— Ты продержишься, пока не подоспеет помощь?
— Что за глупый вопрос. Если бы я не могла держаться, с тобой сейчас бы разговаривал кто-нибудь другой. Не суетись, Чарли. Если Лиам на месте, пришли его сюда. Он ведь коронер, а это самоубийство.
И Грейс повесила трубку.
На этот раз обитатели Трелони-уэй не прятались за занавесками. Они высыпали на улицу и стояли у своих домов, наблюдая, как к дому Ольсенов подъезжает машина «Скорой помощи». За ней следовал «паккард», в котором сидели Чарлз, Эдда и Тафтс; Лиам приехал на «скорой».
Тафтс занялась детьми и стала готовить их ко сну. Ну кто бы мог подумать, что Грейс станет такой разумной и предусмотрительной? Мальчики ни о чем не подозревали, их мать вела себя как обычно, а машины «Скорой помощи» и любопытных соседей они просто не видели: поплескавшись в ванне, они прямиком нырнули в постель.
Лиам Финакан и двое санитаров отнеслись к останкам Бера в высшей степени уважительно, а один из санитаров даже смыл кровь со скамейки и земли, чтобы Грейс не пришлось делать это самой. После этого «скорая» тихо удалилась, а соседи бросились к телефонам, чтобы разнести по всей Корунде собственные версии того, что случилось с бедным безобидным Бером Ольсеном.
После того как «скорая» уехала, а мальчики были отправлены спать, беспримерный стоицизм Грейс стал несколько угасать, и пальма первенства по части здравого смысла перешла к Чарлзу с Эддой. Самое страшное было позади.
— Хуже уже не будет, — сказала Грейс.
— Ты отлично держалась, — похвалила сестру Эдда, взяв ее за руки. — Я тобой горжусь.
— Просто я взяла себя в руки, — сказала Грейс. Лицо ее побелело, и на нем выразилось страдание. — Разве я могла допустить, чтобы мои дети увидели отца в таком состоянии? Теперь у них нет отца, но их по крайней мере не будут мучить ночные кошмары. Когда у тебя дети, все становится по-другому, Эдда. — Глаза Грейс наполнились слезами. — А я приготовила такой необычный полдник! Сосиски под соусом карри с твоим изюмом. Мальчики съели все до последнего кусочка, и я отдала им порцию Бера, которую они тоже смели. Значит, я их недокармливаю. Буду и дальше готовить на четверых и отдавать им порцию отца. Там, где он сейчас, еда не нужна, — невесело усмехнулась она.
— Что-нибудь предвещало такой конец? — спросил Чарли.
— Абсолютно ничего, хотя я и обсуждала с ним статью о самоубийствах в сегодняшней «Пост». Но он даже не слышал, что я говорю, честное слово! — воскликнула Грейс, хватая предложенный ей носовой платок. — Ты думаешь, Эдда, это я натолкнула его на такую мысль? Я же просто хотела его хоть чем-нибудь заинтересовать! Я каждый день читала ему газеты, ей-богу!
— Ты не должна винить себя, Грейс, — решительно произнес Чарлз.
Она с изумлением взглянула на него:
— А я и не виню себя, Чарли. С какой стати? Если я и подала ему идею, так ведь не нарочно. Это все равно что винить женщину за духи, если ее укусила пчела. Странные вы все-таки, помми! Везде видите какой-то скрытый смысл. Нет, во всем виноват сам Бер. Как же я его любила! Даже когда мне хотелось перерезать ему горло из-за его проклятой гордости, я все равно продолжала его любить. Господи, а что же я скажу детям? Папа должен мне помочь.
— Завтра, Грейс, не сегодня, — возразил Чарлз. — Твоя выдержка смягчит для них этот удар, а в школу они еще не ходят, так что дети не будут их дразнить.
— Нашел о чем думать! — воскликнула Эдда. — Ничего, Грейс, пусть поплачут по своему папочке. Это вполне естественно. И ты сама найдешь нужные слова.
— Но на что же я буду жить? Придется побираться.
Это доконало ее окончательно, и Грейс безутешно разрыдалась.
А Эдда мысленно удивлялась, как мало она знает о своей сестре, причудливо сочетавшей трезвый прагматизм с полным отсутствием предусмотрительности! Пока она жила, оторвавшись от реальности, ее сестра накапливала жизненный опыт. Когда жизнь была легка и беззаботна, это была эгоистичная пустоголовая курица, а когда времена изменились, она вдруг превратилась в героиню, ни в чем не уступавшую другим женщинам. Эти две Грейс существовали пообок, переругиваясь друг с другом, как узники в одной камере, но в конце концов новая сильная Грейс одержала верх.
Открыв черную сумку, Чарлз вынул шприц и ампулу и вонзил иглу в руку Грейс, прежде чем она успела запротестовать.
— Сейчас тебе надо поспать, и я этому, как мог, поспособствовал. Эдда, уложи ее в кровать.
