаря строительству новой больницы! Милый мой Бер, тебе не повезло, что ты работал в сфере, которая пострадала больше всего. А потом ты посчитал ниже своего достоинства брать пособие за работу, которую ты не в состоянии выполнять. А вот другие не стесняются это делать!
Он, как обычно, не ответил. Вряд ли он вообще слушал жену или сознавал, что она сидит рядом и, шелестя газетой, говорит, говорит, говорит…
Покончив с первыми двумя страницами «Корунда пост», ежедневной газеты с большими претензиями, Грейс стала читать третью, гораздо более занимательную.
— Ты только посмотри! В Корунде растет количество самоубийств! — беспечно сообщила она. — И почему люди вешаются? Это ведь ужасная смерть — висеть на веревке, постепенно задыхаясь, а так всегда бывает с теми, кто сам накладывает на себя руки. Здесь пишут, что когда вешают преступника, он падает в люк и веревка ломает ему шею, так что он почти не мучается. Нет, я никогда не повешусь и не сделаю ничего такого, за что меня могут приговорить к виселице…
Ее голос упал до шепота, но потом опять громко зазвенел:
— Женщины предпочитают травиться газом, а мужчины нет. Интересно, почему? У газа жуткий запах и от него опять-таки задыхаешься. Ядом травятся редко — наверное, потому что перед смертью людей выворачивает наизнанку, а убирать все это приходится их родным. Поэтому мужчины выбирают веревку, а женщины — газовую плиту.
Она со смешком поднялась.
— Интересно, хотя и жутко! Пора пить чай. У нас опять сосиски, но я сделаю карри для разнообразия. Эдда принесла мне пакет изюма.
Измельчив на кухне изюм, чтобы сделать карри чуть слаще — мальчики не любили слишком острую еду, — Грейс выварила из сосисок соль, потом порезала их кружочками и сбросила в кастрюлю. Смешав растопленное сало, муку и порошок карри, она разбавила все это водой, залила получившимся соусом сосиски и добавила в кастрюлю измельченный изюм. Теперь надо тушить на медленном огне… Готово! Брайану с Джоном наверняка понравится, а может быть, и Бер отведает немного, особенно если она поджарит хлеб, чтобы намазывать на него соус. Рис становится противным, когда прокиснет, а вот несвежий хлеб можно нарезать кусочками и обжарить с двух сторон, тогда он идет на ура. А прокисший рис годится только в пудинг.
— Ребята, чай готов! — крикнула она, открыв заднюю дверь.
Брайан и Джон явились сразу. Брайан тянул за руку братишку, и оба сияли от радости в предвкушении еды. Они вечно были голодными, и им нравилось все, что готовила мать. Даже рыбный паштет или сандвичи с белковой пастой, храни их Господь! Во всяком случае, до тех времен, когда на их стол вернется масло и крепкий мясной бульон.
— Бер! Иди пить чай! — позвала Грейс из окна зеленой веранды.
Ее муж сидел на садовой скамье, а его пиджак валялся рядом — весьма необычная небрежность, ведь Бер был очень аккуратен даже сейчас, когда у него помутилось в голове. Рукава его рубашки были засучены, руки лежали на коленях, и Грейс могла видеть только его локти — острые костлявые пирамидки, обтянутые сухой кожей.
— Бер! Чай на столе! — позвала она опять.
Но он не шевельнулся, и Грейс недовольно поджала губы. Новые фокусы. Неужели он не понимает, как это действует на мальчиков? Выйдя из дома через заднюю дверь, она подошла к мужу сбоку. Руки Бера бессильно лежали на коленях, где растекалось темно-красное пятно, захватывая брюки и рубашку и срываясь на землю частыми тяжелыми каплями. К пальцам словно приклеился перочинный нож, залитый загустевшей кровью. Лицо Бера было спокойно, глаза чуть прикрыты, а на губах застыла слабая улыбка.
Грейс не закричала. Подойдя поближе, она увидела на запястьях Бера несколько глубоких порезов. И все же он не сумел добраться до артерий, а перерезал себе лишь вены, из которых кровь сочилась медленно и неохотно, так что умер он не сразу, а расставался с жизнью все то время, пока она готовила карри.
Убедившись в непоправимом, Грейс повернулась и пошла к дому. Поставив перед детьми тарелки с сосисками, она позвонила в больницу:
— Соедините меня с доктором Бердамом и не смейте говорить, что его нет на месте.
— Да? — чуть раздраженно ответил он.
— Это Грейс. Пожалуйста, пришли машину «Скорой помощи» к моему дому. Бер перерезал себе вены.
— Он жив?
— Нет. Пусть кто-нибудь заберет Брайана и Джона.
— Ты продержишься, пока не подоспеет помощь?
