точно не установлено, но в скором времени губные все необходимые доказательства соберут.
Тут я, конечно, скорее, выдавал желаемое за действительность, но мне было проще, потому как сам я именно так и считал.
— Как я понимаю, продавец рукописи пожелает скрыть столь неприятные подробности, а потому крайне невнятно изложит покупателю обстоятельства, при которых он стал её владельцем, — пояснил я.
— Что и позволит покупателю изрядно сбросить цену, — отметил князь. А вот тут он прав… — Впрочем, если ценность рукописи будет в самом деле очень высокой, купит её с такой историей только тот собиратель, который рассматривает своё собрание древностей прежде всего как вложение денег в предметы, что со временем будут лишь дорожать, — резонно заметил Владимир Михайлович.
Медленно склонив голову, я показал полное согласие с выводами князя. А как не показать, если почти наверняка так оно и есть?
— В Москве я вам назову только одного такого собирателя, — без долгих раздумий сказал князь. — Купец первой тысячи, заводчик Родион Максимович Долгогривов. Он уже давно прекратил сношения с иными собирателями, в общество платит взносы для того лишь, чтобы получать издаваемые обществом ведомости, собрание своё никому не показывает.
— Что же, Владимир Михайлович, я искренне признателен вам за помощь, — со всем почтением поблагодарил я князя.
— В качестве ответной услуги попрошу вас, Алексей Филиппович, оставить мне на седмицу-другую вот эту рукопись, — князь показал на бумагу, обозначенную им как достойную введения в научный оборот. — Надеюсь, вы покажете мне и ту самую рукопись, о коей вы говорили, когда она будет найдена.
— Всенепременнейше, — с поклоном заверил я князя и на том мы простились. Владимир Михайлович оказал мне честь, проводив до дверей кабинета, и ещё через пару минут я покинул княжеский дворец.
Дворец князя Белозёрского стоял на Поварской улице, до Знаменской губной управы почти что рукой подать, и потому я с удовольствием прошёлся пешком, помахивая тростью, но не опираясь на неё. Крамниц за слова князя Белозёрского об общей описи епархиального архива ожидаемо ухватился, но посетовал, что послать в Ярославль ему сейчас некого и обещал сегодня же запросить список с описи срочной депешей. Ещё Иван Адамович порадовал меня, сказав, что уже на днях закончится опрос московских извозчиков, и мы наконец-то узнаем, куда на самом деле отправился из дома Данилевич. Что ж, дело явственным образом продвигалось, пусть и очень медленно, зато верно, и за неимением иных для себя занятий в губной управе я отправился домой.
— У Варвары Дмитриевны посетительница, — доложил Смолин, поприветствовав меня. — Удалились в покои Варвары Дмитриевны и просили не беспокоить, пока сами не выйдут.
Ну да, если в покои, то уж точно не беспокоить, логично… Предположения, чем супруга с посетительницей могли там заниматься, у меня имелись, вот и посмотрим, угадал я или как. И попрошу отставить глумливое хихиканье и непристойные догадки! Как я понимал, Варварушка решила приучить кого-то из своих подруг к гимнастическим упражнениям, каковые они обе сейчас и выполняли. С чего я это взял? Да просто у Варварушки уже, наверное, с седмицу как появилось желание завести себе напарницу, а то одной скучно, а со мной упражнения очень уж быстро становятся, хм, несколько другими…
Я же, когда в родительский дом ходил, что Пахому заказал? Пару гимнастических обручей. Да, деревянных, но, уж простите, алюминия и пластика у нас тут нет. Впрочем, обручи получились довольно лёгкими, потому что использовал Пахом липу. Каких трудов стоило Пахому выстругать длинные тонкие прутья, а потом загнуть их в идеально ровные круги и намертво склеить концы, я его и спрашивать не стал, всё равно не пойму или не поверю.
Понятно, первые попытки Вареньки крутить обруч оказались неудачными, но приноровилась к новой забаве моя супруга с похвальной быстротой, а потом вошла во вкус и уже на третий день стала устраивать мне такие зажигательные представления, что стоило большого труда прямо сразу на неё не наброситься.
Зашёл Смолин доложить, что Варвара Дмитриевна с гостьей ожидают в гостиной. Что ж, пойду посмотрю, кого там супружница решила приобщить к здоровому образу жизни…
— Алёша, позволь представить тебе боярыню Лобневу, Анастасию Никитичну, — ожидала меня Варя в обществе молодой женщины чуть постарше, весьма симпатичной, но с уже заметными признаками излишней полноты. — Анастасия, мой супруг боярин Левской, Алексей Филиппович, — представила Варя меня.
Я в самых учтивых оборотах выразил радость от столь приятного знакомства и предложил дамам подкрепить силы чаем и шоколадом, на что дамы, как я и предполагал, с радостью согласились. Я соответствующим образом распорядился, мы устроились в креслах и в ожидании вкусностей предались необязательной беседе, каковую и продолжили за непродолжительным чаепитием, после чего боярыня Лобнева отбыла восвояси.
— И как успехи Анастасии Никитичны? — поинтересовался я, когда мы с Варей остались вдвоём.
— Для первого раза очень неплохо, — ответила Варя. — Она, кстати, справлялась, где можно приобрести такой обруч.
— Нигде, — честно признался я, но, увидев разочарование на лице Вареньки, добавил: — Или у меня. То есть у тебя. Я закажу Пахому несколько штук, а ты будешь пристраивать их своим подругам.
— Спасибо, Алёша! — что-то мне подсказывало, что выражение настоящей благодарности Варя отложила на после ужина. — А то ещё Софьюшка Линёва и Машенька Симонова интересовались гимнастикой для хорошей фигуры…
— Похвасталась? — с улыбкой спросил я.
— Так есть же чем! — пылко отозвалась Варенька. — Да ты же и сам видел, — с хитрецой в голосочке добавила она.
Ну да, и видел, и на ощупь пробовал…
— Значит, у тебя три подруги заинтересовались? А из скольких? — в моей голове начал вызревать коварный замысел.
Варя призадумалась, явно подсчитывая в уме.
— Из восьми. И ещё двум я пока не говорила, — наконец выдала она.
Хм, три из десятка — уже почти треть, а из восьми — так почти две пятых. А неплохая выборка… Тут я начал прикидывать перспективы и постепенно углубился в такие дебри, что едва там не заблудился.
— Алёша? — вернул меня к действительности голос супруги. — Ты о чём задумался?
— Да вот, Варежка, думаю, как у тебя дальше дальше пойдёт с распространением гимнастики, — я напустил на себя озабоченный вид, что далось мне без труда — и так было