— Весьма разумно, Чарли, — сказала Эдда, возвратившись из спальни. — Тафтс читает мальчикам книжку и просила начинать без нее.
— Нам надо решить, что делать с Грейс, — вздохнул Чарлз, поморщившись, как от боли. — Я сам расскажу обо всем Китти — она будет потрясена. И сообщу вашему отцу.
— Китти ты можешь рассказать, а вот с отцом поговорю я, — заявила Эдда, недовольно вздернув губу. — И возьми с собой Тафтс, Китти понадобится ее поддержка.
Разозленный Чарлз набросился на Эдду:
— Черт бы вас побрал, сестрички вездесущие! Китти обойдется без вас! Она моя жена и вполне взрослая женщина, не нужны ей никакие сестры!
Хлопнула задняя дверь, и в комнату вошел Джек Терлоу.
— Это правда? Весь город гудит.
Вторжение Джека предотвратило битву гигантов.
«Самовлюбленный маленький диктатор!» — думала Эдда, заваривая чай, пока Чарлз рассказывал Джеку, что произошло, не забывая подчеркивать собственную значимость.
Но Джек не обладал терпением Эдды и не собирался оставаться на вторых ролях. Он ударил кулаком по столу:
— Грейс не твоя забота, Чарли. Я позабочусь о ней и мальчиках. Пусть пакует вещи и переезжает в Корунду-бар. Я собираюсь на ней жениться, но совсем не для того, чтобы заткнуть рты местным квочкам, которые блюдут у нас мораль. Просто ей нужен муж, иначе она не справится со своими ребятами. Моя глупая мамаша сваляла дурака, когда умер отец, и чуть не загубила своих детей. Пастором тогда был форменный мракобес, не чета Тому Латимеру. Он заморочил голову моей матери, запугал ее и заставил жить по чужим правилам. Главное, что люди скажут. С какой стати одинокая женщина с детьми должна слушать всяких досужих кумушек? Грейс переезжает ко мне, понятно? Я не допущу, чтобы она нуждалась! И я дам ее сыновьям образование, слово Терлоу! Том Бердам хотел для дочери совсем другого жениха, но мой отец был прекрасным мужем и отцом. Я заколочу этот дом досками до лучших времен, а потом Грейс продаст его, чтобы иметь собственные деньги.
Джек всхлипнул и замолчал, удивленный собственным красноречием. Он взглянул на Чарлза, потом перевел взгляд на Эдду и сгорбился, словно на плечи ему навалилась огромная тяжесть.
Чарлз был так поражен, что потерял дар речи.
В голове у Эдды завертелся вихрь мыслей. «И это говорит Джек Терлоу, ради которого я столько лет торчу здесь? Если бы на месте Грейс оказалась я, он бы бросился мне на помощь, как сэр Галаад за чашей Грааля? Джек не любит ни меня, ни Грейс, он предан долгу, словно сам Господь призывает его на святое служение. Он всегда пытался взять на себя обязанности Бера, а сейчас бросается на Грейс, как безумный на отражение луны в пруду».
— Мой дорогой друг! — начал Чарлз в лучших традициях помми. — Есть ли в этом необходимость? Уверяю тебя, я буду счастлив поддержать Грейс и ее детей. Это мой долг, а не твой.
— Мы с Бером были приятелями, — резко возразил Джек. — Тебе мало, что ты печешься обо всей Корунде? У меня хватит места и времени для Грейс.
Когда в кухню вошла Тафтс, Чарлз Бердам что-то горячо и бессвязно говорил, а Эдда возилась с чаем с таким отрешенным видом, словно находилась на другом континенте.
— Присядь, Эдда, я сама заварю чай, — сказала Тафтс.
— Джек говорит, что хочет забрать Грейс с мальчиками на свою ферму.
— Интересно. Сиди, Эдда, сиди! Чарли, ты прихватишь меня с собой, и мы вместе расскажем все Китти, — продолжала Тафтс. — А отцу сообщишь ты, Эдда? Отлично! И закрой рот, Чарли, ты наглотаешься мух, а они разносят инфекцию.
Это было не единственное самоубийство в Корунде. Дела не становились лучше, депрессия распространилась на всю Австралию, и Корунда не стала исключением. К растущей безработице прибавилось повсеместное сокращение зарплат. От режима жесткой экономии не пострадали только банкиры и председатели совета директоров, что было общемировой практикой — власти старались защитить своих жирных котов.
Благополучие Корунды продержалось дольше, чем у других, но в конце концов и оно стало стремительно распадаться, несмотря на строительство новой больницы. Масштабы жесткой экономии становились все более очевидными по мере того, как в газетах и журналах появлялось все больше статей, посвященных оздоровлению экономики. Депрессия продолжала перемалывать экономику, и темы, которые до 29 октября 1929 года были весьма далеки от рабочего человека, теперь широко обсуждались в пабах и бесплатных столовых.
